Семь недель в чужом теле

Моторист взял мешок с покупками и, взвалив его на спину, пошёл покупать остальное, что велел боцман.

Боцман Крымин громко крякнул и хриплым басом выругался.

– Мать твою! Карась ты, Севастьянов!

– Чё сразу, карась? – Андрюха скорчил обидную гримасу. – Ну не было крысоловок. Что я должен был купить? Ну лоханулся малость. С кем не бывает?

– Со мной не бывает. Надо было тебе отлуп дать, – продолжал ворчать боцман, смешно сморщивая нос. – Рулить тобой запарюсь. Это ты капитана нашего смог «побрить», а я бы тебе только дучку драить доверил. Как тебя к дизелю допустить? Лучше сразу в петлю!

– У тебя, боцман, чуть что не так, сразу в гальюн, дырку чистить! Да не парься ты, Иваныч! Всё пучком будет, – Севастьянов попытался по–панибратски похлопать Крымина по плечу.

– Клешню в карман заправь, – жёстко рявкнул боцман. – Майнай в низы и не выныривай оттуда, пока не кликну. Ущучил?

– Да понял я, понял, – недовольно произнёс Андрюха и побрёл в машинное отделение.

– А ну, погоди! – вернул моториста Крымин. – Возьми эти железяки, – он указал на купленные Андрюхой капканы, – и поставь их в кладовых. Вот эту большую ставить не смей. Не дай Бог кто–нибудь на неё наступит. Беды не оберёшься. Отнеси её к себе в кубрик. Я потом заберу. Теперь иди.

Андрюха послушно собрал купленные железяки и побрёл выполнять поручение Крымина. Боцман какое–то время смотрел Севастьянову вслед, а затем развернулся и неспешной уверенной походкой пошёл на мостик.

– Что, Ифаныч, такой хмурый, – с едва заметной улыбкой спросил капитан.

– Да, якорь этот, Севастьянов, точно нас в беду вгонит, – пробасил Крымин.

– Не нагнетай. Нет у нас сейчас другого выхода. Слышал, что хозяин сказал? Да и времени нового моториста искать, тоже нет. Если будет бузить, заменим. До Монте–Карло дойдём и заменим.

Подниекс посмотрел на идущего по палубе Андрюху с холщёвым мешком и спросил у боцмана:

– А что это он там носит в этом мешке?

Крымин рассказал всю историю про капканы и в конце опять смачно выругался.

– Ифаныч, – успокаивал боцмана капитан, – не всё так плохо. Не рви сердце. А, вот ещё что. Не забудь в винном погребе поставить крысоловку.

– А там–то зачем? – удивился Крымин.

– Шеф говорит, что крысу там видел.

– Чтоб мне сдохнуть, – ругнулся боцман. – Куда катится этот мир? Крысы стали винище жрать!

– Не просто винище! – поддержал Крымина Подниекс. – А по две тысячи евро за бутылку.

Крымин снял фуражку, перекрестился, махнул рукой и что–то невнятно бурча, побрёл в свою каюту.

Через несколько часов «Джина» отшвартовалась от стенки и взяла курс на юг. Всё работало исправно. Андрюха вообще старался не показываться на глаза Крымину. Он добросовестно следил за работой дизеля. Подниекс как–то даже высказал боцману, что тот был несправедлив к мотористу. Парень нормальный. Работает хорошо. Всегда на месте. Андрюха сам себе порой удивлялся. То ли нужда заставила его измениться, то ли сама обстановка на элитной яхте, то ли доверие хозяина сослужили добрую службу. Севастьянов понять этого не мог. Но жить без тумаков и оплеух ему понравилось.

В Монте–Карло простояли сутки. Дозаправились, пополнили запасы продовольствия и всего необходимого для дальнего перехода. Андрюху менять не стали. Подниекс сказал Крымину, что думать об этом не хочет. Его, капитана, всё устраивает. Крымин крякнул что–то непонятное и успокоился. Скорее смирился. Так Андрюха и закрепился мотористом на «Джине» и был этому очень рад.

Кроме всего описанного выше, в Монте–Карло ещё кое–что произошло. Вроде бы ничего особенного, но Валдис Теодорович и Крымин своим внешним видом и поведением выказали сильное недовольство.

Ближе к вечеру, в сопровождении двух темнокожих носильщиков, к трапу подошла некая особа. Одета она была богато и со вкусом. Во взгляде и повадках читалось что–то неугомонное. Трап был поднят, и поэтому попасть на яхту было невозможно.

– Эй, там, морячки! – довольно громко крикнула женщина. – Кто–нибудь меня слышит?

Никакой реакции на вопли блондинки не было. Подниекс с каменным лицом сидел в своём капитанском кресле, он испытывал жгучую неприязнь к этой особе. Крымин готов был спуститься к трапу и вылить на голову ненавистной гостьи ушат своей боцманской ругани. Но это было, в данный момент, невозможно. Это была Лариса, сожительница шефа. Взбалмошная и капризная особа. Когда Севастьянов брал её с собой, то её присутствие на борту оборачивалось для экипажа большой головной болью. Оттого все молчали и ждали распоряжений Андрея Владимировича.

В этот момент на мостике как–то бесшумно появился Ричард.

– Судя по тому, как ты крадёшься, – с лукавой улыбкой сказал боцман, – даме надо дать отлуп?

– What is отлюп? – спросил Ричард, не понимая боцманского сленга.

– Что такое отлуп? – непроизвольно перевёл вопрос Крымин. – Отлуп, ну это на хер послать, отказать,понимаешь?

– А! – протяжно произнёс англичанин. – Так есть! Чиф сказал посылать out! Ну! На хер!

– Понятно! – довольно сказал Крымин и, взяв фуражку, собрался идти к трапу. – Это по–нашему.

– Стап! – воскликнул Ричард. – Это делать Подниекс. Эндрю сказал фежлифо. Надо рассказать: чиф нет на яхта. Это делать Фалдис.

– Ну правильно! – согласился боцман. – Я с этой кралей вежливо не смогу. Иди капитан. Отшивай даму.

Подниекс неторопливо пошёл на встречу с Ларисой. Что он там ей вещал, было не слышно. Изредка слышался несогласный визг Ларисы и отрывки фраз: «…этого не может быть!» «Почему он мне не позвонил?» «Все вы мужики сволочи!» И тому подобное. Минут через десять Лариса, нервно подёргивая головой, быстро удалялась от причала в сопровождении темнокожих носильщиков. Крымин, наблюдая это, скупо поаплодировал капитану.

На закате «Джина» взяла курс на Гибралтар. Следующим вечером прошли в миле от Гибралтарской скалы. В лучах заходящего солнца выглядела она грациозно. Море было спокойно. «Джина» резала морскую гладь, распугивая летучих рыб и вспенивая кристально чистую воду. Курс взяли на Доминикану. Несколько месяцев назад Севастьянов приобрёл там виллу, недалеко от города Ла–Романа, на скалистом берегу бухты Альтаграсия. Андрей еще ни разу не был в своём новом доме и вот решил посмотреть на эту покупку. Заодно и пересидеть там наступившее депрессивное состояние. А пока лучшим другом Андрея Владимировича стала бутылка «Макаллана», элитного виски. Благо в винном погребе этого добра было достаточно. Знал бы Андрей, какую службу сослужит ему этот напиток, выбросил бы весь запас за борт. Но знать этого Севастьянов не мог.

Андрей уже не первый день сидел у себя в каюте. Он не хотел никого видеть и не с кем общаться. Он просто хотел быть один. Одиночество порой, было для Севастьянова самым лучшим лекарством. Ричард, давно работавший с Андреем, об этом хорошо знал и не досаждал шефу своим присутствием. Единственное, что немного удивляло англичанина, так это то, что Севастьянов выпивал спиртного больше обычного. Так и потери в бизнесе были больше обычного, и помощник чувствовал свою причастность к этим потерям.

Поздним вечером, когда «Джина» бороздила воды Атлантики, Андрей вышел из своей каюты, держа в руке недопитую бутылку «Макаллана». Он был не брит, не причёсан. От него сильно пахло алкоголем. Севастьянов неторопливым шагом обошёл яхту, раз за разом прикладываясь к открытой бутылке. Затем поднялся на мостик. Яхтой управлял старпом Суховеев.

– Здравствуй, Паша! – поприветствовал Суховеева Севастьянов. – А где наш грозный капитан Подниекс?

– Здравствуйте, Андрей Владимирович! Капитан отдыхает до утра. Разбудить его?

– Нет, нет! Что ты! – ответил Андрей, плюхаясь в кресло. – Не хочу слышать прибалтийские матюки.

Павел хихикнул и взглянул осторожно на шефа. Севастьянов не столько был пьяным, насколько уставшим от пьянки. Он сидел в кресле, развалившись, закрыв глаза и вытянув ноги. Правая рука продолжала крепко сжимать горлышко бутылки. Не открывая глаз, Севастьянов обратился к Суховееву:

– Виски будешь? Это очень хорошие виски. Поверь.

– Андрей Владимирович, – извиняющимся голосом ответил старпом. – Я член команды. Нам спиртное нельзя.

– Это Подниекс придумал?

– Нет! Это правила такие. На судне сухой закон.

– Ну и ладно! – вставая с кресла, сказал Андрей. – Мне больше достанется. Давай рули тут правильно. На поворотах осторожнее!

Севастьянов расхохотался и пошёл к себе в каюту.