Казнь

Побледневшая Вера кивнула головою. Весенин стал рассказывать, стараясь щадить целомудрие Веры, но она ясно понимала все недосказанное.

– Я всегда ненавидела этого Анохова! – сказала она в самом начале рассказа.

Звонок Можаева три раза прерывал рассказ. Три раза спрашивал Можаев – вернулся ли Лапа, и три раза Весенин отвечал отрицанием.

Вера вся трепетала, слушая рассказ. Под конец она не выдержала и зарыдала.

– Бедная мама! Бедная мама! Что с ней? Где она? О, как я хотела видеть ее вечером, и она меня не пустила!.. Вы думаете, он найдет ее?

– Наверное!

– Живою?

Вера даже затряслась при этом вопросе.

– Живою! – ответил ей незнакомый голос. Весенин быстро обернулся.

– Лапа! – воскликнул он. – Вы нашли ее?

Лапа кивнул головою. В кабинете Можаева снова звенел звонок.

Весенин вбежал в кабинет.

– Собирайся. Она найдена! – закричал он.

Вся прежняя энергия вернулась Можаеву. Он вскочил с дивана и подбежал к Лапе.

– Как мне благодарить вас, – воскликнул он. – Где она? Как вы нашли ее?

– После, теперь поедем.

– Едем, Федор Матвеевич.

Но Весенин уже хлопотал на дворе. Снова выкатили коляску и торопливо впрягли в нее лучшую тройку.

Лапа и Можаев вышли на двор и через минуту мчались по неровной дороге…

Вера, задумавшись, сидела на балконе.

– Федор Матвеевич, отчего все это? – спросила она.

– Что? – не понял ее сразу Весенин.

– Ах, это! Вот Долинин, Анна Ивановна, мама. Ведь они все, – она запнулась, – несчастные.

– Оттого, дорогая моя, что они все неуравновешенные. У них чувство, воображение развиты настолько, что перевешивают трезвый ум, и их никогда не может удовлетворить жизнь. Требований у них к ней столько, что они всегда и в любви, и в разочаровании несчастны.

– Все желают себе счастья, – ответила Вера.

– Но надо знать, что желать. Желай возможного. На земле есть много счастия, если человек сумеет поставить себя – ну, хоть на второй план. А то все для себя, потом и обижаются.

– Вы нашли свое счастье? – спросила его Вера, в упор глядя на него.

Весенин смутился.

– Я счастлив по – своему, – ответил он уклончиво.

– Неправда, – качнула головкою Вера, – я знаю вас! Вы иногда печальны. Вы не можете быть счастливы, потому что поставили себя чуть не на последний план, а говорите только так!.. Когда я думаю, что вот вернетесь вы домой и там сидите одни с этой Ефимьей, мне делается грустно. И это теперь, а зимою? Все занесет снегом, волки воют, вокруг никого…

Весенин тяжело вздохнул.

– Этого нельзя изменить, – сказал он.

Она быстро встала и, краснея, взглянула на него.

– Женитесь!

Он натянуто засмеялся.

– Кто пойдет за меня? Я даже не умею говорить с женщинами.

– За вас? – лицо Веры вспыхнуло. – Вы такой добрый, умный, честный, смелый и спрашиваете? Да всякая должна счесть за… – голос ее пресекся.

Весенин схватил ее руку, счастье волной подхватило его, и он нагнулся к пылающему лицу Веры.

– Ну, если бы я сказал вам?.. – прошептал он.

– Я бы! – Вера вдруг обвила шею Весенина руками и горячо поцеловала его. – Вот! Я всегда, всегда…

И, вырвавшись из его объятий, она убежала с балкона.

А в это время Можаев стоял на коленях подле дивана, на котором лежала бледная, изнуренная Елизавета Борисовна, и, целуя ее холодные руки, говорил ей:

– И как могла ты решиться уйти от меня? Не ты, а я виноват во всем, и мы все поправим. Это злое прошло и не вернется. Не бойся меня: ты и Вера – мои дочери. Мое счастие – твое счастие!

Елизавета Борисовна слушала его, закрыв глаза, и вдруг, обняв его, зарыдала:

– Ты простил! Я знала это и боялась этого больше всего, а теперь мне легко. Ты не гонишь меня, не презираешь?

– Что ты, Лиза! Разве я сам без ошибок!

– Ну, а я… я клянусь быть только твоей, жить только для тебя… верь!..

Она прижалась к его плечу и замерла в волнении. Можаев не выдержал и глухо зарыдал.

– Жизнь моя, счастье мое! – сказал он, прижимая к груди ее голову.

Елизавета Борисовна отдалась его ласкам и в первый раз в жизни почувствовала себя счастливою.