На флоте бабочек не ловят. Морские рассказы

Нельзя же быть таким мстительным, – Валера сокрушённо покачал головой. – Из-за этой бытовухи, меня, классного токаря, сняли с линейщика и послали сюда, на исправление, в кочегары. Вот и не знаю, то ли за политику пострадал, то ли за любовь.

– За любовь, – сказал чувствительный Саня Будиш.

– За политику, – возразил Осипов. – Всё, что связано с политработниками – политика. Даже бабы!

6. Сальная история

Было время «адмиральского часа». Догонашев уже вытащил ноги из домашних клетчатых тапочек и собирался вздремнуть, когда в дверь вломился старпом:

– Дед, горим!!! – крикнул он и загрохотал вниз по трапу.

Встревоженный стармех на полных оборотах бросился вслед. В нос ударил вязкий запах дыма. Горела не электропроводка, не сухари на камбузе, не соляра или масло – эти запахи Догонашев различил бы сразу. Как он потом сказал: «Это был запах горящего танка».

На нижней палубе стояла пелена сизого дыма.

– Мать твою! – старпом разбил стекло и уже давил на красную кнопку пожарной тревоги.

Тишину взорвал резкий грохот звонков громкого боя. И жестяной голос второго помощника по трансляции: «Внимание! Пожарная тревога! Аварийной партии прибыть в район палубы „А“, левый борт!» Потом скрежет в динамиках и хриплый голос капитана: «БОЕВАЯ тревога, вашу мать!!!»

Матросы уже раскатывали пожарные шланги и нервно крутили клапана гидрантов. Воды не было. Осипов танцевал с огнетушителем, не решаясь сунуться в дым.

Догонашев не стал медлить. Он пригнулся и, прижав к лицу носовой платок, бросился в дымовую завесу. Через несколько секунд стармех вынырнул весь в клубах дыма и, как слепой, на ощупь открыл дверь гальюна, заслонив всё широкой спиной. Послышался звук льющейся в унитаз воды.

– Всё, порядок, – сказал Догонашев, выходя из сортира. – Пожар ликвидирован!

Он закашлялся, из глаз текли слезы.

Тут зашипели и закрутились змеями пожарные шланги, окатывая всех солёным душем. Пока их ловили и закручивали клапана, прибежала растрёпанная уборщица, «бесхозная» Люська, хозяйка погорелой каюты:

– Мальчики, что у вас стряслось? Что за шум, а драки нет?

– Люсьен, это у тебя стряслось, по ж… уж точно получишь, – злорадно пояснил матрос Люлёк. – Какую горючку держала в каюте? Говори, хуже будет!

– Да я только одну бутылочку и заначила, – запаниковала Люська. – С чего такой шум и дым?!

– Тащи ее сюда, это теперь вещественное доказательство.

Дым понемногу рассеялся и несчастная уборщица быстро вернулась с бутылкой, завернутой в газету.

– Вещдок реквизируется, – строго сказал Люлёк. – За распиской придешь к старпому. И, удаляясь, добавил: – После отбоя…

Пришел капитан. Из унитаза вынули объект пожара. Это был добрый шмат сала, завернутый в мокрое покрывало.

На «разборе полетов» выяснилось следующее. Валера Лалетин варил леера на крыле мостика. Капля расплавленного железа угодила прямиком в иллюминатор Люськиной каюты. А там проветривался этот злосчастный кусок сала. Он не вспыхнул огнем, а начал тлеть, как бикфордов шнур, распространяя сизый дым и жуткую вонь.

Лалетин получил устный выговор, Люська – тоже, старпом – благодарность. Героем дня стал Догонашев.

– Старшего механика Догонашева, – сказал капитан, – следует наградить медалью «За отвагу на пожаре».

Вечером Люська явилась к старпому за распиской на конфискат и осталась там до утра. Матрос Люлёк пригласил к себе плотника и артельщика. Втроём они уничтожили вещдок, а пустую тару выбросили в иллюминатор. Кочегар Лалетин весь следующий день провел в мазуте, под плитами машинного отделения, размышляя о превратностях судьбы.

7. Глаз – алмаз

До обеда оставалось еще с полчаса. В кочегарке собрался машинный народ, покурить, да потравить «за море».

Есть такая байка. Дед звонит в машину:

– О чем говорят кочегары?

– Про женщин…

– А, всё нормально…

Через некоторое время стармех звонит опять с тем же вопросом.

– Про работу говорят кочегары, – отвечает второй механик, – про работу…

– Ну вот, уже напились! – сказал опытный стармех.

На этот раз тема разговора была околонаучная:

– Возьмем, к примеру, чукчу, – говорил Паша Сенчихин. – Они там скачут на оленях по тундре, ориентиров никаких, однако, чукча никогда не заблудится, потому что у него с детства натренированная зрительная память. Писали в «Науке и жизни» про такой, вот, эксперимент. Одному чукче, который никогда в жизни не видел будильника, дали посмотреть на механизм три минуты. Потом часы разобрали на колесики. Так этот чукча без проблем собрал будильник снова. И часы пошли!

– Ерунда всё это, – сказал электрик Хатан. – Со мной в армии служил чукча по фамилии Ядне. Он был телеграфист. И его постоянно долбали за то, что он не мог запомнить морзянку.

– Чукча никогда не выпьет больше русского, – как всегда не в тему брякнул Осипов.

– Это от закуски зависит, – авторитетно заявил токарь Широков. – Под ихний копальхен много не жахнешь. Не зря же так хорошо рифмуется: водка – селёдка.

– Сало тоже хорошо рифмуется, – сказал третий механик Гаврилов.– Особенно в виде шкварок.

Вошёл стармех Догонашев, окинул взглядом свою вотчину.

– Об чём разговор? – спросил он.

– Об чукчах, – ответил Осипов. – Паша говорит, что у чукчи глаз-алмаз. А поставь чукчу кочегаром, еще неизвестно, что будет.

– Тут от человека зависит, – рассудительно сказал Лалетин, – От его способностей и таланта. Одно дело собрать механизм из готовых деталей, другое – посмотрел, запомнил и выточил. Не каждому дано!

Дед потёр лысину:

– Как это, посмотрел, запомнил и выточил?

– Ну, к примеру, даёте вы мне ключ от замка. От любого замка. Я смотрю на него пять минут глазами и через два часа изготавливаю такой же. Проверить работу легко – открываете этим ключом свой сейф, где деньги лежат.

Сейфа у стармеха не было. Был железный ящик, с постройки судна, который запирался бронзовым ключом весьма причудливой формы.

Догонашев почесал лысый затылок, крякнул и набычился. Это говорило о напряжённой работе головного мозга и некотором волнении.