По ту сторону поля с высокой травой

Лиска убрала листок и перебралась на кровать. Хотелось с кем-нибудь поговорить, но рядом была только Вика. Лиска привычно гладила ее по волосам медленно погружаясь в дрему.

***

В помещении царил жуткий беспорядок. Одеяло валялось на полу, рядом со старой железной кроватью. Дырявый матрас выпячивал наружу остатки сгнившей соломы. Пыльные тряпки и доски валялись возле стен. Старый трехколесный велосипед без колес опрокинулся на бок. Пол устилали содранные обрывки от пожелтевших газет.

В воздухе висел густой дым. Дверь почернела и едва держалась под натиском пламени.

ОНА в ужасе стояла у маленького окошка и стучала ладонями. Стекло треснуло и частично вывалилось наружу. Острые края порезали руку – на пол закапали красные капельки. Боль отступила под натиском ужаса. Холодный, словно змей, он проник ядовитым дыханием в каждую клеточку, выдавил весь воздух из легких. Что-то затрещало и огонь заглянул внутрь. Поприветствовал старые тряпки, зашуршал газетой.

– Помогите!

ОНА крикнула и тут же закашлялась. Дым окутал все. Он валил из щелей дома, просачивался через дыры в крыше, вырывался из разбитого стекла. ЕЙ пришлось упасть на колени, чтобы вдохнуть остатки воздуха возле грязного пола. ОНА качалась из стороны в сторону, разинув рот, словно выброшенная на берег рыба. Из горла вместе с кашлем вырывались хрипы. Голова кружилась, перед глазами прыгали черные мушки.

Еще немного, и ОНА без сил растянулась на полу. Сознание заволакивала приятная темнота. ОНА сделала последний жуткий вдох и вцепилась в горло, забившись на полу в безумной пляске. Дернулась и застыла.

Та другая осталась сидеть на кровати с жалостью и презрением глядя на мертвую. ОНА все поняла и могла помешать. Другого выбора не осталось. Никто бы не понял, и никто бы не оставил ту другую в живых после всего. ОНА хотела отказаться от свободы, чтобы заточить ту другую навсегда. Но, та другая больше всего на свете хотела жить. Жить так, как хотела только она одна. И теперь та другая могла не спрашивать разрешения. Теперь, когда ОНА заперла ЕГО, та другая решилась на последнюю хитрость. ОНА останется тут навсегда. ОНА будет страдать, но в конце концов послушает ту другую. И та другая станет наконец счастлива. Пусть даже все придется начинать заново тысячу раз.

Та другая прошла мимо сквозь дым и скрылась за горящей дверью. А огонь медленно подкрадывался и нехотя, словно собака еще не распробовавшая кость, принялся облизывать мертвую.

***

Лиска проснулась от своего крика. Она тяжело дышала, пытаясь проглотить как можно больше воздуха. Сон казался таким реалистичным, что запах дыма до сих пор свербел в горле. Ночная прохлада успокаивала. Лиска восстановила дыхание и вытерла бисеринки пота, выступившие на висках. Кошмар медленно забывался. Лиска уже не помнила лица мертвой. Какая-то часть сознания заставила схватить карандаш и написать на листке бумаги: огонь, окно, дверь. Через минуту осталась только смутная тревога, свернувшаяся где-то внизу живота. Был ли кошмар знаком Лиска не знала, но инстинктивно чувствовала, что сон мог быть как-то связан с запахом гари.

– Шр-шр-шрш, – раздалось знакомое шуршание.

В соседней комнате скрипнул пол. Лиска замерла, вцепившись в Вику. Скрип повторился. За ним прилетел шепот. Вдруг, что-то ударилось о стекло. Лиска вскрикнула и повернула голову. На стекле расплывался комочек грязи. Она на цыпочках опустилась на пол и посмотрела на улицу. Внизу скакала тень. Она замахнулась и бросила еще один комочек.

– Мяу! Мяу-у-у!

Невидимая кошка издавала утробный тяжелый вой под кроватью. Шипела и выла, скреблась когтями.

Кровать задергалась. Лиска вылетела за дверь в коридор. Она хотела спуститься, но люк из тонкого дерева, закрывавший ход вниз, был опущен. Лиска дергала ручку, пыхтела, отталкивалась ногами, но все зря. Крышку заклинило.

Дверь в соседнюю комнату с грохотом распахнулась. Лиска от неожиданности грохнулась на пол.

– Шр-шр-шрш, – звучало из комнаты. Что-то с силой забилось с внутренней стороны люка. Словно какое-то обезумевшее животное рвалось с той стороны.

Лиска вскочила и попыталась открыть дверь в свою комнату, но тут же отдернула руку. Ручка оказалась очень горячей. Грохот по крышке усилился. Как бы Лиска не желала остаться в коридоре ей пришлось бежать в соседнюю комнату. В один миг все стихло. Лиска осмотрелась. Через стены не проступали ладошки, окна не открывались, и никто не скрипел половицами. Гарь вперемешку с сыростью все также висела в воздухе, луна светила через стекло и спинки кроватей вырисовывали на стене мрачные решетки.

Лиска сделала пару шагов к окну и разглядела оседающую пыль. В лунном свете опускалась целая дорожка, как если бы кто-то встряхнул старые занавески. Пыль не оседала равномерно, она словно проходила через невидимую преграду, зависая в воздухе. Через минуту явственно различался человеческий силуэт. Хоте нет, скорее это была тень, по недоразумению оставшаяся на месте, когда хозяин давно ушел.

– Как она держится? – спросил внутренний голос.

Лиске было все равно, но она почему-то не могла сдвинуться с места. Тень очаровывала, как очаровывает мягкий крупный снег медленно падающий на город. Это было… волшебно. Страх ушел и Лиска протянула руку.

Слишком поздно она поняла, что совершила ошибку. Огонек тоже привлекает мотылька, но волшебство момента пропадает, когда крылышки и тельце последний раз вспыхивают, обращаясь в пепел.

Едва Лиска коснулась пыли, как раздался целый сонм звуков. Тут был и смех, и шепот и протяжный вой и много чего еще. Дверь с грохотом закрылась. Пыль закружилась в круговороте и ринулась на жертву. Лиска закашлялась и замахала руками, словно отгоняла мошкару. Пыль забивалась в уши, нос, пролезала в рот. Стремилась проникнуть все глубже, поглотить, сожрать. Лиска упала на пол. От привкуса горелого дерева тошнило. Смех звучал все громче. Лиска хотела кричать, но не могла. Она закрыла голову руками, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Лицо, облепленное пылью горело. Во рту пересохло, язык превратился в высушенный лист.

Лиска забилась на полу, дернулась и застыла.

Пыль рассеялась и опустилась рядом.

Дверь медленно и со скрипом приоткрылась.

***

Черные волны, величиной со скалу грозились поглотить одинокую фигурку. Она бежала, закрывая голову руками. Дикий гул, рев океана не просто оглушал. Он сводил с ума. Как сводит с ума огромная невозможная сила. Настолько великая, что познать ее невозможно. Фигурка не думала о значении бездны, о ее конце или начале. Она бежала вперед на зов запертой впереди тайны. Он звал ее. Молил о свободе. Обвинял в подлости. Она заперла его. Она боялась его. Она нуждалась в нем. А теперь он нуждался в ней. Только она могла его освободить.

Чем дольше она бежала, тем дальше казалась ее цель. Позади на дорожку уже обрушились черные воды. Фигурка задыхалась. Ноги заплетались, грозясь подломиться. Она сделала еще одно усилие и прыгнула в черную лодчонку. Воды сомкнулись за ней, швырнув суденышко на волю ветру и черному вязкому дождю.

***

– Ты хорошо себя чувствуешь? – в пятый раз за последний час поинтересовалась мама.

– Да, – пробубнила Лиска, ковыряясь ложкой в остывшей каше.

Лиска очнулась в своей кровати вся мокрая от пота. Мышцы болели, словно Лиска бежала без остановки несколько километров. Язык пересох, а голова раскалывалась. Сейчас стало лучше, хотя с лица еще не сошла бледность, а ладони никак не хотели согреваться.

Лиска помнила, как ее поглотила пыль, но что было потом? Ее не покидало ощущение вновь ускользнувшей разгадки.

Лиску заставили померять температуру. Градусник показал тридцать шесть и один. После чая слабость проходила слишком медленно, чтобы успокоить маму.

– Я должна остаться.

– Ты серьезно? – Игорь даже отложил газету.

– Думаю, это что-то серьезное.

– Прикидывается.

Лиска мысленно вздохнула. Она и не ожидала другой реакции. Ну как же, она ведь взрослая и сильная. А такие не болеют.

– Я так не могу.

– Подумай головой. Работа подвернулась хорошая, стоит ли ей так рисковать? Нам нужны деньги. Посмотри на Лиску, разве она так похожа на тяжело больную?

Он сказал спокойно, даже безразлично, но Лиска хорошо знала, что папа сердится на нее. Он очень не любил, когда срывались планы, а работа была для него самым важным в жизни планом. Это Лиска уяснила в раннем детстве, когда полезла обниматься, а отец грубо выставил ее вон из комнаты сказав, что у него важный отчет. После этого Лиске целый год снился злобный отчет в виде папки с зубами, которая гонится за ней и норовит вцепиться в волосы.

– Все хорошо, мама. Можно, я сегодня не буду заниматься?

– Говорю же, прикидывается.

– Хорошо, но обязательно меряй температуру и если поднимется выпей таблетки. Я оставлю тебе на столе.

Лиска безропотно кивнула. Завтрак закончился, родители собрались и уехали. Отец даже не обернулся, а мама только виновато улыбнулась и помахала рукой. Лиска тоже помахала и вернулась в дом.

– Вот так всегда, – резюмировал внутренний голос. Он не язвил и не ругал. Если бы мог, то, наверное, грустно покачал головой.