Крайний случай

– Опять сезон пропал, – жаловалась она подружке. – Вот соседка моя, что до тебя в номере жила, тут такую любовь закрутила, что я просто диву давалась. Она травилась даже! Жениться ее ухажер обещал, но уехал и ни ответа, ни привета, хотя позвонить сулился. Обманул, змей, но ведь как красиво, как умел обхаживать, увлечь! Не скупился на рестораны и угощения в номер: дорогое вино, икру, деликатесы… Конечно, она страдала. Зато насколько яркое впечатление! Такое лето на всю жизнь запомнится, а тут ничего. Никаких сильных чувств, никаких волнующих сердце свиданий… Завтра уезжать. Срок путевки кончается. Тоска смертная…

Рано утром Алла с большой сумкой стояла на остановке. Перед тем как сесть в автобус, оглянулась на санаторий, и легкая вуаль грусти на мгновенье слетела с ее лица. Она поняла, что надежды на головокружительную встречу не потеряны, она просто их приберегла… до следующего года.

Жизнь от жизни

«Можно не верить в существование ведьм, но как надо свести бородавки или ребенка успокоить, так многие атеисты сразу бегут к бабкам…»

Евгения Ивановна хоть и в годах, пенсионерка, но всем бы такими быть. Энергичная, везде успевает и не устает. Морщины, покрывающие сеткой ее лицо, не кажутся паутиной, в которую она попалась. И работала она медсестрой в доме престарелых, пока не произошло следующее.

Как-то поступила в дом божьих одуванчиков одна отбившаяся от семейных уз старушка. Посетители этого заведения обычно страдают теми или иными возрастными болезнями, еле передвигаются, едва помнят, что сделали минуту назад, а эта была полной противоположностью. Да и старушкой ее можно было назвать с большой натяжкой. Уж очень хорошо сохранилась.

Симпатичная, глаза удивительно голубые, такие, что если пристально смотреть в них, то можно забыть обо всем на свете и утонуть в их небесной бесконечности. Она могла бы стать самым приятным существом в мире умирающих иллюзий, если бы не возникший вокруг нее нелицеприятный слух. Стареющее сообщество отнесло ее к разряду ведьм. И слава эта закреплялась за той старушкой с каждым днем все сильнее и сильнее.

Разговоры о колдовских качествах новенькой поначалу не беспокоили Евгению Ивановну, но она решила все же понаблюдать за таинственной пациенткой. И вот что оказалось. У дедуль и бабуль, с коими беседовала на протяжении дня голубоглазая бестия, к вечеру резко ухудшалось самочувствие: то давление подскочит, то суставы разболятся, то сердечко неровно застучит…

Болезни приключаются почти со всеми, кто перешагивает отведенный ему бесшабашный возрастной барьер. Так что в самом факте ухудшения самочувствия не было ничего удивительного. Но дело в том, что это явление преследовало буквально всех, кто общался с колдуньей, как будто резко изменилась погода на дворе или пришли плохие известия. Дошло даже до того, что с голубоглазой никто не желал находиться вблизи.

Об энергетических вампирах Евгения Ивановна была наслышана и крепко в них верила, как и в прочую нечисть. Характер у нее крепкий, не боязливый. Решилась она на эксперимент: пообщаться со старушкой поближе.

Евгения Ивановна зашла к той в палату как будто по необходимости, благо, что предлог медсестре и искать-то не надо – самочувствие проверить. Голубоглазая тут же пожаловалась на тяжесть в животе и попросила оказать ей маленькую лечебную услугу: погладить ее недомогающий живот. Евгения Ивановна выполнила немудреную просьбу колдуньи, у которой тут же с лица стала исчезать усталость. Но не успела Евгения Ивановна выйти из дверей палаты, как у самой разболелся живот.

«Смотри-ка, и мне поплохело. Значит, не случайно эту бестию все сторонятся…» – подумала Евгения Ивановна и для уверенности в своем открытии решила навестить старушку на следующий день. Впрочем, голубоглазая сама ее пригласила. На этот раз потребовалось погладить руку. Боль немедленно стала разгораться в плече Евгении Ивановны. И решила она оказать старушке достойное метафизическое сопротивление, обставленное старинными приемами.

Голубоглазая примерно через день пожаловалась на докучающую головную боль и по старой памяти позвала на помощь Евгению Ивановну. Та зашла в палату, но действовала четко по правилам общения с энергетическими вампирами. Она не касалась старушки, не смотрела ей в глаза, а сосредоточила внимание на ее переносице.

Ведьма занервничала и попросила Евгению Ивановну погрузить взор в глубину ее очей, потому как, дескать, исчезает приятность беседы. Но Евгения Ивановна решила обрубить энергетический насос старушки и, несмотря на ее просьбы, вежливо смотрела мимо.

Мягкие уговоры голубоглазой перешли в жесткие требования, почти угрозы. Но Евгения Ивановна для усиления противовампирных заграждений засунула руки в карманы и свернула по аккуратному кукишу, а свои прямые ножки скрестила на манер буквы «X»… В тот вечер колдовская хворь не обнаружилась ни в теле, ни в душе.

Но ведьма не собиралась так просто отпускать свою жертву и принялась ежедневно вызывать к себе в палату Евгению Ивановну, которая так же упрямо выставляла уже опробованную стену энергетической защиты. И как говорится, нашла коса на камень. Голубоглазая вампирша была упряма, но и ее противница оказалась не менее упертой. О том, что произошло дальше с той старушкой, можно только судить да гадать, поскольку Евгения Ивановна уволилась из обители престарелых и занялась более спокойным делом – огородом.

А с кого качала энергию голубоглазая? Уж точно, нашла с кого. Ведь энергетические вампиры, если следовать теории, только тем и живут. А может, и не нашла голубоглазая больше жертв и играет сейчас с ангелами в теннис.

Ни за что

«Несвоевременная смерть, как и всякая трагедия, отчетливее проявляет душевные и общественные уродства. Война, период массовых убийств, вопиет об этом»

Дед Иван из того поколения, которое война пуще других не пощадила. Старый, но по-прежнему хозяйственный. Свой дом, своя усадьба. Только отдыхать все больше приходится. Рассказывать о днях своей молодости страсть как любит, и, главное, помнит прошлое в мельчайших подробностях, хотя недавно отложенный в сторону молоток может искать полдня. Бывает, встанет где-нибудь посреди сада, где тень от развесистых яблонь погуще, где палящее солнце не жарит и, если Бог пошлет слушателя, расскажет историю-другую. Редко когда о войне. То ли не любит эту тему, то ли память стариковская непредсказуема: эпизоды всплывают сами собой. Но как-то разговорился и поведал примерно вот что:

– Где-то в конце зимы – начале весны 1945 года, когда немцы порой беспорядочно бежали, наш 331-й полк в составе 105-й дивизии 9-й гвардейской армии вышел к берегам венгерской реки Раба. Мы получили два дня отдыха.

Плясали, песни пели. А вечером второго дня пришел приказ: на рассвете форсировать Рабу, имевшую очень стремительное течение и ширину примерно в сто метров. Причем форсировать на подручных плавсредствах. Это значило нарвать сухой травы, завернуть ее в плащ-палатку и на этом свертке плыть до противоположного берега. А умеешь ты плавать или не умеешь – никого не волновало.

Утром батальоны выдвинулись на исходный рубеж. Солдаты с тюками ринулись в воду. Командир бегал вдоль берега с пистолетом и гнал их в атаку, крича: «Застрелю, сволочи, кто приказ не выполнит!..»

Немцы, хотя и отступали, но хорошо знали местность и были вполне боеспособны. Они открыли огонь из пушек и минометов. Наши попытались обстрелять немецкие позиции, но все это была мышиная возня…

За очень короткое время только в нашем полку погибло около девятисот человек, даже не добравшись до противоположного берега. Цифра эта точная, штабные ее знали. Вдобавок многих побили на том берегу…

Я был начальником отделения в роте связи и был в курсе того, что происходило в штабе. Наш телефонно-кабельный взвод обеспечивал связь штаба полка с батальонами.

…На немецком берегу ведь невозможно закрепиться. На всем протяжении реки кустарник аккуратно срезан. Вся береговая линия была не просто заминирована. Мины стояли на растяжках. Если срабатывала одна, то взрывалось еще несколько. Некоторые из переплывших реку солдат уцелели и отсиделись – кто где смог. А утром немцы и сами ушли. Оставшиеся в живых после форсирования выбрались из укрытий, все побитые, исцарапанные о колючую проволоку…

Но самое главное – форсирование было бессмысленным.

На рассвете следующего дня подъехал саперный батальон. Навели понтонный мост. Техника и люди спокойно переправились…

Это воспоминание потому не отпускает меня, что традиция «любой ценой…» оборачивалась большими и бесполезными жертвами. Почему-то всегда немцы оборонялись на высотках, а мы занимали самые неудобные позиции. Все через пень-колоду. Я в той переделке сам чуть голову не потерял. Хорошо, командир роты связи заметил, что мы к реке бежим, бросился наперерез нам, остановил.

«Куда вы лезете на хрен? – говорит. – Кому тот берег на хрен нужен? Быстрее в кусты прячьтесь».

В тот раз ребят ни за что погубили. А войне-то конец был…

На последней фразе в голосе бывшего фронтовика, деда Ивана, проскользнула непередаваемая, глубокая печаль. Он почти со стоном, причитая, выдавил из себя эти слова: «Войне-то конец был».

Три смерти

«Чтобы вырастить человека, требуется много сил и времени, чтобы убить – достаточно одного мгновенья…»

– На войне умирают по-всякому. Мне много этого горя пришлось увидеть, – рассказывал дед Иван, когда снова вдруг прошлое вспомнилось. – Но три смерти из тех, что я видел, сильнее всех меня огорчили. Вот слушай.

***

ППЖ

Из десяти женщин, приходивших на фронт, может быть, лишь одна раненых с поля боя вытаскивала, как вам это в фильмах показывают. Остальные были ППЖ, то есть походно-полевые жены. Как-то к нам в часть прислали одну девчонку. Марией звали. Запомнил, потому что плохо ее служба закончилась.

Так вот, пришла она и, как положено, обратилась к командиру, майору Виллю. Тот осмотрел ее снизу доверху и сказал: «Будешь рядом с моим адъютантом спать!» Та попробовала было возмутиться. Так майор Вилль голос поднял и говорит: «А ты что думала? Думала, что мы будем для тебя отдельную землянку копать?»

Так Мария и стала фронтовой подругой майора Вилля, иначе говоря – ППЖ. И жизнь ее была достаточно спокойна. Штаб редко попадал под обстрел. Но как-то это случилось.

Прорвались бомбардировщики – и давай утюжить. Солдаты попрятались в землянки, укрытия. А командный состав к концу войны жил в более комфортных условиях, тогда – в трехэтажном особняке, на первом полуподвальном этаже которого располагалась баня, где в этот момент парился майор Вилль.

Как только первые бомбы легли рядом с домом, вздымая земельные фонтаны, так оконные стекла сразу вбило внутрь. Вилль выскочил наружу голый, до крови порезанный осколками стекол, и прыгнул под бревенчатый настил в первую попавшуюся землянку. А фронтовая подруга так и осталась в особняке.

В дом попала череда бомб. Фрицы же всегда сбрасывали вначале одну фугасную, а следом несколько осколочных. Тяжелая фугасная бомба пробивала крышу и перекрытия, а за ней влетали осколочные. Вот такой кортеж и угодил туда. Это все видели, но что поделаешь.

После бомбежки Вилль в сопровождении штабных устремился в дом искать Марию. Поднялся в ее комнату по сохранившимся ступеням. Там был проломлен потолок, но пол цел. Женщины нигде не было видно. И тут один из связистов указал на опрокинутый шкаф, возле которого темнела лужа крови. Шкаф открыли, а там оказалась Мария, вся изрезанная осколками.

«Ну что, командир, доигрался? Жила бы в землянке, как мы, не погибла бы», – прямо в глаза я ему тогда высказал. А так… Мария в панике по-детски забилась в шкаф, надеясь спрятаться в нем…

***

Друг

Был у меня один знакомый, почти друг, Володька Шмаков, с которым мы редко расставались. Пребывал всегда в очень жизнерадостном настроении. Все мечтал о том, как после войны пойдет учиться в институт на радиомеханика. Часто на привалах он говорил об этом, а от утверждений товарищей, что надо дождаться победы, отмахивался: «Что с нами, штабными связистами, может случиться? Мы же в тылу. Это не в окопах. Это их там огонь сечет на передовой, а мы доживем». Никто с ним не спорил, но все, кто был рядом, с неодобрением смотрели на него. А я его не раз просил: «Не каркал бы ты».

И вот как-то началось наступление. Пехота уже далеко продвинулась. Связисты шли в тылу, по заболоченному полю, укрытые высоким камышом. Володька шел вместе со всеми, неся за спиной мощный ящик радиопередатчика. И надо же такому случиться, что немцы то ли по ошибке, то ли по какой другой причине вдруг начали минометный обстрел этой местности. Да собственно бил– то изредка всего один миномет, пульнул несколько раз наудачу. Но одна из шестидесятимиллиметровых мин попала прямехонько в рацию, висевшую за спиной Володьки…