Крайний случай

Высокопоставленный люд стал рассаживаться, кто по машинам, кто по автобусам. Матрена подошла к двери «Икаруса» и только собралась поставить ногу на ступеньку, как ее одернул какой-то мужчина:

– Женщина, вы куда? Сюда нельзя.

– Как нельзя? Ты кто такой, чтобы запретить участие в похоронах памятного мне человека?

– Я сотрудник КГБ. А здесь только работники горисполкома и горкома партии.

– Знаешь что? Мы с покойным вместе пуд соли съели и не один. Он для нас, своих соседей, не жалел ни хлеба, ни борща, и ты не дашь с ним проститься? Иди, спроси. Тебе все скажут, что я напротив его квартиры живу…

– Ладно, заходите…

Траурную процессию окружили милицейские машины. Они замигали огнями и медленно со всей торжественностью, присущей похоронам ведущих партийных лидеров, повели к кладбищу пышную автоколонну с сердцевиной в виде усопшего алкоголика. А Матрена удивлялась, видя из окна, как встречные машины гасили скорость, прижимались к обочине. Их водители выходили из салона и почтительно кланялись. Редко кто проскакивал мимо.

«Дурдом на каникулах…» – подумала она, а могла бы оформить мысль и получше, если бы знала, что те, кто не выполнил этот ритуал, дорого поплатились. Из машин с

мигалками тут же летело радиосообщение с номером тачки нарушителя. Наглеца тормозили на ближайшем посту ГАИ, отбирали права и выписывали штраф…

Наконец колонна достигла кладбища, где уже шли похороны. Друзья и родственники прощались с ветераном Великой Отечественной войны, орденоносцем…

– … Они одеты, как попало. Стоят, рыдают, отвлекают от нашего горя. Такое соседство может расстроить высокую гостью, – доложил председателю горисполкома один из ближайших его приближенных. – Надо прекратить эту несвоевременную церемонию, попросить их повременить, пока мы не управимся. Со стариком ничего не случится. Он уже умер. Да и фронтовик – выстоит…

– Молодец. Хорошо мыслишь. Действуй, – одобрил председатель. – Родственникам объясни, что таковы требования безопасности члена ЦК…

Кладбище было быстро очищено. Зазвучали траурные речи. Каждый из выступавших старался вспомнить все хорошее, что только знал о покойном.

– Он был заботливым и активным. Помню, как-то шапку с меня сорвал и бросил в урну, а я смотрю и действительно не холодно, весна наступила… – говорил заместитель председателя, встретившийся когда-то с алкоголиком в автобусе.

– Рубил правду-матку невзирая на звания, – сказал начальник милиции, вспомнивший, что алкоголик с топором как-то бегал за участковым…

И все прошло без сучка и задоринки, лишь в какой-то момент разгорелся скандал на границе кольца оцепления, где родственники умершего ветерана, узнавшие, кого хоронят, сцепились с милицией…

Поминки были пышными, и член ЦК засобиралась в столицу. К подъезду подъехала горисполкомовская «Волга». Сестра вышла, поддерживаемая под руки менее заслуженными чиновниками партии. Ей открыли дверцу, занесли на сиденье… А потом началось. «Волги» подъезжали к подъезду одна за другой. Их водители влетали в подъезд, пробегали по ступенькам, заскакивали в квартиру, где гости, проводившие алкоголика в последний путь, еще поминали покойного, там узнавали, что высокопоставленная сестра уже уехала, и вниз. Услужливый визг тормозов сменялся рассерженным ревом моторов…

«Смотри, как завертелись. Но успел только один, – раздумывала Матрена, глядя на все это. – Ну я вам завтра задам…»

На следующий день она была в приемной горисполкома. Не обращая внимания на очередь и возмущение секретарши, вошла в кабинет и, не смущаясь, что позади председателя сидел какой-то человек, начала:

– Вы что же вчера учудили?! Люди чуть умом не тронулись, глядя, как вы, наши рулевые, хоронили этого алкаша, дебошира, эту вошь, которая всем плешь проела. Цирк развели! Я все сфотографировала! Что, не ждали? Более пятидесяти кадров отсняла! Там многие из вас есть… Номера машин, какие на похоронах вертелись, я переписала. И уже письмо составила в Москву, под которым подписались все жители окрестных домов, видевшие это безобразие…

– Женщина, вы что раскричались? Меня-то там не было…

– А вот тебя-то я сфотографировала прямо возле гроба, когда ты целовал покойничка в лоб…

Председатель задумался: «На похоронах действительно присутствовало много фотографов. Каждый маломальский руководитель посчитал необходимым отрядить сотрудника на фотосъемку, чтобы потом члену ЦК послать фотографии от своего имени, ведь чем черт не шутит. Стелились, лезли, оттесняя друг друга, чтобы запомнила сестра наркомана, кто ей помогал. И тут эта просочилась. Надо же так…»

– …Подумай хорошенько. Завтра утром жду ответа, а если нет, то сама еду в Москву. На почте мои письма перехватить не надейся… – сказала Матрена и вышла из кабинета, с силой хлопнув дверью.

Ничего хорошего она не ждала, надеялась лишь на последнюю свою фразу:

– … Зажрались, а я вот даже угла своего не имею в отличие от пьяни всякой, и терять мне нечего!

Всю ночь Матрена прислушивалась к звукам в подъезде. Ей мерещилась каменная поступь милиционеров, шедших за ней. Она пугалась шума проезжавших автомашин, потому наутро впервые за все годы работы проспала на смену. А когда пришла, ей сообщили, что был звонок из отдела по распределению жилья. Она бросилась к телефону, перезвонила, оказалось, что квартира алкоголика решением горисполкома отошла к ней…

Следом ее вызвала к себе в кабинет директорша комбината.

– Как ты посмела пойти в исполком и нагрубить самому председателю? Как у тебя наглости хватило…

– Вам просто осуждать, живя в хороших условиях. А я уже в очереди много лет простояла и все почти без движения. Зато сколько ваших блатных пролезло?..

– Да ты понимаешь, что ты наделала? У меня же там муж в аппарате работает. Теперь на него все косо смотрят…

– Мне до вашего мужа дела нет…

А на обеде к Матрене подошел мастер участка, имевший везде свои уши.

– Ты знаешь, при ком ты вчера председателя горисполкома полоскала?

– Нет.

– Это был первый секретарь обкома партии! Ну он им задал дрозда… Шуму-то было… Всю информацию о тебе собрали, да вот докопаться не до чего было, а то бы посадили, а тут смотрят, что у тебя действительно квартиры нет. Вот и задумали дать. Ну ты-то письмо отправлять не будешь?..

Матрена письмо не отправила, но председателя горисполкома все равно сняли с должности за то, что он нарушил порядок похорон алкоголика: успел подать его высокопоставленной сестре свою «Волгу» раньше, чем это сделал первый секретарь горкома партии.

Байки

Детские сказки, которые преподносятся как русские народные, пропагандируют в незрелых умах тягу к лени, жажду удачи, которая непременно должна прийти сама собой, и стремление к удали молодецкой. Это сказки для взрослых…

Свист

«Хочется дармовщинки, и все тут. Вот и тоскует множество людских желаний по нагорному свисту рака»

Кажется, молчание рака – единственная причина, объясняющая, почему не открывается окошко, где выдаются талоны счастья. Порой ожидание затягивается, и душу крутит ощущение безнадежности. Ну что стоит этому панцирному беспозвоночному заложить две клешни в рот и свистнуть с горы, как подобает? А то и на бис.

Любители дармовщинки ждали, что рак своим свистом привлечет к ним счастье, а тот был нем, как рыба. Он спал, и ему снился веселый хоровод, который водили раки вместе с любителями пива, пристрастившимися к рыбным палочкам с крабовым вкусом и фисташкам. Раньше, по молодости, он, как и все его многочисленные собратья, регулярно всплывал по просьбе партии и народа. Иной раз помогал получить хорошие должности или выполнить план, или… Он легко взбирался на гору, вдохновляемый зажигательными лозунгами, и свистел молодецким посвистом. Раки не переводились, и страна жила хорошо.

Грянула перестройка. Народ, опьяневший от свободы, стал истреблять все, что само плывет в руки и продается. Чем больше вареных раков продавалось на базарах и вокзальных платформах, тем меньше сохранялось молодняка, способного свистеть, и соответственно – удачи. Подошло время, когда осталась надежда лишь на умудренных жизненным опытом пожилых особей. Они, в отличие от резвящейся молодежи, обитали в глубинке, потому и выжили, но страдали склерозом, старческой слабостью и сонливостью. На гору восходили, но крайне нерегулярно, и клешни еле-еле закладывали в рот. Вместо свиста от них зачастую исходило едва слышное сипение. Наступило смутное время: желаний много, а раков мало.

Хроника очередного восхождения рака такова. Из самых древних иловых отложений, из самого глубокого места водоема стал выбираться огромный прадедушка рак. Его разбудила заполненная водой пивная бутылка, брошенная на дальность любителями культурного отдыха на природе. «Гонец», – прочитал на этикетке рак и подумал: «Пора наверх». Спокойная гладь водоема пришла в необычайное волнение. Показались огромные клешни. Мощная усатая махина явилась на свет.

Рак вышел на берег у подножия известной горы и без промедления начал взбираться. Любители культурного отдыха на всякий случай закусили и протерли глаза. Взявшиеся невесть откуда поклонники лох-несского чудовища засверкали фотовспышками. Охранник, следивший за сохранностью раков в озере, но давно уже продавшийся браконьерам, по нелепой случайности не успел отойти в сторону и попал под рака.

Рак проглотил несчастного, на которого уже давно имел зуб, и предусмотрительно спрятал за щекой его сторожевой свисток. Долго он поднимался на гору, срывался с крутых склонов, обходил мусорные ямы, обжигал лапы в кострищах, ранился на бутылочных осколках. Его дразнили деревенские сорванцы, одолевали протоколами сотрудники милиции, приставали журналисты. Все спрашивали: «Куда ты ползешь?» А он молчал, щелкал клешнями, сердито шевелил усами, очумело вращал глазами, трещал хвостом для острастки и продвигался вперед…

И вот, наконец, рак достиг вершины горы. Он задрал морду как можно выше, подернув щеками, перебросил свисток в губы и громко свистнул.

У окошка выдачи талонов счастья возникла толчея, чрезмерно желающие пролезли без очереди, а вот любителей дармовщинки, похоже, оттеснили. Но рано отчаиваться. Недавно ветер донес свист очередного рака.

Царица соснового леса