Тайный коридор

– Вы полагаете, что в КГБ – все шпионы?

– А зачем мне все? На меня одного-двух хватит! Невелика птица!

– Ну-ну, не малодушничайте. Вы же мужчина. Говорю вам ответственно: в КГБ очень много порядочных людей, настоящих профессионалов. С некоторыми я знаком, могу похлопотать за вас, если дело заберет КГБ.

На том и расстались. Выйдя за ворота, на освещенную вечерними огнями Пушкинскую, Алексей подумал: «Мягко стелет, да жестко спать! Что ему: он соблюдет все формальности и будет считать, что совесть его чиста. А я вернусь к тому же, с чего все начиналось. В худшем случае военная прокуратура сдаст меня в КГБ, а в лучшем… эти конторы будут тянуть меня в разные стороны, на разрыв. Попал, как кур в ощип! А вдруг Черепанов заодно с Немировским? – обожгла его мысль. – И я ему, такому круглому и приятному, поведал то, о чем и Немировскому не говорил!»

Звонарев затосковал. Он стоял под «Тремя слепыми» (барельефами Маркса, Энгельса, Ленина на фасаде Партархива) и думал, что ему теперь делать. Взгляд его упал на очередь у «Ямы». «А ведь наши наверняка еще там, и Кузов с ними. Вот у кого надо спросить совета! Он в каких только передрягах ни бывал».

Поэт Андрей Кузовков по прозвищу Кузов воевал в Афганистане, учился полгода в МГИМО, три месяца сидел в тюрьме, точнее – в спецприемнике для бродяг, служил милиционером, мыл золото в Якутии, печатался в журнале для слепых, работал страховым агентом и женским цирюльником в роддоме – сам он, впрочем, называл эту профессию другим, неприличным словом. Кузовков был непревзойденным мастером попадать в абсолютно безвыходные ситуации и чудесным образом из них выбираться. Он утверждал, что под Сургутом, где он трудился нормировщиком на строящемся газопроводе, «химики», недовольные тем, как Кузов закрывал им наряды, заварили его в газовую трубу у самой заслонки, и он полз по ней несколько километров к компрессорной станции, причем ногами вперед, пока не утомился и уснул. Во сне он якобы так храпел, что бригада обходчиков издалека ощутила вибрацию в магистрали и стала искать источник паранормального явления, пока не добралась до инородного тела в трубе – Кузовкова. Трудно сказать, было ли так на самом деле, но однажды Звонарев убедился, что кузовковские истории возникают не на пустом месте. Встречали Новый год в одной московской квартире на пятом этаже. Кузовков вышел освежиться на балкон, дверь которого находилась как раз напротив праздничного стола. Минут через десять раздался звонок во входную дверь. Открыли, на пороге стоял слегка припорошенный снегом Кузов. Все ахнули, а Кузовков как не в чем ни бывало подошел к столу и молодецки тяпнул водочки. Но на этот раз он не мог рассказать, что с ним произошло, – ходил, мол, подышать, а больше ничего не знает.

Звонарев вклинился в очередь и громко сказал, похлопывая по кейсу:

– Мужики, я к своим! Меня за вином послали.

Очередь послушно расступилась, сочтя, видимо, это вполне уважительной причиной. Вслед за Алексеем, в его кильватере, захотел пролезть еще один человек в собачьей шапке, идущий за Звонаревым от самых ворот прокуратуры, но ему решительно загородили путь. Человек не сказал ни слова и тут же покинул очередь. Он быстрым шагом завернул за угол и вошел в воняющий кислым пивом, захламленный битой тарой двор, где был служебный вход в «Яму». Здесь он решительно постучал в обитую железом дверь, а когда ему открыли, показал работнику в грязном халате какое-то удостоверение и нырнул внутрь.

Звонарев не ошибся: литинститутовцы все еще были в «Яме». Уже от входа он услышал их гул, который невозможно спутать ни с каким другим, – все говорили одновременно, не слушая друг друга.

– Леха! – заорали они, завидев Звонарева. – Ты уже на свободе? Подписка о невыезде? Кружку зэку! За освобождение!

Тотчас же перед ним появилась запотевшая кружка «Ячменного колоса», с оседающей шапкой пены, которую он жадно, не отрываясь, выпил до дна.

– Мучили жаждой, – прокомментировал кто-то. – Сатрапы! Кузов, добавь ему в нагрузку. Он, гад, нагрузок не любит! А ты полюби!

Из-под полы кузовковского полушубка сверкнуло водочное горло, в кружку Звонарева, журча, полилась прозрачная струя.

– Засади.

– За нас с вами, – провозгласил охмелевший уже от одного запаха водки Алексей. – И за х… с ними!

Ребята заржали. Он выпил, закусил сыром сулугуни.

– Ну, рассказывай, – сурово сказал Кузовков. – Генеральная прокуратура, ни фига себе! Ты чего сотворил?

– Я не в Генеральную ходил, а в военную. Один «важняк» армейский самоубийством покончил, а я перед этим к нему на вызов ездил. Теперь таскают.

– Ну, Леха, без вопросов – на тебя все спишут. Скажут: ты его цианистым калием уколол. Убийца в белом халате!

– Мужики, вы извините, мне по этому поводу надо с Кузовковым потолковать.

– Толкуй здесь!

– Нет, я знаю – вы будете все время прикалываться, а мне-то нужен серьезный совет.

– Ну, давай! Долго не советуйся! А то водка стынет.

Звонарев с Кузовковым взяли свои кружки и перешли за маленький столик в углу, где местный завсегдатай бомж Коля сливал из нескольких кружек в одну остатки пива.

– Колян, на тебе сорок копеек и исчезни, – распорядился Андрей.

– Будет сделано! – Коля схватил трясущейся рукой мелочь и побежал, звеня кружками, к автоматам.

– Налей мне, Андрюха, чтобы у меня в голове прояснилось, – попросил Звонарев.

Кузовков набулькал прямо в пиво. Чокнулись, хлебнули забористого «ерша».

– Вот какое дело, – заговорил, собравшись с мыслями, Алексей. – Слушай. Только учти: если разболтаешь – мне тюрьма светит.

Он рассказал обо всем Кузовкову, опустив, правда, содержание разговора с полковником и вообще не упомянув про разведку и шпионов. Кузовков же, к удивлению Звонарева, проявил деликатность и ничего по этому поводу не спросил.

– Получается, – подвел итог Алексей, – я кругом крайний, и к кому бы дело ни попало, мне будет только хуже. А КГБ, прокуратура и милиция могут спокойно перебрасываться бумажками. Скажи: как мне выбраться из этого круга?

– Делай ноги, – без раздумий посоветовал Кузовков.

– Как это – делай ноги?

– А так – беги, исчезай. А они пусть разбираются друг с другом напрямую. Ты подписку о невыезде давал?

– Нет.

– Так что же ты время теряешь? Как это у Апдайка: «Кролик, беги!»

– Я – не кролик. Прошу тебя, отнесись серьезней. Все не так просто. Черепанов этот улыбается, но я чувствую, что он мне тоже не очень-то верит. И вот я исчезну – что он подумает? Что я все врал? А если врал – значит, причастен к смерти того «важняка»?

– Алеха! – с чувством воскликнул Кузовков. – Все просто! Сложности придумываем мы сами. На то ты и писатель, чтобы искать простые объяснения так называемым сложным вещам. Мужик, тебе чего надо? – вдруг обратился Кузовков к человеку в собачьей шапке, бочком стоявшему у их столика.

– Жду, когда кружка освободится, – глухо ответил тот, забегав глазами.

– А почему ты решил, что у нас она освободится? Иди на мойку, там тебе дадут кружку! Или вон у Коляна спроси. А сюда больше не приходи: что-то мне твоя шайба не очень нравится. Могу случайно попортить.

Человек в собачьей шапке злобно улыбнулся и отошел к мойке.

– Зачем ты с ним так? – удивился Звонарев.

– Лучше так, чем потом тебя кое-кто фак, – загадочно объяснил Кузовков. – Так вот: найди заранее простую причину своему отъезду – и все.

– Да куда мне ехать-то? И на что мне жить там, куда я поеду?

– Куда? Да хоть в Ялту! Ты же записался!

Речь шла о двухнедельной путевке в ялтинский Дом творчества: Литфонд иногда бесплатно выделял их студентам-литераторам на зимние каникулы. Звонарев получил путевку еще до злополучной аттестации, и никто ее у него не отбирал.

– Да какая мне теперь Ялта? – вяло отмахнулся Алексей.

– Самая Ялта теперь! Законная, заметь, Ялта! Вот тебе и причина отъезда! Вот тебе и житье-прожитье! А за эти две недели КГБ, военная прокуратура и менты наверняка договорятся и закроют на хрен это дело. Ты им только мешаешь.

– Может быть, – задумчиво сказал Звонарев. – Но ведь есть еще второстепенные нюансы, которые нельзя не учитывать. Вот, например, Черепанов дал мне на прощание свой телефон и сказал: звоните, если что. Как же я могу ему не позвонить перед внезапным отъездом? А если я позвоню, то и он, и гэбэшники через него будут знать, куда я поехал. Какой же смысл тогда в этом отъезде?