Энэр

– Харашо-харашо! – снова заверил узбек.

Кузя, Елена и Настя, сидя в той же комнате под замком, угощались очередным шедевром восточного кулинарного искусства. Кушали втроём из общей посуды. Вкус был превосходный, но Кузя позволил себе съесть лишь для пробы.

– Что-то вы мало кушаете, – заметила Елена.

– Вы кушайте побольше. Не смотрите на меня: я сыт. Неизвестно, когда ещё доведётся, – пояснил Кузя.

Покушали молча.

– А что будет с квартирой, машиной, моими вещами? – поинтересовалась Настя.

– Придумаем что-нибудь, – пообещал Кузя. – По-любому они дешевле свободы.

Ожидать пришлось долго. Женщина принесла упаковку одноразовых бритв, и Кузя сменил вид на общепринятый. Вечером пришла машина, и троица спряталась в кузове за кучей пустых коробок. Судя по звуку, машину догрузили мешками из магазина: видимо, теми же, которые разгружали ранее.

Кузов закрылся, и стало темно. Елена и Настя присели на корточки, а Кузя сел на пол, прислонившись к стенке, зная, что ни холодный пол, ни жёсткая стенка не проявят себя.

– Ну почему мы так должны ехать! – возмутилась Настя.

Елена взяла её за руку и прошептала:

– Успокойся! Всё так, как должно быть.

– Я хочу хотя бы сесть нормально! – продолжала капризы Настя.

– А вы попробуйте сесть на мои ноги, – предложил Кузя.

– Да мы раздавим вас, – мягко отказалась Елена.

– Только попробуйте. Если будет тяжело, то я скажу, – уговаривал Кузя так же шёпотом.

– Вот и садись! – скомандовала Елена, обращаясь к Насте, а Кузя почувствовал намаренность грубого тона.

– Я?! К нему?! – ещё больше возмутилась Настя. – Да не буду я!

– Вот и не хнычь тогда! – а тон с обеих сторон был фальшивым.

Машина долго стояла в ожидании. Наконец пришёл водитель и, хлопнув дверью, громко выдал в открытое окно:

– Поехали!

– Звани, Муса! – послышался голос узбека. – Аллах акбар!

– Бисмилляхир рахманир рахим! – ответил водитель.

Кузя каким-то чутьём определил, что это пожелание добра, доброго пути, а, видя попутчиц в зелёном свете, заметил, что они испугались.

Машина тронулась.

– Это пожелание удачи, – прошептал Кузя Елене.

– А вы откуда знаете?! – удивилась она.

– Догадываюсь, – признался Кузя.

– Что-что?.. – вякнула Настя, склонившись к матери.

Машина в этот момент повернула, и Настя по инерции повалилась на мать, а та – на Кузю.

– Вот так и лежите, чтобы не падать, – посоветовал Кузя.

– Пол-то не чистый, – посетовала Елена, а Настя всё-таки приняла прежнее положение: на корточках.

Кузя взял коробку и, сложив её, попросил Елену приподняться. Та оперлась локтем в пол, а рукой о ногу Кузи, но он это не почувствовал, как и предшествовавшее падение. Он подложил под Елену картонную подстилку и прикосновением дал знать, чтобы она опустилась. Она последовала совету, а Кузя почувствовал, как её рука, опиравшаяся на него, коснулась ноги в тот самый момент, когда он сам прикоснулся.

«Интересно!» – подумал Кузя.

Елена положила голову на бедро Кузи и улеглась поудобней.

Машина то ехала, то останавливалась, то поворачивала туда-сюда. Настя упорно сопротивлялась толчкам и поворотам, всякий раз рискуя упасть, а Елена, в темноте, лежала с открытыми глазами, о чём-то думая.

Наконец машина остановилась, и водитель вышел.

– Чё, Миха, за товаром? – спросил кто-то.

– За товаром, капитан, – ответил водитель.

– А чё зачастил-то?

– Да, бараны, погрузили не то, что надо. Менять везу.

– Открывай! – потребовал капитан.

Двери кузова открылись, и потолок осветился.

– Разгружать придётся, – выдал капитан.

– Зачем?! – удивился Миха.

– «Перехват» объявили.

– О-о! Тогда я обратно поеду, – протянул водитель.

– Ладно! – смилостивился капитан. – Двойной тариф, и я сообщу, чтоб не тормозили.

Дверь закрылась. Прошло некоторое время, и машина вновь поехала. Елена заснула, а Настя продолжала сопротивляться. Кузя взял ещё одну коробку и, сложив её много раз, подал Насте, чтобы присела на неё, но Настя не видела поданный предмет, а только измученно озиралась. Кузя, протянув руку, молча взял её за мизинец, чтобы не будить Елену. Настя сначала взглянула испуганно на Кузю, а потом блаженно закрыла глаза. Кузя положил её руку на приготовленную «табуреточку», и она, догадавшись, присела на неё, став чуть ближе к Кузе.

Отпустив руку, Кузя любовался ею, её откровенными эмоциями, предполагавшими, что никто не видит их в темноте.