– Как так, отец? – словно ничего не происходило, вопросом на вопрос ответила Коллин.
– Зачем ты отослала слуг, зачем прогнала сестру?
– Я ее не прогоняла. Просто попросила оставить меня с тобой наедине.
– Для чего это тебе нужно?
– Не хочу, чтобы она услышала то, что я хочу тебе сказать. То, что хотела сказать уже очень давно.
– И что же такого ты хочешь мне сказать, Коллин? – лорд Берин все же посмотрел дочери в глаза, но не смог долго выдержать ее пристального взгляда, отвернулся, уставившись на свою полупустую тарелку.
– Только то, что давно накипело в моем сердце, отец.
Лорд Берин не ответил.
– Неужели ты думаешь, что все, что окружает меня, не оставляет в моей душе неизгладимый отпечаток? – Коллин говорила тихо, но твердо ставя ударения на каждом слове.
– Это всего лишь разбитая посуда. Всего лишь посуда.
– Да неужели? Всего лишь посуда? А ведь я сейчас говорю совсем не об этих разбитых тарелках.
– А о чем тогда? – лорд Берин говорил искренне, но было видно, что он догадывается, к чему клонит его дочь.
– Обо всем, что не касается посуды, отец. Я говорю сейчас о себе, о тебе, о других людях, которые меня окружают.
– И что же здесь не так?
– Все не так, отец. Все.
– Не понимаю.
– Все ты понимаешь. Прекрасно все понимаешь. Поэтому для тебя не будет неожиданным услышать то, что я сейчас скажу. Скажу то, что никогда не давало мне покоя.
– Я тебя слушаю, Коллин.
Коллин вернулась к своему месту за столом, но осталась стоять, положив правую руку на высокую спинку стула.
– Скажу откровенно, отец. Я безмерно рада тому, что ровно через три дня покину отчий дом, чтобы в недалеком будущем занять свое истинное место, предназначенное мне богами.
– Поверь, Коллин, мне будет грустно расстаться с тобой. Родителям всегда грустно расставаться с детьми, которых безмерно любишь.
– Неправда, отец. Точнее, неправда то, что ты грустишь от мысли, что придется расстаться с любимым ребенком. Спешу тебя успокоить. Наше расставание не будет долгим. Я буду часто приезжать в этот дом, чтобы навестить Эльзу.
– Что ты такое говоришь, Колин? В чем я, по-твоему, говорю неправду? – лорд Берин снова решился посмотреть дочери в глаза, но опять не выдержал ее испытующего взгляда и отвел свой в сторону.
– Дорогой отец. Ты и вправду грустишь. Но не от того, что твоему любимому, как ты сам выразился, ребенку придется покинуть родной дом. Ты грустишь совсем по другой причине. И поводом для этой причины стал тот день, когда все в этом доме поняли, что я являюсь прирожденным магом.
– Признаюсь, Коллин, – лорд Берин с трудом выдавливал из себя слова, – Действительно, тот самый день стал для всех нас, для меня и твоей матери, полной неожиданностью. Но, с другой стороны, мы были горды тем, что в нашей семье родился будущий маг. Ты же знаешь, как в нашем обществе относятся к магам.
– Конечно, знаю. Их почитают и уважают. Практически все важные дела в стране вершатся при их непосредственном участии. А еще их откровенно боятся и опасаются. Что, собственно, не лишено смысла. Ты ведь тоже немного побаиваешься меня и моих способностей. Ведь так?
– Зачем ты так? – в голосе лорда Берина послышались жалостливые нотки. Ему не хотелось говорить на эту тему.
– Что значит «зачем»? – Коллин не обратила внимания на нежелание отца, – Я говорю лишь то, что есть. Гибель служанки в тот день была лишь роковой случайностью. Неразумное дитя не осознавало, что сделало и что еще могло натворить. И это могло стать проблемой. Естественным и единственно правильным решением этой проблемы было передать ребенка, то есть меня, на временное воспитание в школу магов.
– Но мы так и поступили. Через несколько лет ты вернулась домой.
– Да, так и было. Но мое возвращение не принесло никому радости. Все в этом доме, кроме мамы, отгородились от меня. Я понимаю настроение черни, на чьих глазах пострадала их подруга. Они стали страшиться повторения случившегося уже с ними самими. Но ты-то, отец, отгородился от меня не столько по причине своих опасений за свое здоровье, сколько по совсем иным соображениям.
– По каким таким соображениям, дочка? Я тебя никак не пойму.
– Не лги мне, отец. Все ты прекрасно понимаешь. После должного воспитания в школе магов я уже прекрасно осознавала свою силу. Понимала, что не должна использовать ее во вред семье и окружающим меня людям. И ты это прекрасно понимал. Понимал, что я не являюсь, не должна являться какой-либо реальной угрозой для ваших жизней. Твоя отчужденность основывалась на совсем иных мотивах. И я ясно вижу твои мотивы.
– Так поделись со мной своим видением.
– Охотно, отец. Но прежде я хочу сказать тебе, что твое отношение ко мне сделало меня одним из самых несчастных детей в этом мире.
– Почему несчастным? Тебе что-то не доставало в этом доме? Ты была обделена игрушками, нарядами или чем-то еще?
– Мне не доставало простой отцовской любви и заботы. Ты ни единого раза не навестил меня у магов. А когда я вернулась домой, ты никогда сам не предпринимал никаких шагов, чтобы я не чувствовала себя брошенной и одинокой. Вспомни, сколько раз мы говорили с тобой вот так, как делаем это сейчас? Ну? Сколько? Я сама отвечу. Ни разу, отец. Нет. Ты не прогонял меня от себя. Мы всегда были рядом. За завтраком, обедом и ужином. Но ты никогда и ни зачем не обращался ко мне в свободное для тебя время. Никогда не интересовался моими успехами в учебе. Тебе было все равно, чем я увлечена. Ровным счетом ничего, что было бы похоже на твое отношение к Эльзе, которая после смерти мамы является для меня единственным лучиком света в этом темном царстве теней под названием родной дом. Я не ревную к сестре. Но немного обидно, что только ей одной сполна досталось то, о чем только могут мечтать дети. Любовь и внимание обоих родителей.
Лорд Берин был мрачнее тучи.
– Поначалу я думала, что и ты боишься моих способностей, поэтому стараешься не глядеть в мою сторону. Но со временем я утвердилась совсем в другом.
– И в чем же?
– Дело совсем не в страхе. Нет. Хотя, и это отчасти могло сыграть свою роль. Но лишь отчасти. Дело в твоей жадности, отец. В жадности и сожалении о неизбежности поступиться этим чувством.
– Мне не нравиться ни то, о чем ты говоришь, ни то, каким тоном ты это делаешь, – строго произнес лорд Берин, – О какой жадности ты ведешь речь? И вообще. Закончим тему. Все.
– Нет уж, отец. Мы договорим. Возможно, это единственный раз, когда мы с тобой говорим откровенно. Другого раза может и не случиться.
Нахмурившись, лорд Берин попытался встать из-за стола, но Коллин протянула в его сторону левую руку, и неподъемная тяжесть, опустившаяся на плечи лорда, заставила его опуститься на стул. От негодования и гнева, что против него применили запрещенную в этом доме магию, у лорда Берина перехватило дыхание. Он хотел что-то сказать, но не смог произнести ни слова. Лишь возмущенно смотрел на дочь, в этот раз выдержав ее немигающий взгляд.
– Тебе придется выслушать меня до конца, тем более что это не займет у тебя много времени, – Коллин прекратила свое магическое воздействие на отца, – А затем я уйду к себе и до отъезда, обещаю, ни разу не покажусь тебе на глаза.
Лорд Берин молчал. Тяжесть покинула его плечи, но он оставался на месте.
– Да, отец, – продолжала Коллин, – Я говорю о твоей жадности. Ты старался не смотреть в мою сторону не потому, что опасался по отношению к себе какой-либо непреднамеренной или намеренной угрозы физического воздействия с моей стороны, а потому, что видел во мне ту, что согласно законам нашей страны после присвоения ей звания мага должна будет получить в полное собственное распоряжение ровно треть от всего твоего имущества. Неважно, в каком виде, недвижимостью или деньгами, но ты будешь обязан поделиться своим состоянием со мной. Для тебя эти средства будут потеряны безвозвратно и навсегда. И вот с этим знанием ты смириться не смог. Поэтому в твоих глазах я и стала нежеланным существом, не по своей воле посягнувшим на твое самое святое. Если Эльза, выйдя в будущем замуж, покинет твой дом, она не сможет претендовать на свою долю наследства до тех пор, пока ты жив. Я же, думаю, уже лет через пять сделаю тебя заметно беднее. А теперь скажи, отец, что это за чувство, если не жадность, что заставила тебя забыть о том, что и я являюсь твоей плотью от плоти, родным человеком? Как Эльза, которую ты, не скрываясь ни от кого, всячески балуешь и лелеешь. А? А я скажу. Это именно то, о чем я и говорю. Это твоя жадность и невозможность потакать в полное мере этому чувству сделали меня бесконечно одинокой и несчастной. Но теперь уже осталось недолго, когда я окажусь среди равных мне по духу и содержанию. И поверь, настанет день, когда мое величие затмит все твои богатства. Но я не стану настаивать, чтобы именно ты гордился мной. Нет.
Коллин перевела дух.
– А вот теперь все. Я удаляюсь. Оставшиеся дни я отказываюсь от привычной тебе церемонии совместных обедов.
Коллин удалилась в свою комнату. Лорд Берин, раздавленный и потрясенный откровениями дочери, полностью соответствующими истине, еще долго сидел в одиночестве за обеденным столом.
В комнате Коллин ее ожидала Эльза. Она ходила из угла в угол, что-то бурча себе под нос. Стоило Коллин закрыть за собой дверь, Эльза бросилась к сестре и взяла ее за руку.