– Куда ставить?
– Давай на кухню. Вот сюда.
– Дэнни, – в комнату снова вошёл парень. – Там воду привезли, не забудь потом скинуться. Тысяча.
– Хорошо, – сказал бородач, не отрываясь от спины Вари. – Но ты же видишь, – он показал кивком на перчатки.
– Ну да. Я говорю про потом.
Дэнни кивнул и подвернул голову, делая, видимо, особо ответственный проход.
– Я придумал, – сказал Хунбиш парню. – Давай сделаем.
– Что-то небольшое, – предупредил парень. – Времени немного.
– Да, небольшая надпись.
– Садись, – парень показал на кушетку напротив Вари. – Рассказывай.
Хунбиш взял квадратик, написал на нём фразу и передал ему.
– Что это? – спросил парень.
Ночь в песках Монголии наступает быстро. Сначала – багровый закат над тёмной землёй, а потом выключают свет. Резко, одним движением. И тогда, с первыми порывами ветра, можно лечь спать. Или, если с интернетом всё нормально, посмотреть кино. Например, то самое, где герой медленно поднимается по длинной-длинной лестнице, проходит по коридорам и присаживается к столику с шахматами и бутылкой водки. Разговаривает. Говорит просто, но странным образом понимаешь, что это важно. Как слово незнакомца, способное изменить жизнь.
– Это «Сила в правде». На монгольском.
– Да? – посмотрел на него парень. – А почему на монгольском?
– Потому что я монгол, – ответил Хунбиш.
– Закатывай рукав, – сказал парень. – Хотя нет. Снимай футболку. Иди сюда. Эта «у» – как «игрек»?
Кожу щипало, потом она начала гореть, а потом всё закончилось.
– Иди и смотри, – сказал парень. – Зеркало – вот здесь.
– Уже? – спросил Хунбиш и встал с кушетки.
Он подошёл к зеркалу. Громко хлопнула дверь. Три разноголосые фразы – удивлённая, вопросительная и приказывающая – слиплись в один одновременный комок: «Илья?! Это он? Стоять!». Хунбиш начал поворачивать голову. Увидел приподнявшуюся на кушетке Варю. У неё была красная шея, обёрнутая многослойными бусами и маленькие треугольные груди с вытянутыми сосками. Увидел Дэнни в первой фазе вставания. Напрягшиеся мышцы, покрытые чёрным. Решимость во взгляде. Отставленная в сторону, подальше от качнувшейся спины Вари, рука с тату-машиной. Увидел флакон с дозатором-клювиком, взлетевший со стола. Он успел ещё немного повернуть голову к источнику шума, а потом выключили свет.
Как в пустыне.
Трансвааль, Трансвааль, страна моя! Бур старый говорит: «За кривду Бог накажет вас, за правду наградит».
Русская народная песня
На массивном кресле сидел мужчина и смотрел на Хунбиша. Его светлые спутанные волосы переходили в бороду, часть которой была скручена в толстую косу. Из-под кожаной куртки, стянутой крупными стежками, виднелась рубаха с вышивкой по вороту. Поверх куртки был наброшен плащ с меховым воротником и огромной золотой застёжкой на плече. Рядом с глазом – свежая ссадина.
Мужчина был в центре картинки, а всё за пределами кресла было затянуто шевелящимся туманом, который клочками налезал со всех сторон. Ступней мужчины видно не было. Рядом с его коленом виднелось что-то вроде низкого столика. На столике лежал небольшой топор с широким тонким лезвием, перехваченным бечёвкой.
Мужчина вгляделся в лицо Хунбиша. Он явно его видел, однако, судя по всему, собирался рассмотреть получше. Какое-то время он молча смотрел на него, а потом начал говорить. На Хунбиша посыпались смятые, исковерканные звуки, состыкованные между собой совершенно произвольным образом. Ничего не было понятно. Мужчина говорил напевно, смягчая и растягивая слова. Иногда звуки складывались в нечто более или менее осмысленное, но целиком его речь слышалась как стелющаяся волнами абракадабра.
Хунбиш развёл руками, показывая, что ничего не понимает. Постучал по уху. Мужчина продолжал говорить, не обращая на это внимания. С одной стороны у него не хватало нескольких зубов.
– Я не понимаю, – сказал Хунбиш. – Говорите медленнее.
Дальше, за мужчиной, в клубах перекрученного тумана, угадывались какие-то предметы, а может быть, здания – но только на уровне тёмных сгущений, не более. Хунбиш заметил, что вокруг его головы воздух сгустился и едва заметно колебался жёлтым, заворачиваясь в медленные вихри. На руке у него тускло блеснул браслет.
– Кто… – начал Хунбиш, и тут откуда-то сверху пришёл звук.
Это был металлический женский голос. Хунбиш посмотрел наверх, но там всё было затянуто серой мутью.
– Здравствуй, – сказала металлическая женщина. – Сейчас ты в задании. Это большая редкость. Отнесись ответственно. Хорошо, что ты присоединился. Будь внимательным, осторожным. Ничего не бойся. Управляй. Люби. За чачелами – правда, поэтому твоя сторона всегда будет правой. Если у тебя есть вопросы, спрашивай. Если у тебя нет вопросов – говори.
Наступила пауза. Хунбиш не знал, что сказать. В первую очередь, конечно, было необходимо разобраться с тем, кто этот человек. Может, тогда его слова станут хотя бы немного понятнее.
– Кто вы такой? – спросил он.
Человек молчал и спокойно глядел на Хунбиша. Лицо его было одновременно расслабленным и в то же время собранным. Не было никаких сомнений – ворвись сейчас к нему враги, и он мгновенно схватит свой топорик и уделает их – сколько бы нападающих ни было. А ещё в нём ощущалась власть. И бремя многочисленных решений.
Женский голос над ним произнёс что-то вроде «Како имиа».
Человек стал говорить. Всё ещё непонятно. С самого начала этого странного общения Хунбиш угадывал во внешнем виде собеседника какое-то несообразие, что-то неправильное. Можно было бы, конечно, сказать, что неправильным было решительно всё, сама ситуация. Но несообразие, которое почувствовал Хунбиш, было зашито вторым уровнем внутри общей картины. Несуразица, абсурдная даже для галлюцинации. И тут он понял. Ему удалось сместить фокус восприятия должным образом, и он наконец увидел. А увидев, просто влип в эти небольшие детали, делающие образ собеседника неправдоподобным.
У мужчины кое-чего не хватало. Между кистями рук и рукавами, между браслетом и кистью, между волосами и ухом. У него не было должных зазоров. Места стыков были без щелей. Под рукавом, например, не было никакого пространства. Рукав просто плавно вливался в руку. Вся фигура в целом была похожа на вырезанную из камня, или отлитую из металла статую.
Но такие мелочи ничуть не беспокоили мужчину. Жестикулировал он вполне естественно. Моргал. Поворачивал голову. Часть прилегающего к шее ворота прокручивалась при этом вбок, но ниже всё было неподвижно.
Однажды к ним в Сайншанд приехала передвижка. Это был военный ЗИЛ с тентом. По бокам внутри были установлены деревянные лавки. В окне со стороны кабины водитель приладил кинопроектор. В кузов набивалось впритык человек двадцать. Полы тента плотно закрывались, и водитель показывал кино. Хунбишу было тогда года четыре или пять, и он помнил духоту и жар маминых коленей.
И ещё один фрагмент воспоминаний был у него об этом вечере. Фрагмент кино, который врезался в его память.
Намертво.
Он помнил, что был большой корабль. Носовая фигура в виде мощной женщины с растрёпанными волосами смело смотрела вперёд. Кажется, корабль шёл по морю. Брызги, качка. Кажется, главный герой был где-то неподалёку. Кажется, ему угрожала опасность.
И вот, началось.
Хунбиш видел, как женщина начала отрывать себя от уходящей вперёд стрелы корабля. Раздался треск, полетели щепки. Движения женщины были очень страшными, двигалась она не как человек. Да она и не была человеком. Она рвано, неестественно отталкивалась от корпуса корабля, выворачивалась, возилась, пытаясь освободиться. Наконец, это ей удалось. Нестерпимый ужас происходящего накрыл Хунбиша. Он зажмурился, но заставил себя открыть глаза снова.
Не давая себе времени насладиться моментом – а ведь, наверное, у женщины всё затекло в долгих годах неподвижности – она сделала деревянный шаг к герою. Так не ходят! Она двигала ногу явно впервые в жизни, неумело, рывками. Тело явно плохо слушалось её. Но, несмотря на это, она бросилась на героя, а тот отважно вступил с ней в драку.
Нос корабля разлетелся, переломленный надвое бушприт рухнул в море, в сторону упал штурвал, люди с криками сыпались за борт. Что было дальше, Хунбиш не помнил. Но, конечно, герой должен был победить эту женщину.
Вот именно то же самое, из детства, одновременное смешение ужаса и восторга сковало сейчас Хунбиша. Он молчал. Каким-то образом было понятно, что вопросы здесь задаёт не он. Не на том он уровне, чтобы спрашивать этого человека. Он будет слушать и соглашаться. Или не соглашаться, – отчаянно подумал Хунбиш.
– Я Владимир, – сверху упали, наконец, понятные слова от металлической женщины. – Когда дед моего отца пришёл сюда, он принёс знание и силу. Он приплыл на сотне больших кораблей с двумя своими братьями. И показал, как защищать себя. Показал, как вам жить в мире между собой. Укрепляться внутри. Чтобы становиться сильнее снаружи. Когда сюда придут твои предки. Когда вы придёте сюда. Через двести пятьдесят лет. Вы принесёте знание и боль. Вы научите терпеть. Научите долго думать перед тем, как что-то сделать. Покажете, что такое простор. Дадите умение любить простор. Передадите знание о том, как разные народы могут жить под одним правлением. Наш народ умеет учиться. И понимает, как тяжело достаётся знание. Понимает, сколько веры нужно для того, чтобы впустить в себя знание. Впустить и дать ему прорасти.