Медведь Нанди

Вторым рисункам предстала семья мальчика. Лунджил и Ифе расположились в центре, и Тайо бегал между ними за бабочкой. Абрафо оказался в углу на охоте, о чём свидетельствовали деревья и копьё. Что неожиданно – нашлось на бумаге место и ещё одному мужчине, но тот как-то совсем оторвано от остальных сидел, скрестив ноги, в хижине и медитировал на фоне большой схематичной лапы.

– Это замечательные рисунки!

– Правда?

– Только больше не бери мой блокнот, договорились, дружище? Я выделю тебе пару листков и… – недолго думая, Бернард разломил карандаш надвое и протянул мальчику половину. – Он твой, можешь рисовать в любое время.

– Убунту, – склонился с благодарностью паренёк, и Бернард воспринял его слова за местное «спасибо».

Приготовленный павлин напоминал курицу или индейку под приправами, и оказался настолько вкусным, что остались от него по итогу одни только кости. Тайо, довольный, загорал и рисовал, а мистер Хаксли, определив местоположение хижины вождя, двинулся за новым знакомством.

Дом находился на отшибе. Стены сооружения украшали народные узоры, а соломенную крышу покрыли яркими красками. Ткацкие узоры и резьба дополняли декор. Глины на здании было заметно больше, и стоял дом будто бы крепче, за долгие годы поросший мхом и лианами. Основу его укрепили булыжниками, а тропу засыпали белым песком.

На стук не реагировали, да и подобных действий здесь никто не совершал – двери у племени отсутствовали. Ожидаемое молчание спровоцировало мистера Хаксли без разрешения шагнуть в помещение и оказаться в большой уютной комнате с догорающим в углу костром. Толстые ковры и мягкие подушки украшала вышивка. Шкуры зверей, натянутые под потолком, образовывали тени и лабиринты. Резные стулья и стол с вкраплениями слоновой кости выглядели дорогим антиквариатом, но не в них заключалось величие обстановки, а в стоявшем по центру деревянном троне со вставками перьев попугаев.

На троне и восседал вождь племени Зикимо – мужчина не старше тридцати, в мантии из коричневого меха. В его ушах блестели серьги из золота и драгоценных камней, а лицо украшала защищавшая от злых духов каменная маска. Её мужчина снял при появлении гостя практически сразу и взглянул на мистера Хаксли глубокими, как ночное небо, исполненными теплоты и уверенности серыми глазами. Прямой горделивый нос вынюхивал запахи чужака, и пухлые губы первыми начали разговор.

– Зачем вы пришли в наши джунгли, мистер Хаксли?

Антрополог задумался. Какие слова следовало подобрать, какое обращение к вожаку выбрать? Стоило ли кланяться, были ли уже нарушены Бернардом обычаи, и главное – как достоверно передать ложь и скрыть жажду перед сокровищами?

– Мы с командой хотели изучить местность, – решил ответить белый человек прямо и кратко.

– Чтобы найти золото?

– Откуда вы знаете… – сердце кольнуло, и руки у британца затряслись. Зелёные глаза забегали по хижине и наткнулись на магнитометр.

– Изучили ваш блокнот, мистер Хаксли. Несколько лет назад чужаки пытались вбить нашим детям ваш язык. Не ругайтесь на Тайо – он действовал по моему указу.

– Ах, вот это чьих рук дело… Да, это правда. Мы хотели найти золото.

– Вы не первые приходите за золотом, мистер Хаксли. И вы точно не хуже людей с оружием. Но я вас огорчу – здесь золота толком нет. Всё наше богатство – это мы, и наша связь с предками.

– Легко вам говорить, живя в самой удобной хижине с золотыми серьгами в ушах.

– Высокий стул не делает королём. И даже большая хижина – не моя прихоть. Я бы и дальше жил с Лунджил, Абрафо, Ифе и моим сыном Тайо, но есть обычаи и традиции, которых следует придерживаться вожаку.

– Так Тайо – ваш сын? – ужаснулся Бернард, до последнего считавший юношу случайным любопытным туземцем. – Но почему он живёт отдельно, не с вами?

– Чтобы вырастить ребёнка, нужна вся деревня. Он привязался и к вам, и вы уже внесли вклад в его взросление, мистер Хаксли. Вы его идол – и я это одобряю. Я не вижу в вас какого-то предателя или плохого человека. Но я вижу, что вы потерялись.

Это было и так очевидно. Бернард Хаксли действительно потерялся – вдали от цивилизации, посреди джунглей, он утратил понимание сторон света и времени. Но вождь намекал на нечто более глубокое – потерю самого себя. И с этим мужчина никак не хотел соглашаться.

– Разве потерялся? Я только ищу сокровища, чтобы жить счастливо. Это моя цель.

– Богатство, если им пользоваться, закончится; знания, если ими пользоваться, увеличатся. Не деньги делают вас счастливее, и даже записи никогда не стояли у вас на первом месте.

– Вы намекаете на статью?

– Я не знаю – что вы пытались написать, но нас изучали из интереса. Поэтому у вас и не получается, мистер Хаксли. Вам не нужны сокровища или слава. Вы даже не попытались вернуться в лагерь, когда проснулись. И вы точно хотели бы жить свободно – как мы.

– Ну это уж мне решать – чего бы я хотел, извините за грубость.

– Вы одиноки. Но в одиночку браслет не звучит. Что осталось бы от наших ритуалов, проводи мы их по одиночке? Прекратите поиски и ложитесь спать сегодня со спокойной душой.

– А если нет? – мужчина скрестил руки на груди – в безопасной позе он снова почувствовал себя спокойствие.

– Знаете, Мистер Хаксли… – Зикимо снял с ушей золотые серьги и, встав с трона и взяв собеседника за руку, вложил их Бернарду в ладонь. – Они ничего не стоят здесь. Завтра вы примете участие в празднике – я разрешаю. И если даже после праздника всё, на что будут обращены ваши мысли – сокровища, вы можете вернуться домой с этими серьгами и любым другим найденным в племени золотом. Но если останетесь – обретёте дом, из которого никто вас не прогонит за долги. Мы договорились?

– Я согласен, – недолго думая, кивнул мистер Хаксли и всё-таки поклонился. – А могу я забрать эту коробку… Которая для вас, видимо, служит подставкой?

– О, она ведь ваша – забирайте. Буду рад видеть вас завтра.

Уже выходя, антрополог заметил на одной из стен огромные царапины – как если бы большое хищное животное оставило их, каким-то образом проникнув в помещение. Отсутствие дверей и прежде смущало Бернарда по ночам, но теперь мурашки забегали по спине с новой силой. Он отлично помнил случившийся в лагере ужас и не желал столкнуться с разрухой и здесь – второй раз ему выжить не повезёт.

До вечера мужчина проводил время в безделье, думах и записях. Он всё крутил в руках серьги и метался между желанием побродить по деревне с магнитометром или отыскать Ифе и развеяться разговорами. Последнее делать самостоятельно даже не пришлось – перед закатом она сама заявилась к порогу с корзиной фруктов. Инжир, манго, эшта[8 - Эшта – «кремовое яблоко», фрукт семейства анноновых, широко распространенный в субтропических и тропических регионах.], груши и персики заполнили комнату сладким ароматом.

– Подарок от семьи, – призналась туземка, но очевидно, что основным инициатором презента была она сама.

– Постой, может быть поужинаешь со мной?

– Дома меня ждёт нормальный ужин – с мясом и овощами, – верно подметила девушка отсутствие в доме мистера Хаксли хоть чего-нибудь добытого на охоте.

– Я не охотился. Вообще не представляю – как это делать в одиночку, а Майну так больше и не видел. Может быть, ты принесёшь мне ещё что-нибудь?

– Я ещё не жена тебе, чтобы что-то приносить… – многозначительно ответила та, взмахнув волосами, и гордо удалилась под звуки урчащего желудка Бернарда.

Кое-как насытившийся фруктами, чесавшийся с ног до головы от укусов британец лёг на шкуры и очень скоро заснул. И ночью он видел Лондон – такой же серый и дождливый. Город тянулся бесконечной полоской, пока исследовательская команда ехала по нему на джипе. Прохожие махали ему руками и шляпами в знак приветствия, и гора золота текла следом рекой. Вот здания стали обрастать травой и лианами, оборачиваясь в хижины. Глина покрывала окна, и земля поглощала нижние этажи. Цветы и кустарники заполонили дороги, а англичане обернулись туземцами племени. Они уже не радовались незваным гостям и размахивали копьями, прицеливаясь, для удара. Оскалившись, велели они убираться домой и не тревожить больше покой джунглей. Фиолетовые тучи сгущались, нагнетая, но стоило молнии ударить в мистера Хаксли – мужчина тут же вскочил со шкур в холодном поту, и кошмар закончился.

Антрополог проспал, по меньшей мере, часов девять – и никто за это время его не потревожил. Проснулся мистер Хаксли не от большого желания, но от музыки, судя по всему, отразившейся во сне громовыми раскатами. Били в барабаны, хотя солнце ещё не взошло. Пели песни, свистели и смеялись местные, собравшись, по видимому, всей деревней у ритуального костра. Праздник начался.

И хотя никто не разбудил Бернарда, в хижину всё-таки заглядывали – об этом свидетельствовал оставленный на соломе костюм. Длинная оранжевая туника с синими, зелёными и жёлтыми узорами – свободная, точно халат – повисла на широких плечах Бернарда как мешок. К ней шли два ожерелья из ракушек каури и неуклюжая шляпа из соломы с вкраплениями фиалок.

Музыка пульсировала в воздухе. Глубокий резонанс барабанов джембе эхом разливался по деревне. Когда темп ускорялся – к игре присоединялись мбира[9 - Мбира – это наиболее распространенный вид африканского язычкового музыкального инструмента, который имеет тысячелетнюю историю и только недавно стал известен в других частях мира под названием «калимба»] и гармоничные песнопения. Каскадные ноты музыкальных инструментов походили на бурлящий поток ручья, к которому стекалась округа. Танцоры двигались синхронно, волнами, точно в трансе.

Не менее пятидесяти человек принимало участие в обряде, но не нашлось среди них ни одного ребёнка. По мере приближения мистера Хаксли к костру инструменты плавно затухали, а людские голоса приобретали чёткость.

Шаман Вилакати ни капли не изменился – стоя во главе, в той же устрашающей маске, он размахивал деревянным посохом, в чьём основании вырезали женский божественный силуэт. Вождь, стоявший по правую руку от Вилакати, прибыл на празднество без шкуры и головного убора, но навесил на голое тело цветов, ракушек и тигриных зубов. Его образ завершали длинная соломенная юбка с красной тканью и звонкие браслеты на лодыжках.

Близ костра, как бы в центре импровизированного круга, на коленях стояли четверо юношей не старше двадцати, и каждый в оранжевой тунике подобно надетой Бернардом. По взорам собравшихся было ясно – для них песни и звучали. Весь праздник адресовали самым нарядным, и в их число входил белый человек.

Шаман указал мистеру Хаксли на свободное пятое место в центре, и вождь одобрительно закивал. Красный от неловкости, полный смятения, антрополог боялся пошевелиться. Собравшиеся стали кличить его и зазывать, поторавливая, но как-то по-доброму, точно уговаривали сыграть в некую игру. И Бернард решился.

Цилиндрические барабаны нгома вступили теперь в мелодию, вытеснив старые мотивы. Со всех сторон зазвучали погремушки и браслеты, придав музыке мерцания и змеиного шипения. Звуки то нарастали, то снова отступали, и танцоры, имитируя приливы и отливы, то воодушевлённо подпрыгивали, то опрокидывались к самой земле.

Шаман Вилакати поочерёдно завязывал участникам ритуала глаза – одному, второму, и вот очередь уже добралась и до мистера Хаксли. Он перестал понимать происходящее – только музыка звучала в голове. Паника нарастала, когда местные, достигнув апогея, слились в голосах с каждым присутствующим инструментом, и весь звон и грохот, скрещенный с треском брёвен в костре, волной нахлынули на учёного. Раздались новые шаги – ряд танцующих прибыл откуда-то со стороны и стал кружить меж сидевших на коленях мужчин. Посыпались цветы – это Бернард понял, в первую очередь, по запаху, но он также подсматривал за происходящим через щели у носа – повязку завязали слабо.

Женские ноги ступали по земле, чередуясь, и мистер Хаксли знал наверняка – среди них есть и Она. Ступни ударяли по земле, а руки имитировали движения диких существ. Бусы и ракушки бились друг о друга и звенели. Когда же резко музыка оборвалась – мужчина почувствовал тяжесть на левом плече. Повязку резко стянули, и перед учёным, во плоти, в самом деле, предстала Ифе.