Красный блокчейн

– Евгений Андреевич, – сказала богиня.

– Антонович, – остановил её эксперт, и она досадливо поморщилась.

– Давайте пропустим технические детали, Евгений Антонович. И телепортируемся прямо к выводам. Что можете сказать? – она отодвинула пустую тарелку, и бросила в неё скомканную салфетку. Официантка тут же подставила второе блюдо.

– Если телепортируемся… То есть вероятность, и она немалая… Вероятность того, что перед нами одна из монет Дмитрия Ольгердовича. Это удельный князь… не помню только каких областей. Брянск, скорее всего. Он участвовал в Куликовской битве.

– Хорошо. А вторая?

– А вторая, – продолжил он, – ещё интереснее. Сколько вы за них хотите?

– Я не планирую их продавать, – ответила богиня, расчленяя ножом исполосованный сеткой гриля баклажан.

– Понимаю, – сказал он. – Но, если всё же…

– Евгений Андреевич, – посмотрела на него богиня.

– Да. Так вот. Вторая… Я не сталкивался с чем-либо подобным. Период, как я думаю, тот же, но судя по деталям… – он прервал сам себя, выпрямился и положил монету. – Я бы сказал, что это монета периода правления Андрея Ольгердовича.

– Тоже Ольгердовича? – неожиданно для себя спросил Хунбиш, но богиня ничем не дала понять, что он лезет не в своё дело.

– Да, – повернулся к нему эксперт. – Они братья. Оба сражались с монголами. Андрей, насколько я помню, также противостоял попыткам принести на Русь католичество. Нужно освежить, конечно, знания по этому периоду… Там много было интересного.

– Два брата, – задумчиво сказала богиня. – Акробата. Понятно. Давайте так. Вы монеты ещё посмотрите. Если нужно. Сфотографируйте. Потрогайте. Понюхайте. Что вы там делаете. И свои выводы пришлите письменно. По тому же адресу, с которого получили фотографии. Всё, что нароете. Кто чеканил, с кем воевал, где эти монеты были. Где хранились. Были ли у них владельцы. И так далее. Полный отчёт. Но только схематично, без сочинений этих. Буллетпойнтами. И знаете ещё что… – она задумалась. – У меня такое чувство, что особенно дотошно нужно проанализировать связь монет между собой. Вы говорите, это один период?

– Да, – подтвердил эксперт. – Плюс минус двадцать лет. Конечно, для полной уверенности я бы…

– Один период, – кивнула богиня. – Да ещё и братья. В общем, если это один лот… То нужно упереться и вытащить всё, что эти две монеты объединяет. Хорошо?

– Да, конечно. Но… – начал было говорить эксперт.

– В три дня управитесь?

– В три? Я постараюсь. Правда, разные временные пояса… Мне будет нужно созвониться с коллегой.

– Созванивайтесь. Все издержки включите в финальный счёт.

– И всё же…

– Упс, – богиня сделала ладонью, – простите, мне нужно ответить на звонок. Вы, Евгений Андреевич, располагайте машиной. Она будет вас ждать. Позвоните водителю.

Она взяла телефон и отошла в стеклянный угол ресторана. Туда, где обзор города внизу был максимальным.

Хунбиш не знал, о чём говорить с экспертом, поэтому занялся едой. Эксперт тоже, судя по всему, был не в своей тарелке.

– Я, наверное, откланяюсь, – неуверенно сказал он куда-то в пространство. Хунбиш кивнул. – Спасибо, и всего хорошего.

– Спасибо, – сказал Хунбиш. – Вы пришлёте отчёт?

– Да, разумеется, – рассеянно ответил эксперт. Он напоследок ещё раз огладил по периметру обе монеты. Одну за другой. Получилась восьмёрка. – Но, если у вас будет интерес… Вам предложат честную цену. Выше рынка. После детальной экспертизы, само собой.

– Хорошо, – ответил ему Хунбиш. – Понятно.

– До свидания, – эксперт снял перчатки, откатился и взял курс на выход. К нему поспешила официантка.

Когда богиня вернулась, Хунбиш пробовал нетронутый экспертом чай. В нём тоже не было никакой густоты. Даже рисовую муку не добавили. Ко всему прочему он был сладкий. И это называется ресторан.

Богиня странно посмотрела на него.

И посылает князь Андрей к брату своему, князю Дмитрию, тайно письмо небольшое, в нём же написано так: «Знаешь, брат мой возлюбленный, что отец наш отверг нас от себя, но отец наш небесный, Господь Бог, сильней возлюбил нас и просветил святым крещением, дав нам закон свой, чтобы жить по нему, и отрешил нас от пустой суеты и от нечистой пищи; мы же теперь чем за то Богу воздадим? Так устремимся, брате, на подвиг благой для подвижников Христа, источника христианства, пойдём, брате, на помощь великому князю Дмитрию Московскому и всем православным христианам».

Сказание о Мамаевом побоище

Пятый день подряд не происходило вообще ничего. За окном резали глаз всё те же яркие дни конца июня. Хунбиш сидел один в квартире Жоржа. Целыми днями смотрел телевизор, лежал на диване, пробовал выстроить хоть какие-то версии относительно предметов богини. Снова изумлялся тому, что в одежде, коже, волосах не был набит пыльный песок. Что нет привычных летом скачков температуры – от испепеляющего жара дня к выматывающему холоду ночи.

Его тревожило, что о нём все забыли.

Когда ему было шесть лет, он выменял у Баги свистульку. На велосипедный звонок. Это была какая-то птица. С дырками в хвосте, на боку и в одном глазу. Она была коричневого цвета, но мама сказала, что это охра. На голове у неё было что-то вроде пышной причёски, с облезшей позолотой на неровностях. Наверное, птичку красили окунанием в краску, а позже на голову нанесли дополнительный цвет, который со временем почти весь сошёл.

Трогать её было очень приятно. Хунбиш крутил её в кармане, перебирая пальцами, доставал, особым движением оглаживал длинный хвост. Он скоро выучил все её изгибы, углубления, шероховатости. Свистеть она почти не свистела, а может, он просто не научился это делать. Из её бока вылетали только шуршание и шелест.

Потом, в первом классе, в самом начале учебного года, учительница забрала свистульку себе, и положила в ящик стола – чтобы он не отвлекался. Хунбиш пробрался к столу на перемене, открыл, но птички там уже не было. Лежали какие-то бумаги, несколько коробков спичек, рогатка, перочинный нож. Он спросил у учительницы, и она сначала рассердилась, что он открыл её стол, а потом обеспокоилась и тоже перерыла все его внутренности – при нём. Но нет. Кто-то взял свистульку. Хунбиш так и не узнал, кто это был.

Целую неделю после уроков он ходил по жарким улицам, пиная мелкие комки засохшего цемента, лежал у железнодорожных путей, слушая пустоту. Тоска затопила его сладким томлением и одновременно тяжёлой, вязкой бессмысленностью – словно горячей битумной смолой. Придавила, зажала. Ему даже не было жалко игрушки. Он был в отчаянии, что вещь, которой он передал так много своих прикосновений, сейчас принадлежит кому-то другому. Мама обеспокоилась тогда. Даже ходила разговаривать с учительницей. Но без результата. Со временем эта тоска ослабла, но совсем из сердца не ушла.

И вот теперь она снова зашевелилась в его груди. Накрыла тяжёлым одеялом беспросветной хандры.

Щёлкнул замок, и в квартиру зашла филиппинка. Она приходила ежедневно в обед, примерно в одно и то же время, готовила еду и наводила символический порядок. Была она микроскопической, смуглой, с низко посаженными ушами и блестящими чёрными волосами. Разговаривать она категорически отказывалась. Ни на русском, ни на английском. Только застенчиво смеялась в кулак.

Хунбиш снова ощутил накатывавшую на него весь день решимость разобраться в происходящем. Вышел к ней в коридор. Увидев его, филиппинка радостно улыбнулась – искренне, словно бы вернувшемуся из долгой поездки любимому человеку. И тут же, без промежуточных этапов, смущённо отвела глаза в сторону. Направилась на кухню.

– Добрый день, – сказал Хунбиш, и она спиной дала понять, что слышит, но отвечать не будет. – Как дела?

Она стала вытаскивать продукты из сумки, делая вид, что не замечает его. Ключи от квартиры она положила тут же, на стол.

– Как тебя зовут? – спросил он, но она никак не отреагировала. – Где твоя хозяйка? Когда она придёт? Она тебе звонила? Можешь приготовить сегодня хушуры? Ты меня слышишь?

Он развернул её за плечо лицом к себе. Она испугалась и беззвучно зашевелила губами. В ушах тускло покачивались длинные серёжки.

– Почему ты молчишь? – он повысил голос. – Ты же всё слышишь. И понимаешь. Скажи хоть что-нибудь. Так, – решительно заявил он. – Я беру вот это.

Он взял со стола ключи от квартиры.

– Нет! – крикнула она. У неё оказался приятный мягкий голос. – Сир, не делать! Нет! Нельзя! Сир!

– Ага, значит ты умеешь разговаривать, – сказал Хунбиш, почему-то приходя от этой мысли в мгновенное бешенство. – Посмотрим, что ты скажешь вот на это.

Он вышел в коридор, обулся и стал возиться с замком.