Сон разума

– Конечно, – уверенно кивнула Наташка. – Выметет все это поганой метлой. Ведь в твоей голове должно быть место лишь для нее.

Мы рассмеялись. Я закрыл глаза, но даже сквозь них солнце слепило меня. Не знаю, сколько я так лежал, пока Наташка не сказала:

– А ты попробуй. Она очень красива. И ты ей нравишься, ты знаешь?

Я открыл глаза. К нам приближались три размытые фигуры. Я присмотрелся. В центре шла Варя в удивительном и воздушном зеленом сарафане, который то и дело подхватывали порывы ветра, открывая красивые длинные ноги. Она улыбалась. Махала нам рукой. Девочкой слева была Ульяна. Девочкой справа Настя. Варя держала их за руки, а девчонки, подражая своей взрослой подруге, махали нам руками. Яркий свет солнца, плотный воздух. Все как в иностранных фильмах.

– Кто может знать наверняка, – ответил я Наташке.

– Я могу. Одна девушка всегда поймет другую.

Я поднялся с ее плеча и попытался поймать взгляд непонятных мне голубых глаз.

– Думаешь, стоит? – спросил я. – Дружба – вещь очень хрупкая.

– А ты просто попробуй, – ответила Наташка, глядя строго вперед и не поворачивая головы, словно опасаясь, что я смогу прочесть что-то в ее взгляде. – Попробуй. Ты никогда не узнаешь, пока не попробуешь.

2

Мы стояли и с ужасом смотрели на задние фары и открытый багажник большого серого седана, неизвестной нам модели. Смотрели и не могли понять, что происходит. Мы были, словно группа, людей которую вот-вот должны были расстрелять и все ждали, когда же нам объявят, что все это нелепая, затянувшаяся шутка.

Высокий усатый мужчина хлопнул багажником и командирским голосом, не терпящим пререканий, крикнул:

– Наташ, поторопись. Ты возишься все утро.

Затем он повернулся к нам, осмотрел строгим, но понимающим взглядом, положил мне руку на плечо и только и сказал:

– Извините, но так надо.

Развернувшись, он быстро подошел к машине и сел за руль. Раздался сигнал клаксона, что заставил нас всех вздрогнуть и новый призыв поторопиться.

Наташка появилась через минуту. На плече большая спортивная сумка. В руках сумка поменьше. Выглядела она так, словно проплакала всю ночь. Она не глядя на нас подошла к отцу со стороны водителя и, склонившись над окном, что-то принялась ему объяснять. Сердце старого военного не выдержало и он, согласившись на уступки, кивнул. Что-то показав на часах, он отогнул два пальца и затем положил обе руки на руль. Женщина, что сидела с ним рядом – Наташкина мама, – оглянулась на дочь и прижала руки к груди.

Наташка закинула обе сумки на заднее сидение, и мелко шаркая ногами, подошла к нам.

– Наташ, – осторожно обратился я к девушке. – Что происходит?

Она подняла на меня полный муки взгляд и тихо всхлипнула. Мне не нужно было говорить, что именно здесь происходит, я и так все понимал.

– Вы уезжаете? – ответил я за нее. – Почему ты нам не сказала?

– Да, – закивал Стас. – Если вы куда-то едите, то мы могли бы хоть проводить тебя. Да мы и не знаем, когда вы, ну, вернетесь.

– Они не вернуться, Стас, – озвучил я ужасную правду.

Стас с ужасом посмотрел на меня. Бедняга, он единственный кто не понял что происходит. Хотя, я все больше склоняюсь к тому, что он просто еще не мог в это поверить. Знаете, как это зачастую бывает – правда, не озвученная вслух, как бы правдой и не является. Сохраняется некое состояние неопределенности, и вы сколько угодно можете выстраивать свою правду у себя в голове. Но, затем эти слова звучат вслух и вся наброшенная вами иллюзия нерушимости устоев, моментально срывается вниз, обнажая ужасающую истину.

– Почему ты не сказала, – повторил я, качая головой.

– А как я могла?! – закричала девушка, и ее мама дернулась в сторону, но крепкая рука Наташкиного отца удержала ее на месте в салоне автомобиля.

Две крупные слезинки сорвались с Наташкиного подбородка.

– Я ничего не могла вам сказать. Я до последнего сопротивлялась этому, пока сегодня не поняла, что решение окончательное. Как я могла вам сказать то, чего сама не понимаю?

Саня дернулся вперед, чтобы поддержать девушку, но в последний момент опустил руку и сделал шаг назад. Он остался стоять рядом со мной, уперев взгляд в землю.

– Это все из-за того, – неопределенно махнул я рукой себе за спину.

Наташка кивнула. Никому не потребовалось объяснять из-за чего именно. Все и так все понимали.

– Отец пришел сразу, как очнулся, – сказала Наташка. – Он не помнил всех событий, как и все остальные, но помнил, что именно происходило в городе. Он узнал об эксперименте военных лишь в самом конце, но ничего уже не мог сделать. Сказал, что мы не может оставаться в этом городе. Сказал, что тут происходит слишком много всего странного. А после этих событий, что город для нас не безопасен.

Мы долго стояли молча. Четыре парня напротив одной плачущей девчонки. Я, не отрываясь, смотрел на нее, словно пытался в мельчайших деталях запомнить, как она выглядит. Ее прическа, длинные светлые волосы, большие голубые глаза, тонкая, но изящная линия губ, стройное тело и небольшой рост, за что в своей время мы и прозвали девушку Полторашкой. Она сильно исхудала за год, а последняя неделя добила Наташку окончательно: черные круги под глазами, а одежда висит как на пугале. Майка, что раньше плотно обтягивала ее тело, чем лишний раз притягивала наши взгляды, теперь свободно болталась, особенно в районе груди. Она слегка перекосилась, чуть открыв нам белоснежное кружево, но девушку это не смущало. Как и не вызывало любопытства у нас.

– Куда вы поедите? – спросил я.

– В Новосибирск.

– Это не так уж и далеко, – облегченно вздохнул Саня.

– Да, – подхватил Серега. – Мы сможем видеться на каникулах. И еще летом.

– А затем двинемся дальше, – с трудом продолжила Наташка.

– Дальше, куда? – после короткой паузы спросил я.

– На запад. Возможно, в Москву.

Если до этого момента мы еще думали что наше расставание не окончательное, и все еще может измениться, то теперь в это уже не верил никто. Москва – это словно другая страна. Словно совсем другой континент. Словно другой мир. Так мы думали в те годы. Для ребенка и сотни километров кажутся непреодолимыми, чего уж говорить о тысячах.

– Значит… это все? – констатировал я, о чем тут же пожалел.

– Не говори так! – кинулась на меня Наташка. – Не смей так говорить, Андрей. Просто закрой свой рот. Почему бы тебе… почему бы тебе хоть на секунду… не закрыть свой рот!

– Прости, малыш. – Я дотронулся рукой до ее худенького плеча и Наташка вздрогнула. Отстранилась. Отвернулась. Отошла на два шага.

Я оглянулся на друзей и встретил понимание в их глазах. Это немного успокаивало. Согревало, как горячий чай зимней ночью.

– Наташ, – осторожно позвал я. – Я тебя никогда не забуду.

– Забудешь, – всхлипнула она.

– Я всегда буду о тебе думать. Каждый день. Я… я даже сделаю пометки в своем календаре. Веришь? У… у меня никчемная память, но я сделаю пометки, вот увидишь. И каждый раз, если я забуду о тебе подумать, то наткнусь на них за своим столом и сразу подумаю. Обещаю.

Наташка повернулась. Она улыбалась. Слезы все еще градом катились из ее глаз, но она улыбалась.

– Ты такой дурак, что и голову свою забыть можешь.