Байт IV. Проклятие Первого Десмода

– Его имя! – тут же потребовала ведунья. – Он из Светлых или Темных?

– Я думаю, светлый, – предположил я. Как-то и в голову не пришло поинтересоваться. Вроде как, само собой разумеется. – А зовут его Всеслав.

– Как-то простовато, для Демиурга, – скептически хмыкнула Аксинья. – Хотя… Если он славянин, тогда все правильно: «всех славней», в смысле, – самый славный, среди самых- самых! А это его единственное имя? Откуда он взялся? Не знаешь?

Мне так и захотелось брякнуть нечто типа – «мама родила», или – «от верблюда». К чему эти расспросы? Однако я сдержался.

– Вас что, и в известность не поставили? – вопросом на вопрос ответил я, недоумевая. – Или действующий Демиург пошутил? Уж кто-кто, а Иерархи должны быть в курсе перемен такого масштаба! Или я не прав?

Ведунья заметно смутилась.

– Энергоинформационное поле Земли по каким-то причинам недоступно нам уже два дня! – нехотя призналась она, рассеянно смешивая себе вторую порцию пектусина. – А без него мы словно слепые без поводыря. Сидим отрезанные от всего мира, уподобившись медведям, каждый в своей берлоге, и даже пообщаться, не получается, – мыслесвязь тоже не работает!

– Ну, причины-то этого понятны, – старый октеракт распадается! – сообщил я давно известный мне факт. – А вдобавок, отрезанные пять миров становятся самостоятельными и образуют костяк нового. Наверное, из-за этого…

– Мне надо срочно встретиться с новым Демиургом! – решительным тоном сообщила ведунья и вдруг загрустила. – Знать бы еще, где его искать…

– Тоже мне, секрет Полишинеля! – усмехнулся я. – Он на Ассах, с тамошним правителем знакомится.

– Где эта Ассах? – подозрительно прищурилась она. – И откуда тебе это известно? Ты знаком с новым Демиургом?

– Ассах – в соседнем рукаве нашей галактики, – начал добросовестно, по порядку отвечать я, – а с Ссессалаххом, – это второе, приобретенное имя Всеслава, я вроде как знаком, – он мой отец. Ты же знаешь, что я – Всеславович!

– Я и предположить не могла! Всеслав – Ссессалахх? И он – твой отец?! – почему-то не на шутку обеспокоилась Аксинья, одновременно расплетая ноги и подбираясь, словно почуяв опасность. – Вот же, ёхан – бохан, надо же было так вляпаться, а? Умный учится на своих ошибках, а я второй раз на грабли наступаю! Вот же! А у тебя есть еще имена?

– А ты разве не отслеживала досье тех, кому поручала столь важные для тебя миссии? – не поверил я.

– Необходимости не было! – огрызнулась она. – Вы у меня и так, словно на ладони были! А теперь, – говорю же, инфополе пропало!

– В «Мире» меня зовут Кирант, – спокойно признался я. А что? Тайна, что ли за семью печатями? В истинные имена, которые якобы дают власть, кому не попадя тобою управлять, я не верю. – А на Ассах, меня знают, как Ааштони…

Теперь она смотрела на меня вообще враждебно, и в то же время, с каким-то отблеском застарелого страха во взгляде.

– Как же я не сопоставила! Всеслав – «всех славней», Ссессалахх, и Сесалах Мерекапунья, – «самый лучший»! Это он!

– Наверное, ты его с кем-то путаешь! – прервал я поток ее домыслов, основанных на игре слов непривычного нам звучания и вспоминая, что первое наше общение она закончила санскритским словом «праха», – «до свидания». – Причем тут какой-то Мерекапуня?

– Не стоит меня недооценивать! – предупредила ведунья, делая ограждающий пас рукой. – А еще ты, – Отец Боли! У Сесалаха тоже был сын, Ash Ston Ny – Каменный Пепел, по прозвищу Kiranot – «Не угадал», садист еще тот! Таких совпадений просто не бывает! – она снова оградилась ладонью от меня, однако что-то у нее вновь не получилось, и она недоуменно посмотрела на свои руки. Повторила движение. И расстроилась еще больше.

– Вы и ману заблокировали! – со слезами в голосе обвинила она меня. – А говоришь, не Мерекапунья! Только он так долго может меня преследовать и быть настолько мстительным, чтобы спустя все эти годы, подослать ко мне своего сына и свершить retribusi – возмездие за то, что я отказалась удовлетворить его низменные желания!

На ее глаза навернулись слезы.

Когда я говорил, что Иерархи тоже люди, я не имел в виду, что настолько. Роль заплаканной подушки мне не понравилась еще в предыдущие разы, и закреплять этот опыт у меня не было ни малейшего желания.

– Успокойся, пожалуйста! Давай выпьем, расслабимся! – я пододвинул к ней так и не тронутый стакан приготовленного ею мутного напитка, и только потом до меня дошла двусмысленность сказанного. – Я не про то…

– Ты хотел сказать: «Пей, и тухни»? – еще больше напряглась ведунья. – Не дождетесь! Я и без маны кое-чего могу!

– Тьфу ты! – не выдержал я. – Да не нужна ты никому! Нет, конечно, кому-то нужна, но не нам! Блин! И нам тоже нужна, но не в качестве объекта мести или домогательств! И Всеслав – не Перкапунья, никакой! Он – нормальный человек! Совсем не тот, которого ты опасаешься! Я вас познакомлю, и я уверен, – вы подружитесь! Елки – палки, ну каким языком тебе еще объяснить? На санскрите?

– А ты можешь? – не поверила она.

Я отрицательно покачал головой. Ведунья грустно вздохнула.

– Сколько ему биологических лет? – через минуту сменила тему она, видимо этот вопрос ее интересовал не на шутку. – Ты знаешь?

– Конечно! – заверил я. – Ему на два года больше чем мне, значит, двадцать восемь!

– Вы тут чего курили? – она подозрительно повела носом. – Или колесами баловались? Или меня совсем за чокнутую держите? Ты хочешь, чтобы я поверила, что Высшие назначили Демиургом малолетку? Ваша разница в возрасте для меня роли не играет, – всякое бывает. Но чтобы в двадцать восемь ему доверили собирать собственный октеракт! Не смеши меня!

– Это тебе сами Высшие сказали? – поинтересовался я саркастически. – А что у вас в таком возрасте можно? Мелочь по карманам тырить? А, нет, простите! Высокие моральные принципы! До пятисот лет нужно в песочнице играть, пасочки из песчинок выкладывая, развивая терпение и усидчивость! Потом еще до тысячи обуздывать свое либидо, перенаправляя кундалини из Свадхистаны в Манипуру и Анахату, затем еще какой-нибудь ерундой страдать, а уже к двум тысячам, наверное, можно и делом заняться, да?

– Ну, как-то так! – согласилась Аксинья, начиная потихоньку успокаиваться. – Не нами заведено, не нам и отменять!

Она устало оперлась на стену, снова закидывая ногу на ногу, и отпивая из стакана.

– Значит, не он, говоришь?

– Не – а! – подтвердил я, внезапно почувствовав к ведунье искреннюю симпатию. – Точно, не он! Все твои предположения и совпадения притянуты за уши!

Она, все еще недоверчиво покачала головой.

– Ты мне лучше вот что скажи! Зачем нужны были все эти артефакты? – поинтересовался я. – Что в них такого?

– Знаешь ли, в сложившейся ситуации, необходимость в них только возросла! – поставила она меня в известность, задумчиво пережевывая кусочек сыра. И видя мое непонимание, добавила: – Раньше, пока Земля занимала свое привычное место среди других миров в октеракте, надежно сдерживаемая взаимосвязями, насущная необходимость использования артефактов Апполота была вопросом неопределенного будущего, а теперь, когда она ими не удерживается, – стала настоятельной потребностью. А что в них такого? Да все!

Хорошо, я расскажу! Как там сказано? «Имеющий уши…» Да, справедливо! Хочешь знать, – так слушай!

Она сменила ногу, покачала носком рыжего полусапожка, отхлебнула еще глоток раки, чему-то усмехнулась, и предупредила:

– Воспринимай эту легенду как сказано в присказке: «Сказка – ложь, да в ней намек»!

IV

«Ненавижу болтовню про равенство. Единственное, в чем люди равны, так это в том, что все они когда-нибудь умрут».

Боб Дилан.

Рассказ Аксиньи.

«Царь Гипербореи, Высокий Деспозин Аполлот Митридат, стоял у резного парапета ограждающего круговой балкон, опоясывающий царские покои. С высоты птичьего полета, на которую возвышались изящные дворцовые здания, открывался вид на далекий горизонт, где застыл не заходящий в эту пору года высокий Ра и ласкаемые его лучами изумрудно – сапфировые воды Гиперборейского моря. Теплого и чистого, пенящегося игривыми барашками волн, ласково лижущих пирсы торгового порта у подножья горы и высокие борта стоящих в нем красавцев – кораблей.

Если обойти по кругу или выйти на балкон с другой стороны покоев, откроется не менее величественная картина: великолепный и праздничный город, над которым то и дело проносятся стремительные летающие машины. По ровным аккуратным дорогам делового и административного центра, расположенного у самого подножья горы под царским дворцом, спешат по своим неотложным делам юркие и грациозные мобили. Жилые районы, соединенные веером улиц с дорожным кольцом, окружающим Мать – Меру, утопают в зелени парков, освежаемых радужными струями фонтанов. Там повсюду звучит веселый детский смех. Город – трудяга, город – интеллигент, многоголосый и купающийся в своем достатке.

Но не до веселья царю. Он сосредоточенно размышлял о последних событиях минувшей ночи, стоившей ему первых седых волос и добавивших ранних морщин у жестко очерченных губ.

Произошел очередной, уже пятый, самый сильный толчок, от которого некоторые здания города покрылись длинными уродливыми трещинами. Даже непоколебимый дворец, построенный и облицованный полированным долеритом, стонал и гудел от натуги, пытаясь удержаться на скальном основании Горы – Матери.