– Ему давно было пора завести себе друзей. Пусть и таких…
– Каких? – насторожился Серега.
– Таких безголовых.
Мы долго переглядывались, решая злиться нам или наоборот принять за комплимент. Сошлись на промежуточном варианте.
Больше часа мы провели в шалаше, дожидаясь, когда до нас доберется тот самый друг лейтенанта, который должен был вывезти нас из леса. Сидели по большей части в тишине, лишь изредка удрученно перебирали пустые пакеты из-под чипсов. Скрип колес раздался на исходе второго часа.
– Ты долго, док, – вместо приветствия заявил лейтенант.
– Дак, найди вас тут в такой темноте, – ничуть не смутился высокий мужчина в коричневой парке.
Он подошел к нам, деловито попыхивая сигаретой и осмотрел.
– Кому тут нужна медицинская помощь?
– Вот этому малышу, – указал на меня лейтенант.
Отпираться было бессмысленно, мое сопротивление подавили грубой силой. Не слушая мои причитания, доктор, который представился Анатолием, бесцеремонно разрезал на мне футболку, а затем и перевязку Наташки.
– Хорошая повязка, – похвалил ее док, не вытаскивая сигарету изо рта и даже не поворачиваясь к девочке. – Из тебя выйдет отличный врач.
Наташка зарделась и отвернулась, чтобы никто не видел заливающий ее румянец. Хотя кто мог? В такой-то темноте! Светом нам служили лишь фары старенького уазика.
– По большей части ничего страшного, – заявил доктор после осмотра. – Ребра целы, много ссадин и ушибов. Сейчас обработаю и все.
И когда я уже хотел вздохнуть с облегчением, он добавил:
– А вот эти два глубоких пореза меня очень волнуют. Их придется зашивать.
Кажется, я сперва побледнел, потом позеленел, а затем, бесконечно шипя и строя ужасающие гримасы достойные Данте, терпел бесконечную боль и совсем не успокаивающие подбадривания дока.
– Ну, ничего, терпи, солдат, офицером станешь.
– Вы не помогаете… черт… твою мать…
– Следи за языком, малец. Сейчас боль, затем шрам, а затем все бабы твои.
– Какие нахер бабы?
– Язык! Да все, кто увидит. Шрамы красят мужчину.
– Вот пусть их и красят, а я еще пацан.
– Терпи, пацан, мужиком станешь.
– Вы нихрена не помогаете… мать твою!..
Когда все было закончено, док выдал нам с лейтенантом таблетки:
– Эти две сейчас. Одна поможет справиться с тошнотой, вторая снимет головную боль. Тебе две этих, малец, болеть будет сильно. А эти выпьете перед сном.
– Сомневаюсь, что мне выпадет возможность поспать, док. Да и сейчас туманить разум мне ни к чему.
Доктор повернулся на пеньке и исподлобья взглянул на лейтенанта, сместив сигарету набок:
– Коля, я, что и с тобой должен нянчиться? Тебе перед детьми не стыдно? Делай, как говорю, и не капризничай. Ясно?
– Ясно, док, – скривился лейтенант, проглатывая таблетки.
– Хорошо, а теперь все в машину, мы выдвигаемся немедленно.
Мы все набились в ужасающе тесный и твердый уазик как шпроты в банку. Я как раненый сел спереди, где мне было намного удобнее, чем остальным. Хотя возможность потискать Наташку перекрывала все неудобства. Всегда перекрывала.
Лейтенант подошел к двери. Поднял на меня взгляд.
– Это… – замялся он. – Спасибо, малыш, я этого не забуду.
– Спасибо, Николай, – ответил я. – Я этого тоже не забуду.
Он протянул мне свою крепкую руку, и я ее пожал. Кивнув водителю, лейтенант ударил по крыше уазика, и мы двинулись в обратный путь.
Я не могу точно сказать, сколько мы ехали. Для меня все было как в тумане. Возможно, это сказались таблетки, а возможно, и пережитое за последние дни. Я все время проваливался в беспокойный сон, в котором моя мама стояла возле окна, все в той же позе, как и в тот день, когда я нашел ее и все так же не двигалась. Я все звал и звал ее, но она меня не слышала.
Когда я очнулся первый раз, то обнаружил, что мы проезжаем колонию строгого режима в Громадске. Оглянувшись, я обнаружил, все мои друзья спят, сжавшись, как котята в коробке.
Анатолий весь путь молчал, лишь изредка поглядывал на нас в зеркало и все время курил. Краем глаза он заметил, как я смотрю на его сигарету, но лишь усмехнулся.
Следующий раз, когда я пришел в себя, мы уже въезжали в город, наполненный ярким утренним светом. Я резко подскочил на сидении даже не почувствовав натяжение швов и боли. Сердце бешено заколотилось в груди. Я прильнул к окну и принялся рассматривать пустые улицы.
Хоть один человек, пожалуйста, ну хоть один.
Мои друзья тоже проснулись и принялись шумно перебираться ногами, стараясь рассмотреть все вокруг.
– Здесь! – закричала Наташка. – Нас здесь!
Анатолий приподнял брови глядя на ее отражение в зеркале.
– Высадите нас здесь, – повторила она.
Док свернул к автобусной остановке, такой же пустой и заброшенной, как и все вокруг.
Открылись двери, все вывалили на улицу. Я и забыл, что все они живут рядом и лишь я в другой части города.
– Андрюш, мы… – нервно начала Наташка, теребя волосы.
– Я знаю, – ответил я, не поднимая головы. – Идите.