Медведь Нанди

– Отец! Спасибо!

Грохочущий рёв прорезал ночной воздух, заглушая крики местных. Воинствующие племена затаили дыхание, глядя на битву со стороны горевшей деревни. Два жёлтых глаза сверкали в темноте точно янтарь, готовые к натиску лохматого противника.

Могучий хвост динозавра попытался нанести удар, дотянуться до медведя, но тот стремительно увернулся. Животное прыгало снова и снова меж деревьев, уходя от опасно раскачивающейся шеи динозавра. Серые чешуйки снова залились небесно-голубым, и из раскрытой пасти в сторону защитника Нанди полилось синее пламя. Оно окутало деревья, но не сожгло ни единого листика. Медведь пытался контратаковать лапами, но не имел возможности подойти.

Потоки теней и света в мерцании танцевали под грохот барабанов. Каждое рычание, каждый залп, каждый удар были частью смертельного ритуала. Медведь кружил меж деревьев, но жёлтая шерсть выдавала его местоположение в тёмно-зелёной траве. Он не успевал отдышаться, когда холодное пламя накидывалось на него волной. Тогда отец Тайо решительно вцепился когтями в баобаб и, неповоротливо подтянувшись, забрался на могучие ветки дерева. Недолго думая, зверь оттолкнулся и прыгнул. Приземлившись прямо на противника, он нанёс удар в чешуйчатый бок, и динозавр, с яростным рёвом, ретировался в чащу.

Защитник и победитель, задыхаясь от напряжения, гордо возвысил могучую голову и, пыхтя, закрыл глаза. Тело и лапы медленно истощались, а морда втягивалась, когда жёлтая шкура накрыла медведя с головой, приминая к земле. Тайо тут же побежал к нему, пошатываясь, а Мистер Хаксли так и стоял меж папоротников в оцепенении.

– Как ты, отец?

– Всё в порядке, Зикимо, – раздался тяжёлый озлобленный голос вождя под шкурой.

Изнемождённый и лишённый всякой одежды, с синяками под глазами, вождь укутался в остатки медведя и, заваливаясь, поднялся на ноги. Он не смотрел на сына, но изучал бушевавшую в деревне схватку. У мужчины уже не было сил проявлять чудеса превращений – очевидно, он исчерпал некий лимит. Но стоять в нерешительности и молча наблюдать за гибелью родных Зикимо не собирался. Он уже шагал вперёд, готовый вооружиться случайным копьём и отстаивать дом до последнего.

Тайо никто бы не остановил – даже боги были не властны теперь заставить юнца повернуть к безопасности. Он шагал подле от отца, такой же гордый и уверенный, и высматривал в сражавшихся Абрафо, Лунджил и Ифе. Схватку никто не прекратил после бегства динозавра – напротив, враждующие схлестнулись с новой силой. Пока одни свирепели, другие воодушевились победой медведя – они всегда знали его существовании и всё это время с нетерпением ждали возвращения.

Спину мистера Хаксли манила чернота джунглей. Его привлекало не смутное понимание дороги, но конечная цель. Когда-то джунгли закончатся, их сменит цивилизация. Успеет ли он добраться до разумных людей прежде, чем окажется в пасти пантеры или такого вот динозавра? Шансы на успех у него были откровенно ничтожны – не выше, чем шансы выйти живым из этнического конфликта.

Учёный пытался всё как следует взвесить. Предопределить исход выбора. Какое из решение принесёт ему больше удачи? Какое взрастит плоды счастливой жизни? Вот только люди здесь жили не разумом, а сердцем. Тайо чувствовал ответственность и желал помочь, не мысля о имеющихся силах и весовых перевесах. Вождь шагал с копьём, уставший, потому что сердце его было рядом с племенем. Даже мистер Хаксли спас мальчика сердцем, а не разумом, и Тайо только поэтому, может быть, и был до сих пор жив. Ни одно взвешенное разумом решение никогда не приводило Бернарда к успеху. И если сейчас сердце желало вернуться в деревню – Хаксли послушается и вернётся. Может быть не прославится, не разбогатеет, но внесёт вклад в защиту потенциального дома.

Когда Бернард Хаксли учился в Манчестерском университете, преподаватели часто называли его неуклюжим и непригодным для физических нагрузок. Первым предметом, из-за которого тогда ещё студентом учёного едва не отчислили, стала вовсе не философия или теология, но физическая культура. Антрополог был невосприимчив к прыжкам – он их просто игнорировал. Бегал медленно, подтягивался не больше трёх-четырёх раз, а отжимался меньше любой девчонки. Стандартизированное спортивное тестирование было хуже экзаменов по анатомии и палеонтологии. Ну как составить представление о человеке помогли бы физические упражнения? Мужчина недоумевал, и в этом недоумении так и не преуспел с предметом, чудом закрыв его на тройку.

Теперь, наблюдая со стороны, мистер Хаксли многое мог сказать о местных по одним только прыжкам. Туземцы казались выносливее и быстрее белых людей – сказывались климатические условия африканского континента. Они так быстро носились меж горящих хижин, что глаз Бернарда едва успевал цепляться за знакомые лица. Рост у всех здесь был выше среднего в Великобритании. Плечевой пояс шире, конечности длиннее, хотя конституция тела, как и у учёного, казалась эктоморфной[12 - Эктоморф – человек, характеризующийся относительно короткой верхней частью тела, длинными конечностями, узкими ступнями и кистями, небольшим корпусом.]. Но даже представители одного континента разительно отличались друг от друга. Нападавшие были близки сложением к виноделу Майну, более неповоротливы и медлительны. Это явно объяснялось их местом жительства и активным животноводством. Храбрые охотники племени Нанди были вынуждены часто бегать от диких кошек, но недоброжелатели пришли из более безопасных и спокойных районов Африки, пасущие коров днями напролёт. Это и стало их главным недостатком.

Даже за старым хромым шаманом здесь не могли угнаться. Он спешил к ритуальному костру и велел всем свободным и способным помочь нести ветки и зажечь огонь.

– У нас только один шанс на победу, – кричал он, а враги даже не слушали. Залитые фиолетовой дымкой, они продолжали тщетные попытки поспеть за скоростью охотников племени Нанди.

И мистер Хаксли стал носить ветки. К нему присоединились Лунджил и Ифе, пока Абрафо и Зикимо копьями с луком защищали занятых собирательством родных. Тайо отстреливался камнями, и его поведение стало отличным примером соседским детям, чей каменный дождь теперь обрушился на ряд глинолицых.

Зачем шаману срочно потребовался костёр – оставалось загадкой. Он никому ничего не объяснял, но ещё не зажгли огонь – уже танцевал с посохом ритуальные танцы. Пламя должно было быть большим, иначе ничего бы не получилось, и, уже кое-как смирившийся с существованием оборотней и динозавров, учёный молча повиновался.

Камни не помешали враждебному племени приблизиться к ораве детей. Компанию Тайо окружали, а охотники племени, во главе с вождём, были слишком заняты другими противниками.

– Быстрее! Поджигайте! – велел Вилакати, но поблизости оказался только Бернард Хаксли. У него не было в карманах спичек, но те и не требовались – шаман намекал на искру от двух кусков кремня.

В нерешительности мужчина сел близ горы веток и принялся бить камень о камень. Искры у него действительно получались время от времени, и даже нос почуял гарь, но никакого огня учёный не вызвал. Он всё бил и бил, пока враги нацеливались копьями на детей. Бил, пока Лунджил отбивалась ракушками. Бил, пока танцевал измождённый шаман. Но искры ему не помогали. Тогда он ударил особенно сильно, но промахнулся и заехал по пальцу. Боль опьяняла рассудок. Хотелось бросить всё и лечь. И Хаксли бы лёг, если бы к несчастному не подоспела Ифе.

Новый облик девушки уже не пугал учёного. Она велела продолжать, а сама накладывала принесённого с крыш хижин уцелевшего сена.

– Вот так. Продолжай вызывать искры. Нужны кора и сено. Тогда огонь загорится, – вкрадчиво объясняла девушка.

И получилось – трут затлел, пламя объяло «прикормку», и Ифе хорошенько его раздула. Сухие палки воспламенились одна за другой, и шаман ускорился с ритуалом, кружась и перепрыгивая с ноги на ногу с воздетым к небу посохом.

– Он вызывает дождь, – объяснила Ифе будущему мужу.

– Дождь? – уточнил Бернард, и застыл. В свете огня её скульптурные черты лица заиграли новыми красками. И без волос она оставалась прекрасной Ифе.

– Да. Если богиня Йемайя благосклонна к нам, она дарует целебный дождь.

– И он просто исцелит и нас, и врагов? Но там же Тайо в опасности, – спохватился Хаксли и хотел бежать к мальчику, но девушка удержала жениха за руку.

– На всё воля богов. Тайо уже в безопасности. Ни боги, ни духи никогда не сидят на месте, а злые духи – тем более. Когда их изгоняют из одной точки мира – они оказываются в другой. Им важна человеческая вера – из неё божества питают силы для борьбы. Но дождь лишит злого духа человеческой веры.

Бежать детям было некуда. Копья и кинжалы едва не сомкнулись, когда пламя ритуального костра взмыло к небу. Взоры местных обратились к свету посреди туч, и окутывающая глаза врагов фиолетовая дымка унеслась к нему.

– Прошу тебя, богиня-матерь вод, владычица Океана Йемайя, сними наваждение с подавленных и защити покорное тебе племя, – взмолился Вилакати, упав на колени. – Мы в полной твоей власти. От лица племени я взываю и молю.

И капли дождя снизошли на врагов. Мистер Хаксли уже не верил в простое совпадение – здесь имела место ритуальная магия. Враги бросали теперь копья и взирали на небо, и их зрачки темнели, а лица успокоились. Напряжение спало, и присутствующие вздохнули с облегчением.

Нападавшие ещё не пришли в себя, когда жёны и мужи племени начали связывать их тела крепкими лианами. Шаман восстанавливал дыхание. Дети обнимали матерей, охотники пожимали друг другу с плевками руки, а Ифе потянулась за поцелуем к мистеру Хаксли. Он понял это по её прикрытым глазам и плавным движениям – и не смел отказать. Когда их губы ещё едва коснулись друг друга – весь мир остановился. Нежность и любовь преодолели все предрассудки, и глубокое уважение пронизывало душу.