Красный блокчейн

– Бутика, – через прерывистые спазмы смеха выдавила она. – Маноло так его бутика.

Отсмеявшись, девчонки натянули бахилы и, не особенно усердно придерживая руками сползающие полотенца, нависли над столом. Хунбиш слышал, как они медленно, изменяя показания, явно издеваясь над лейтенантом, сообщают ему фамилии и адреса. Потом дверь хлопнула и всё стихло.

Проснулся Хунбиш опять от двери. Вздрогнул, сел красиво, и только потом огляделся. Вспомнил.

Дежурный с кем-то разговаривал. Это был уже другой человек. Тощий, но при этом круглолицый. Вытянутый, в роговых очках. Форма на нём висела, и он часто одёргивал рукава.

– Не могу я брать показания, – сердито говорил он в трубку. – Я дежурный. К Петренко пусть идёт. Ну, к Ахеджаковой тогда. А я что? Сейчас уже десять часов, сейчас начнётся. Как я обращения принимать буду? Там в клетке ещё один. С ночной ещё. Да чтоб…

Он с досадой грохнул телефоном.

– Ладно, давайте быстро, – сказал он посетителю. – Предварительно возьму, а детальные показания дадите позже. Когда кто-нибудь освободится. В тринадцать подойдёте в триста второй, к капитану Ахеджаковой. Без записи. У неё приём. Понятно? Громче говорите!

– Я предполагал, что по таким резонансным делам вы изыщете ресурс, – ответил дежурному невидимый голос.

– Какое ещё резонансное? Давайте по порядку. Ваша фамилия, паспортные данные. Прописка.

Голос ответил.

– Так. Теперь кратко и по существу.

Хунбиш подумал, что хостел оплачен только на одну ночь, и в двенадцать – а это значит, что уже через пару часов – с его вещами сделают непонятно что. Даже и не хостел, а – как там оно? Капсульный отель. На ресепшне прыщавый подросток с лоснящимися волосами долго рассматривал его паспорт и переспрашивал написание.

Капсулы были размещены в два этажа, и в свою ячейку ему было нужно подниматься по неудобной лестнице. Сидеть внутри не выходило – можно было только полулежать, подмяв подушку. В изголовье нашлись пара розеток, вытяжка и выключатель лампы. Рюкзак Хунбиш пристроил рядом с подушкой. На потолке висела ламинированная наклейка с паролем от вай-фая. Вход в ячейку закрывался запирающейся на ключ задвижкой.

Рядом с ресепшном находилась гардеробная, где можно было оставить уличную одежду и обувь. По причине тёплой погоды вешалки болтались пустыми. Наверное, туда рюкзак и вытащат, подумал он. Ничего особо ценного в рюкзаке у него не было, так, немного сменной одежды и кое-что по мелочи. Но всё равно вещи было жалко. Не унесли бы.

– Да, они ударили консьержа, – говорил голос в дежурке. Хунбиш прислушался. – Избили. Нет, сам не видел. Да не в этом дело, поймите вы наконец. Нет, не знаю. Да сконцентрируйтесь на главном, ради Бога. Безотносительно от того, ходил он снимать побои или нет. Вы вообще-то отдаёте себе отчёт, что это раритеты? Не просто раритеты, а имеющие отношение. Весьма непосредственное отношение к истории. Истории страны! Там от одной описи Русский музей кипятком бы всё оросил. Увидел бы если. И, главное, размеры компактные. Это ж не ваза эпохи Мин или какая-нибудь персидская там капитель колонны.

– Не отвлекайтесь, – прервал его дежурный.

– Да, – легко согласился тот. – Сейчас каждая минута дорога. Вы правы. Я и так пришёл не сразу, задержали меня. Эх, задержали, трейдеры недоделанные… Прайват банкстеры. С этой их токсичной кармой. Нужно прямо по горячим следам! Вот сейчас!

– Разберёмся, гражданин, – привычно сказал дежурный. – Продолжайте по существу. Под запись.

– Да. Ценные вещи, дорогие вещи. Уникальные. Единственные в своём… Смотрите на камерах, приметы ведь должны быть какие-то. Не могли же они.

– Смотрим, – сказал дежурный. – Ещё что-то?

– Да вы поймите. Я ведь про то, что это народное достояние! В прямом смысле!

– Учтём, – заверил дежурный. – Ладно. Пока всё. Остальное доложите Ахеджаковой. С тринадцати в триста втором. Вот эти показания будут у неё на столе.

– А вы сейчас уже проводите следственные мероприятия по моему делу? – осведомился с подозрением голос. – В эту минуту?

– Проводим, – безапелляционно сказал дежурный. – Вот, держите. Пишите внизу… вот ручка, возьмите. Да, вот тут. Пишите. С моих слов записано верно. Верно. Да. Мной прочитано. Дата. Время. Десять двадцать… двадцать семь сейчас. Подпись. Да, вот здесь, ниже. Это ваше. Всё.

– Но как же… – начал было голос.

– Дело принято, – сказал дежурный. – Оно уже в работе. В тринадцать в триста вторую.

Зазвонил телефон, и дежурный, не снисходя до формального прощания, взял трубку.

Разного рода преступники, задержанные и посаженные в тюрьму, подвергаются удушению; когда же наступает срок, назначенный великим ханом для освобождения задержанных, что бывает каждые три года, то их отпускают, но при этом кладут им клеймо на одну щёку, чтобы после узнавать их.

Книга о разнообразии мира. Марко Поло

Приснилась мама.

Мама держала его между коленей. Руки её пахли светом и молоком. Она лениво ворошила его волосы. Каким-то образом, не видя её лица, Хунбиш знал, что она улыбается. Как обычно, своей немного отстранённой и мечтательной улыбкой.

– Такой большой гэр, – сказал он маме. – Почему?

Мама тихонько прикоснулась к его неровно стриженой макушке губами и вдохнула. Они сидели на чистом деревянном полу. А дальше была вода, много воды. Изумрудной, прозрачной. Вода была расчерчена прямыми линиями, уходящими в горизонт. Она держалась совершенно ровно – ни волны, ни ряби.

Это было похоже на полуденный мираж – когда глаз обманывается и придумывает над землёй блестящую плоскость воды. Спасительной воды. Но к ней невозможно дойти. Она передвигается по мере приближения к ней всё дальше и дальше – к горам, которые из-за этой серебряной плоскости кажутся подвешенными в воздухе.

Но эта картинка точно не была миражом. Потому что в мираже не могут детально отражаться витые разноцветные башни, похожие на конусы мороженого и одновременно на кроны деревьев.

– Что это? – спросил он. – Где мы? Где паган? А тоон[9 - Части конструкции гэра (монг.)]?

Лист упал на поверхность воды, и от него побежала концентрическая рябь. Мама молчала.

– Как мне стать великим воином? – спросил Хунбиш.

Рука мамы остановилась. Потом накрыла куполом макушку.

– Ты станешь великим воином, – твёрдо сказала она. – Обещаю это тебе здесь, в Нуга-усан. Обещаю всем своим сердцем внутри и вечным небом снаружи. Верь мне и верь себе, гражданин Баавгайбаатар. Ты – мой медвежонок. Расти! Вырастай вольным и страшным. Сам выбирай свой путь. Слушай своё сердце. Сметай преграды. Исполняй долг.

– Я хочу быть первым в Улан-Баторе, – сказал он.

Мама промолчала.

– Мама, я хочу быть первым в Улан-Баторе, – повторил он, когда пауза стала нестерпимой. – Как хотел мой папа.

– Будь первым в Москве, но не в Улан-Баторе, – сказала мама. – Улан-Батор велик. Но величие его меркнет перед Москвой. Посмотри на Москву. Это величайший город из великих. Бери свой рюкзак. Седлай мотоцикл. Отправляйся за добычей.

Она замолчала. Хунбиш чувствовал, как молчание затягивает его туда, откуда очень сложно вернуться.

– Как я пойму, кто мой друг? – спросил Хунбиш. – Кого мне слушать? Кому верить?

– Ты поймёшь это внутри себя, – сказала непонятное мама. – Сердце отличит правду от неправды. Если ты не будешь мешать сердцу. Сделай усилие, и поверь сердцу. А дальше всё будет просто.

В тишине откуда-то издали доносился размеренный стук шагов. Хунбиш оглянулся, но никого не увидел.

– Где мы? – спросил он. Просто для того, чтобы хоть как-то заполнить тишину. – Что это?

– Эй, монгол! – сказала мама и указала вдаль, на зеркало воды. – Видишь отражение, вон там? Вглядись. Только не смотри прямо. Не пристально. А немного поверни глаза. Разведи их. Вот так.