Кира в стране дирижаблей

– Где «Хозяин неба»?

– Не вижу такого! – отозвался Ефимов.

– Он не видит «Хозяин неба», Ваше Благородие, – подвел итог Однабоков.

Вдруг нижняя палуба содрогнулась от взрыва. Бомбы, закрепленные над головой, угрожающе зашатались.

– Что за…?! – взревел Смертин. – Он был нас на хвосте!

– Теперь вижууу! Вижу его!!!

Тут же по обшивке прошлась пулеметная очередь. Завязался бой, орудия «Громобоя» открыли ответный огонь.

Вражеские истребители нашли «Громбой» в чаще облаков по спущенной смотровой корзине. Она послужила ориентиром и выдала местоположение цеппелина. Как стервятники, самолеты облепили корпус, и теперь обстреливали палубы и обшивку. Застрекотал наш пулемет.

– Я не отдам наш корабль на растерзание этой своре самолетов! Запросите поддержку седьмой эскадрильи! Сбросить противовесы, слить балласт! Моторы на полную мощность, подать охлаждающую жидкость! Нам нужно набрать высоту, на которой нас не достанут! – Смертин раздавал приказания под гул вьющихся вокруг истребителей.

– Однабоков! – Капитан вновь заговорил в рацию. – Скроемся в облаках! Нет времени поднимать наблюдателя! Режьте трос!

Только спустя мгновение Однабоков понял, чего от него хотят. Трос все это время предательски медленно полз вверх. Зазвенели и полетели вниз отцепленные балласты.

– Они вокруг меня! Они повсюду! – обезумев от страха, кричал Ефимов. – Скорей! Поднимайте меня! Прошу!

Вражеский самолет пролетел в нескольких метрах от смотровой корзины, на дно которой забился Ефимов.

– Долго еще? – мрачно спросил Однабоков, глядя в отверстие в днище, из которого задувал ветер.

– Минута, – отозвался Арцеулов, не отрывая глаз от приборов.

Очередной взрыв снаряда где-то совсем рядом с дирижаблем сотряс палубу так, что Арцеулов сам чуть не свалился в люк. Трос заскрежетал и остановился.

– Режьте!!! – командовал Смертин из рации.

– Что? – не понял Однабоков.

– Заклинило трос!! – на лбу Арцеулова проступал пот.

Они с Однобоковым видели в отверстии, в десяти метрах под собой жалобно задранное кверху лицо Ефимова. Солдат покачивался в корзине, вцепившись в бортики.

– Что же вы остановились?! – не дождавшись ответа, он пополз вверх, вцепившись руками в железный трос.

На связь снова вышел Смертин.

– Твою мать! Однобоков! Ты нас всех погубишь! Это жизнь одного солдата! Его учили умирать! Режьте трос! Корзина создает сопротивление ветру, мы не можем набрать высоту!

Будто в подтверждение его слов палуба просела, Однабокову даже показалось, что они падают. Несколько пуль пробили железо, аэронавты рефлекторно присели, прикрыв голову.

– Но ведь… – Однабоков заговорил в рацию. – Там человек…!

– Режьте! Они используют заградительный огонь и ведут нас по коридору прямо под торпедный залп «Хозяина неба». Мы должны успеть войти в гущу облаков! Живо режьте трос! Или мы все умрем! Режьте же!

Еще семь метров…

– Не могу… – Однабоков тупо глядел на болторез, который ему протягивал Арцеулов.

– Идиот! Это неповиновение! Трибунал! Чтобы я еще хоть раз поднялся в небо с таким идиотом!

Крики Ефимова уже было слышно без рации, вцепившись в трос ободранными, и потому кровоточащими ладонями, он полз наверх, оставляя на канате красный след. Но намокшие руки предательски соскальзывали вниз. Ефимов тянул за собой весь экипаж своей корзиной. Пять метров…

– Режьте! РЕЖЬТЕ!!!

– Я… – Однабоков тупо смотрел на раскачивающегося на ветру Ефимова.

Три метра…

Вдруг на палубу с грохотом приземлились тяжелые сапоги, спустившегося с капитанского мостика Смертина. Весь красный капитан яростно ткнул пальцем в болторез.

– Дай сюда эту штуку!

Арцеулов не посмел возражать. Но тут уже за край люка зацепились красные пальцы. Показалась вторая рука… голова… Ефимов ввалился на палубу. Из него вытекали капли пота и слез.

Смертин, разведя широко локти, одним резким движением перерезал толстый трос. Пустая корзина канула в пустоту. Капитан отбросил болторез в руки перепуганного Арцеулова.

Сейчас разбираться с этой тройкой не было времени. Смертин бросил презрительно-суровый взгляд на Ефимова, а затем на Однобокова и уже собирался вернуться на капитанский мостик, как вдруг остановился, слушая, что-то в наушниках.

– Мы должны сбросить бомбы, – Смертин обернулся к Однабокову. – Хотя бы несколько. Из-за вашего промедления нам повредили фюзеляж. Мы не можем набрать высоту. Мощности уже не хватает. Придется выкидывать все лишнее. Сбросить бомбы. Сейчас.

– Ваше Благородие, там внизу деревни. Наши деревни. Русссские.

– Неужели?! – почти провизжал Смертин. – Это твоя вина! – он ткнул пальцем в пухлый живот Однабокова. – Я тебе говорил! Нужно было всего лишь пожертвовать жизнью одного солдата! Неужели ты хочешь пройти всю войну так никого и не убив?

Рот на красном лице капитана плевался, когда Смертин, обильно жестикулируя, напирал на писателя.

– И что же теперь ты предлагаешь? Кстати, сколько в тебе килограммов, толстяк? Может, раз такой умный, прыгнешь вместо бомбы? В тебе же не меньше центнера, не так ли? Вон какой живот отрастил!

Однабоков смотрел, как над головой угрожающе колышутся гроздья бомб – огромные железные виноградины, налитые смертоносным соком. Писателю вдруг стало все равно на них, на голоса вокруг, на кричащего Смертина, на громыхающие снаряды – он видел небо.

В разбитом иллюминаторе по левую руку от Смертина он видел его – бескрайнее великое небо, не упирающиеся в землю, но обволакивающее ее. Под ним не было ничего кроме этого неба, высокого, грязного, но все-таки высокого, с тихо ползущими вкруг облаками. «Как тихо и торжественно, и прекрасно, совсем не так, как жил я, как жили все мы, и только для того, чтобы оказаться здесь, – думал Однобоков, глядя в пустоту. – Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! Все бессмысленно, все глупо, все пошло, кроме этого, бескрайнего неба. И ничего не существует, кроме него, да и оно на самом деле тоже обман… и есть только покой… покой… и тишина. И слава богу…!»

Однабоков застегнул шинель на все пуговицы, отдал честь Арцеулову и сделал шаг в пустоту. Его тело, прежде чем потеряться в облаках несколько раз перевернулось в воздухе.

44

Журналист Дмитрий Крысилев занял место на бомбардировщике в хвостовом отсеке возле отверстия, где должен был располагаться пулемет. Пулемета там не было, но крепилось не менее грозное оружие – съемочная камера. Ассистент менял катушку с пленкой – своеобразную обойму.

Крысилев снимал военную хронику для своей передачи. Его самолет Б-28 летел вместе с седьмой эскадрильей императорского летного корпуса на подмогу «Громобою», но, когда они вышли из облака, увидели грузное тело дирижабля, медленно сползающее вниз. Объятый огнем, распираемый тысячью взрывов торпед, которые уже добрались до склада боеприпасов, что породило новую волну пламени, затмившую солнце, бездвижимый и неживой «Громобой» исторгал из себя последних аэронавтов, которые спасаясь от огня летели навстречу гибели от другой стихии. У большинства не было парашютов. И люди летели просто кубарем, сыпались, как песок.

Камера заработала, стараясь запечатлеть кадр за кадром, ужасные сцены людской смерти.