Комендантский час

– Его называли Прохором Лебедником. Он перетирал горькую лебеду в муку и пёк хлеб для голодающих. Хлеб получался вкусным, слаще меда. Только кто брал у него хлеб без спроса и без благословения, получал его горьким и черным.

– Это ты к чему? – спросил Демьян, однако его собеседник промолчал и вышел из храма.

Возле входа хозяина ждал слуга Василий, с которым клирик пересекся взглядом. Визуальный контакт был прерван скрипучей дверью, захлопнувшейся под давлением сквозняка, вновь затушившего горящие свечи.

Демьян остался наедине со своими мыслями в темном зале. Он перебирал в голове одну идею за другой, пока не пришел в собственных раздумьях к крайней дикости, которая с каждой секундой находила себе все больше обоснований, становясь приемлемым и даже необходимым исходом. Клирик поднял с пола спички и отправился прочь из церкви.

«Чем гуще тьма, тем ярче пламя», – подумал он, покидая храм.

На улице вечерело, однако улицы не были пусты: шумные компании, ранее грабившие строившиеся годами усадьбы, спускали наскоро нажитые состояния в карты. Демьян осторожно обошел несколько домов, передвигаясь вблизи их заборов, дабы не привлекать лишнего внимания. Оставив за спиной полсела, он замер перед захудалой полуземлянкой, знававшей лучшие времена. Глухо постучав, клирик вошел внутрь, где его уже ждали. Двое его подельников – Иван Усанов, известный за широкий шрам, протянувшийся от подбородка до левого виска, и Богдан Старых, легко узнаваемый по неровной бороде и проплешинах на макушке, – сидели за столом перед кучками аккуратно сложенных драгоценностей.

– Ну, наконец-то, с голоду ж помираем! – произнес раздосадованный Усанов.

– Потом пожрете! Сначала дело обсудим, – брякнул священник, прикрывая за собой дверь.

– Что за дело? – спросил плешивый вор.

– Завтра прибудут войска, а значит надо готовиться.

– Войска? Уже? К чему готовиться-то? Сейчас вещи соберем да в путь, доли уже разложены, – говорил Усанов, показывая на лежащее пред ним богатство.

– Мы не побежим, а дадим бой, – сказал Клирик и, присев за стол, принялся рассматривать сворованное.

– Какой бой, Демьян? Бредишь что ль? – бросил бородач усмехнувшись.

– А ты хочешь без боя им сдаться?

Вдруг Богдан вновь стал серьезен.

– Сдаться? А как же побег наш? Вот мы, собранные, перед тобой. Нам бы подкрепиться да наутёк!

– Некуда бежать, братцы, все прочие деревни заняты войсками, а там, где нет солдат, уже вовсю хворь бушует, – соврал Демьян.

– Покуда знаешь? – удивился Иван.

– А мне Ляпунов поведал.

– Ляпунов? – раззадорился вдруг Богдан. – С чего это он тебе такую помощь оказал?

– За то, что его добром живиться не пошли. Но ведь это и исправить можно.

– Он что, не заплатил? – спросил Иван.

– Ни копейки, сказал, не даст. А это значит одно….

– Своё силой получим, – кивая, произнес Богдан.

– Именно так, силой, да только подготовиться надо. Чай не дадут нам войска просто так грабить.

– А толку? Ты ж говоришь, все окружено. Даже если как-то сладим с военными, а потом и с Ляпунова спросим, податься будет некуда, – сказал Иван, по привычке почесывая старый шрам от нервов.

– Если денег будет много, то и откупиться сможем, – вслух грезил Богдан.

– Не нравится мне это, мужики. Может, лучше сейчас дёру дать? Глядишь, проскочим, – высказывал сомнение Усанов.

– Не выйдет, сказано же тебе. И откупаться не придётся, – ободрял подельников священник. – Даже если не просекут армейцы, кто мы такие, спросят, куда едем в такое время, ведь велено по домам сидеть: карантин! Другое дело же, если мы попами оденемся.

– И то верно! Попов всюду пустят, – кивая, подтверждал Старых, поглаживая бороду.

– Ну, ты голова! – вторил ему Иван и улыбался.

– В храме есть одежда. Как с помещиком закончим, так сразу туда. Подобающе будем смотреться, глядишь, удастся затея. Осталось одно: как с отрядом завтрашним совладать?

– Есть мыслишка, но без толпы не обойтись, – сказал Богдан.

– Говори быстрее! – нетерпеливо просил Демьян.

– Сдается мне, что надо знатно бахнуть, – хитро сощурившись, произнес Старых.

– Имеется чем? – спросил клирик бородача.

– Помните, как наш кузнец отравился чем-то, да так, что неделю работать не мог?

– Ой, знаем мы его отравления!

– Я не про то! – резко сказал Богдан. – Он черной солью отравился! Я у него выведал как-то, во время пьянки.

– Не смекну, что за черная соль? – спросил Иван.

– Порох, – ответил Старых. – Целый бочонок пороха у этого сивушника припасён.

– Откуда? – удивился священник.

– То ли он его у золотодобытчиков на что-то выменял, то ли еще у кого….

– И на кой он ему? – вопрошал Усанов.

– Вместо соли, сказал же! Вернее, был вместо соли. Он хвалился: думал, дешево приобрел, вот только желудок его в разлад совсем пришел. Теперь он и глянуть на этот бочонок боится.

– Это хорошо, что не может, – сказал Демьян, – это нам на руку.

– Сразу говорю, жечь там особо нечего: бочонок мал и не доверху заполнен. Больше дыму от него, чем огня. Поэтому и сказал, что толпу надо будет собрать.

– Соберём, – тихо произнес радостный клирик, отвлеченно посматривая в сторону, – соберём, это не проблема.

В его голове уже созрел коварный план, суливший немалый прибыток. Пропитанный желанием легкой наживы разум будто жаждал отмщения за годы слепой покорности казавшимся ложными принципам. Осточертевшая мораль привела Демьяна к нищете, а вероотступничество сделало героем и хозяином жизни. И если раньше его душу согревала надежда, то теперь пламя ненависти пожирало её испещрённые останки.

Часть 2