Так продолжалось пару дней. Андрей поздним вечером совершал обход «Джины», поднимался на мостик, разговаривал с рулевым и уходил спать. В один из дней Севастьянов застал на мостике Подниекса. Тот вместе со старпомом Суховеевым что–то обсуждали, склоняясь над картой.
– О! – воскликнул Андрей. – Совет в Филях! Что случилось, капитан?
– Здравствуйте, Андрей Владимирович! – ответил Подниекс. У него опять проскакивал прибалтийский акцент. Валдис волновался. – Всё как обычно. Впереди шторм. Хочу сменить курс.
– Это правильно, Валдис, – качая головой, сказал шеф. – Шторм нам не нужен. У меня и так в башке девять балов. Боюсь, если начнёт болтать, конфуз получится.
– Не волнуйтесь, Андрей Владимирович, – успокоил шефа капитан. – Идите отдыхать. У вас уставший вид. Мы справимся.
– Сухарь ты, Валдис, – обиженно сказал Андрей. – Я просто хотел поговорить. Просто по душам. А ты меня обломал. Пойду я от вас. Злые вы.
Не дождавшись ответа, Севастьянов побрёл в сою каюту. Когда он спустился на палубу, ему навстречу попался тёзка, Андрюха Севастьянов.
– О! – радостно воскликнул Андрей. – Я тебя помню! Ты Андрей Севастьянов, – после этих слов Андрей громко рассмеялся.
– Да, – смущённо произнёс Андрюха. – Ваш полный тёзка.
– Ну! – протяжно ответил Андрей. – Не такой уж ты и полный. Знаешь что, братишка, а пойдём с тобой в твой трюм и поговорим. А?
– Пойдёмте, – смущаясь, ответил моторист и открыл дверь машинного отделения.
Тёзки спустились вниз. Монотонно урчал двигатель, но не досаждал грохотом. Можно было поговорить, правда, надо было всё же напрягать связки. Севастьянова это не смущало. Он молчал несколько дней, поэтому громко поговорить ему хотелось. А Андрюха вообще привык к механической стихии. Он давно научился и разговаривать при моторном шуме, и хорошо слышать.
– Виски будешь? – протянув вперёд бутылку, спросил Андрей.
Андрюха, конечно, очень хотел, как выражались в его кругах «накатить». Но, собрав всю свою волю в кулак, ответил:
– Нет! Спасибо, Андрей Владимирович. Выпью – вылечу с работы. А мне без работы никак не прожить. У меня теперь даже дома нет.
– Да! – с сожалением протянул Андрей. – Надо было Лариску брать на борт. С ней бы мы поквасили на славу. Ты же понимаешь, что такое, когда выпить не с кем?
– Это да, – со знанием дела ответил Андрюха. – Это тоска смертная.
– Вот, – Севастьянов увидел в собеседнике понимающего человека. – Вот ты, Андрюшка, меня понимаешь. А эти супостаты – Подниекс, Ричард, ни хрена не понимают. Они никогда не поймут русского человека. Никогда! У них же в башке всё забетонировано. Ты знаешь, чем мы от них отличаемся?
– Чем?
– Они живут по кем–то придуманным правилам, – рассуждал Севастьянов, активно жестикулируя свободной от бутылки рукой. – Кто–то когда–то сказал «надо», или «прямо», или «направо» и они как бараны шлепают, куда их послали. А мы, Андрюшка, совсем другие. У нас у каждого свои правила. Конечно, от этого бывает большая задница, но зато мы свободные люди. Так ты от виски отказываешься?
Моторист кивнул, подтверждая это.
– А я выпью, – сказал Севастьянов и брезгливо посмотрел на бутылку. – Господи! Как ты мне надоела, эта буржуйская хрень!
Андрей сделал глоток, поморщился и поставил бутылку на какую–то металлическую полку. Моторист в это время отвлекся, осматривая приборы. Затем немного осмелев, обратился к Севастьянову.
– Можно вас спросить?
– Валяй! – ответил Андрей, прикрыв уставшие от выпивки глаза. – Я по разговорам соскучился. Давай поболтаем.
– А как вы попали в Приморск? Такая посудина в наши воды никогда не заходила.
– Сказать тебе честно, Андрюшка, – Севастьянов ухватился за Андрюхину рубаху и подтянул моториста к себе поближе. – Я родился в Приморске.
– Чё, серьёзно? – удивился моторист.
– Серьёзнее некуда. На Яловой улице жил я. Во второй школе учился. Правда, недолго. До четвёртого класса. А потом… – Андрей взмахнул рукой и замолчал.
Пауза затянулась. Севастьянов–моторист смотрел на своего тёзку и пытался вспомнить его. Из каких–то закромов памяти он пытался достать детские воспоминая об учебе в начальных классах школы номер два и вспомнить этого человека. Но тщетно. Память встала в позу. В этот момент Андрей Владимирович открыл глаза и увидел изучающий взгляд моториста.
– Чего ты так на меня смотришь? – спросил он.
– Мы же с вами одного года. Вам столько лет, сколько и мне?
– Тридцать три.
– Получается, – сказал Андрюха, продолжая внимательно разглядывать собеседника, – мы учились в одно и то же время в одной и той же школе.
– Получается!
– Тогда скажите, почему всё так несправедливо? – Андрюха заметно погрустнел. – Вот скажите, Андрей Владимирович, почему же в жизни все так бесчестно? Вы и я одного возраста. Но вы, бляха, умный, а я балбес. Чурбан неотесанный. Походу, кто–то там сверху, – моторист вскинул указательный палец вверх, – накосячил!
– Андрюшка, друг, – сказал Севастьянов после глубокого вздоха. – Справедливости вообще нет! Это коммуняки придумали, чтобы чужие бабки поделить. Вот сам подумай. Один родился высоким и стройным, а другой маленьким и пузатым. Справедливо?
Моторист отрицательно потряс головой.
– Правильно, нет! – протяжно сказал Андрей. – А вот один родился в семье богатенького американца, а другой где–нибудь в африканском племени. Справедливо? Опять нет. Вот и у нас с тобой такая же песня. Я умный, а ты моряк. Только не обижайся. Это сегодня так. А завтра всё может быть совсем по–другому. Ты будешь умный, а я хрен с бугра.
– Так не бывает, – немного обидевшись, возразил Андрюха.
– Бывает, бывает! Поверь мне, ещё как бывает. Я такое уже видел, – после этих слов Севастьянов задумался. Он что–то вспомнил, и было полное ощущение, что Андрей протрезвел.
– Эй! Шеф! Что с вами? – испугавшись такого резкого изменения в поведении Севастьянова, громко спросил Андрюха. – Вам плохо? Может отвести вас в каюту?
Андрей поднял на моториста налившиеся свинцом глаза. И наливались эти глаза не от количества выпитого виски, а от воспоминаний о том жутком времени, когда молодой Андрей Севастьянов только проникал в мир большого бизнеса. Когда жизнь заставила его забыть о порядочности. Когда удар ниже пояса стал считаться правилом хорошего тона. Когда выигрывал не тот, кто способнее и умнее, а тот, кто успел. Но об этом позже.
– Да! – после небольшой паузы согласился Андрей. – Проводи меня в каюту. Что–то меня колбасит. Качает как–то не по–детски.
– Это не только вас качает, – взяв шефа под руку, сказал Андрюха. – Походу, качка начинается.
Матрос помог Севастьянову подняться по трапу на палубу. Крепко держа шефа за талию, Андрюха повёл его в каюту. Начинался шторм. Ветер уже окропил мелкими солёными брызгами палубу. И, похоже, утихать не собирался.
– Подниекс обещал от шторма уйти, – недовольно произнёс Севастьянов.
– Не всегда получается, Андрей Владимирович. Шторм, наверное, быстрее, чем наша яхта.
Андрюха распахнул дверь каюты и отпустил Севастьянова. Тот, качаясь, добрался до кровати и рухнул на неё лицом вниз. Моторист закрыл дверь и собрался вернуться в моторное отделение. Вдруг перед ним выросла фигура Крымина.
– Ты чего тут делаешь? – прохрипел боцман.