Шестьдесят смертей в минуту

Но такова наша общая судьба. На прекрасном поезде под названием «Красивая жизнь» ты мчишься в розовые дали. Сердце полно любовью, вокруг так много прекрасного, манящего, желанного, карманы набиты деньгами. Но вот объявляют твою остановку. И надо выходить. Хочешь или не хочешь – надо выходить. Васька вышел из поезда год назад.

Кончиками пальцев Рогов помассировал виски. Голова оставалась тяжелой. Интересно, что бы сказал Василий, если бы узнал, какие огромные деньги удалось выручить. Конечно, есть свои издержки. Грязный нал приходится отстирывать, осуществляя банковские проводки через доверенных банкиров. На эти цели уходит два с половиной процента с общей суммы выручки. Надо дать на лапу чиновникам, что сидят на местах. Плюс расходы на создание подставных фирм, через которые приходится действовать, чтобы не показывать налоговой инспекции реальную прибыль. Плюс взятки милиции, плюс… Всего не перечесть. Но дело того стоит.

Рогов подсел к кофейному столику и сказал:

– Белая королева бьет ладью. Ну, чего ты еще думаешь? Ходи.

– Есть другая комбинация, – Шатун передвинул белую пешку на одно поле вперед. – Теперь оцени перспективы.

– Давай о другом поговорим. Крой сразу: чего слышно из Душанбе?

– Джейн Майси прилетела. И все-таки решила инспектировать наш объект. Встретил ее мой человек, из местных. Ему можно доверять. Когда-то у него была небольшая бригада. Грабили товарные составы, подрабатывали на наркотиках. Но его парней отстреляли конкуренты. И теперь он сам по себе.

– Значит, проблем не будет?

– Я так не говорил, – Шатун сбросил фигуры с шахматной доски. – Понимаешь, эта Джейн хотела выехать на место. Она настаивала на своем. Садыков ничего не мог сделать.

– Очень интересно. А я обо всем узнаю последним?

– Я думал, эта чертова баба посидит пару дней в Душанбе и вылетит обратно в Москву. Но очень упертая, договориться с ней практически. Сначала я решил – устроить Джейн несчастный случай со смертельным исходом. Или инсценировать ограбление с убийством. Садыков с таким делом легко бы справится. Но к чему спешить? Закопать американку никогда не поздно. Но вместо нее пришлют другого аудитора, который окажется ничем не лучше. Смерть Джейн привлечет внимание. И может обернуться неприятностями. И решение пришло само: пусть съездит. Ну, раз уж иначе нельзя…

– Ты ведь еще неделю назад говорил: все схвачено, все сделано, как надо. А теперь выясняется, что эта баба выезжает на место.

– Пусть выезжает, – улыбнулся Шатун. – Вопрос: далеко ли она уедет? И по какой дороге. И куда, в конечном счете, попадет. Понимаешь?

– Это звучит веселее. Ладно, продолжишь рассказ по дороге домой.

Рогов вышел из кабинета и стал спускаться вниз по мраморной лестнице. Шатун поднялся во весь могучий рост, надел пиджак, потому что в подплечной кобуре таскал крупнокалиберный пистолет. И, быстро перебирая ногами, заспешил за хозяином.

Глава третья

«Волга» Садыкова вырвалась из города ранним утром, когда жара еще не началась, а солнце уже позолотило вершины гор, покрытые ледниками и вечным снегом. Наряд военных, проверявших транспорт на выезде из города, остановил машину.

Из будки контрольно-пропускного пункта вышел лейтенант. Вроде бы русский, в форме, выгоревшей на солнце, давно потерявшей свой первоначальный свет. На голове фуражка с зеленым верхом, на плече автомат. За ним следовал сержант из местных, он держал на поводке серую овчарку с широкой грудью и мощными лапами. Собака скалила зубы, рвалась вперед, старшина дергал поводок и ругался по-таджикски.

Лейтенант приказал отогнать машину на обочину, выйти всем, кто есть в салоне. Выгрузить из багажника вещи, проследовать в помещение контрольно-пропускного пункта для процедуры личного обыска. Он отдавал приказания быстро, Джейн, занявшее место на заднем диване, за водителем, решила, что поездка может закончиться прямо сейчас, еще не начавшись. Садыков, обернувшись, сказал, чтобы она сидела, где сидит, сам вышел и коротко переговорил с лейтенантом.

Офицер, заглянул в салон.

– Доброе утро, – сказал он и улыбнулся.

– Доброе, – выдавила из себе Джейн. В горле першило от пыли, а процедура личного обыска, которую предстояло пройти, уже вызывала чувство физической брезгливости. – Доброе утро…

– Хорошая погода, – лейтенант почему-то не уходил, он продолжал, согнувшись, стоять у машины, смотреть на Джейн и улыбаться. – По радио передавили, через пару дней станет прохладнее. Как там Москва? Шумит? Я-то сам родом из…

Лейтенант не успел закончить повествование, в помещении контрольно-пропускного пункта загудел зуммер телефона внутренней связи. Офицер махнул рукой сержанту, отдал короткую команду и пропал в облаке пыли.

Поплыла кверху железная труба шлагбаума, раскрашенная в красно-белый свет, с укрепленной посередине табличкой «Стой, запретная зона. Открываем огонь без предупреждения». Садыков нырнул в машину, включил мотор и газанул. Через несколько мгновений постройки пропускного пункта, башня, сложенная из бетонных блоков, с пулеметом на крыше и длинные кирпичные постройки скрылись за поворотом.

– Ищут наркотики, что идут из Афганистана, – Садыков усмехнулся. – На границе и в городе полно солдат. А дряни меньше не становится. Потому что лаборатории, где делают героин, давно переехали из Афганистана на эту сторону реки. Это раз. Во-вторых, в этом бизнесе участвует много людей. А деньги рекой текут.

Дорога спускалась вниз, на равнину, Садыков гнал машину, стараясь отмахать побольше километров до наступления жары.

– Почему нас пропустили? – спросила Джейн. – И даже документы не проверили?

– Ну, предположим, документы проверили, – ответил Рахат. – Я предъявил лейтенанту свой паспорт и вашу справку. И сказал, что вы жена русского инженера геодезиста, который работает за сто верст от города. Приехали к мужу из Москвы.

Садыков вытащил из кармана сложенный вчетверо лист бумаги: «справка коммунального управления Железнодорожного района города Душанбе». Джейн пробежала взглядом ровные машинописные строки. Выдана Антонине Ивановне Максимовой, в том, что она зарегистрирована по месту своего жительства: улица Молодых строителей, дом 12. Согласно заявлению, паспорт Максимовой утерян. Неразборчивая подпись и водянистая печать.

Рахат гнал машину так быстро, как только мог. Подвеска поскрипывала, но не разваливалась. Изредка навстречу попадались грузовики с овощами. Холмы кончились, дорога спустилась на равнину, но здесь кончился асфальт. Еще некоторое время «Волга» летела по грунтовке, подпрыгивая на рытвинах.

– Вот это машина, – повторял Садыков. – Выносливая, как верблюд.

Гонка закончилась, когда в радиаторе закипела вода. Пришлось, съехав в чистое, выжженное солнцем поле, остановиться в тени одинокой чинары. Рахат выругал машину последними словами и плюнул через губу. Он расстелил на земле лоскутное покрывало, вытащил из багажника канистру с питьевой водой, коробку с абрикосами и вяленное мясо, что захватил в дорогу. Через час тронулись дальше. Но не проехали и километра, как вода в радиаторе снова закипела.

– Надо ждать, – сказал Рахат. – Так только тачка сможет ехать, двинем к тем холмам. Переждем в тени до вечера. Отдохнем. А там отправимся дальше. По холодку.

Джейн присела на землю, прислонилась спиной к теплому стволу дерева. Она сделала пару глотков воды из пластикового стакана. Смочила платок и протерла лицо. Сомкнув веки, сказала себе, что сейчас не мешает немного поспать. Если и дальше останавливаться на каждом повороте и сидеть целый день на месте, до цели доедут чрез неделю, не раньше. А силы ей еще пригодятся.

Зной сделался густым, осязаемым. Казалось его можно резать на куски и мазать на хлеб, как масло. От жары и духоты руки наливались тяжестью, дремота наваливалась на Джейн, как рухнувшая стена. На минуту вспомнилась ночь в гостинице, душная, бессонная. Ночь, которой, кажется, не будет конца. Собачий лай за окном, приглушенные голоса мужчин на заднем дворе, чей-то смех. Вспышки сигнальных ракет в темном небе. И еще вспомнился давний телефонный разговор…

* * *

Именно в тот день, в том разговоре первый раз промелькнуло слово «русский». Это было важное слово, даже не слово, а целое сообщение, смысл которого еще не был ясен Джейн.

– Соединяю, – кажется, говорила не женщина, а робот. – Впрочем, простите, мэм… Вы можете немного подождать? Мистер Уилкист освободится через минуту.

До командировки в Россию оставался месяц с небольшим. Джейн позвонила Майклу Уилкисту, самому близкому человеку на свете, если не считать четырехлетней дочери Кристины, мужчине, с которым была обручена уже полгода. Дожидаясь, когда его позовут к телефону, Джейн стояла у окна кабинета, большого, во всю стену окна, из которого открывался потрясающий вид на озеро Мичиган, акваторию яхт-клуба и набережную.

Середина весны, в Чикаго еще холодновато, дует ветер, а люди носят куртки. Но самые закаленные и смелые владельцы судов уже выводят свои кораблики на открытую воду, заплывают далеко. Из окна видно, как у бледно-голубой линии горизонта, которая в свете заходящего солнца сливалась с таким же бледно-голубым небом, застыли два крошечных суденышка под белыми парусами. Издали они напоминали скорлупу орешков.

Что-то щелкнуло, Уилкист покашлял в трубку.

– Привет, – сказала Джейн. – Я уже соскучилась.

– Это немудрено, когда жених с невестой живут в разных городах и не видятся неделями, – Уилкист говорил печальным голосом, растягивая гласные звуки. – Я думал, ты не позвонишь сегодня. С пяти до семи у меня три просмотра. Клиенты из Пакистана, сами не знают, чего хотят. Планировал звякнуть тебе, когда вернусь домой. Сейчас совсем нет времени, через три минуты я выбегаю из офиса.

Майкл любил жаловаться на жизнь, чаще всего адресовал жалобы Джейн.

– Трех минут мне хватит, – ответила она. – Хотела сделать тебе сюрприз. На уикенд жду тебя. Я испеку шикарный торт. Место в бизнес классе самолета Атланта – Чикаго забронировано. Рейс «Юнайтед» в пять вечера в пятницу. К тому времени ты кончишь работу и успеешь доехать до аэропорта. Как предложение?

– Чертовски жаль, но ничего не выйдет, – голос Майкла сделался тусклым. – В субботу мне, скорее всего, придется возиться с теми же пакистанцами. Третий месяц катаю их в своей машине, показал им уже полгорода. А они не могут решить для себя, какой дом им нужен: в стиле ранчо, сплит или двухэтажный. Новый или раритет колониальной архитектуры. И в какую сумму собираются уложиться тоже непонятно – двести тысяч или триста. Только переругиваются между собой и морочат мне голову.

– Что делают пакистанцы в Атланте? – спросила Джейн, стараясь быстрее переварить эту мелкую неприятность. Встреча не состоится в ближайший уикенд, не беда, это всего лишь недельная отсрочка. Пакистанцы ее не интересовали ни с какой стороны, но нужно было что-то говорить, чтобы скрыть свое разочарование.

– То же самое, что и все остальные покупатели: ищут жилье. Особняк, который можно здесь купить за двести штук, в Нью-Йорке или Чикаго будет стоить миллион баксов. Не забывай, здесь – юг, а не Новая Англия.

Майкл, риэлтор с двенадцатилетним стажем, нажил дурную привычку подробно объяснять каждую мелочь, ерунду, не стоящую и пары слов. Фирма, где он работал последние годы, брала с продаж шесть процентов комиссионных, и только одна четвертая часть из этих шести процентов оседала в кармане Майкла. Да, он жаловался на жизнь, но тому были причины. Застой на рынке жилья, спад продаж, больная престарелая мать, страховка которой не покрывала всех медицинских расходов. А эти расходы – чистая астрономия.