Эллиниум: Пробуждение

Море снова было другим, одновременно близким и далёким. Яркие блики вспыхивали по всей его поверхности, ярче любого золота или серебра, и Пескарь не мог оторвать взгляда от этого мерцания, усыпавшего всепоглощающую глубокую синеву. Юноша начал потихоньку привыкать к освежающему влажному запаху. И даже попробовал представить себя Геллаком, великим героем древности, плывущим на свою первую битву с морским чудовищем Кракеном, топившим корабли. Совсем как раадосские пираты.

Вдруг на корме раздался радостный крик:

– Наяды! Смотрите, смотрите, русалки плывут!

– Добрый знак, – сказал незнакомый кадмиец, сидевший поблизости от Пескаря на гребной банке.

Вскоре Пескарь увидел их. Русалки формой походили на рыб, разве что их тела были намного толще. Головы, похожие на голову собаки, оканчивались длинными носами, в которых помещались улыбающиеся рты со множеством маленьких, но на вид очень острых зубов.

Пескарь сразу отметил, что хвосты наяд были вытянуты не сверху вниз, как у рыб, а слева направо. Это позволяло им, разогнавшись под водой, выпрыгивать высоко в воздух и чуть ли не зависать в нем – так, чтобы мореплаватели могли хорошенько их разглядеть.

Скорее всего, русалки легко могли бы обогнать людские корабли – но просто не хотели этого делать. Он плыли параллельным курсом, то и дело весело выпрыгивая из воды и радостно вереща: «Тирри! Тирри!»

– Что они говорят? – спросил Пескарь у соседа-кадмийца.

– Я не знаю, – улыбнулся тот. – Говорят, в Оксосе и Патамосе есть толмачи, умеющие разговаривать по-рыбьи. Но в наших местах я таких не встречал.

– Тирри! Тирри! – изо всех сил закричал в ответ русалкам Пескарь, пытаясь подражать их интонациям и произношению. Одна из наяд подплыла к самому борту и, удерживая ту же скорость, что и корабль, с любопытством поглядела на Пескаря. Глаза у неё были совсем человеческие.

– Тирри-лирри! – сказала русалка, и Пескарю почудилась в этой фразе вопросительная интонация.

– Как бы я хотел поговорить с вами! – восхищённо прошептал юноша. – Тирри-пескаррь! – крикнул он в ответ.

– Тирри-перри, – ответила наяда, широко улыбнулась зубастым ртом, что-то прощелкала в довесок и уплыла далеко вперед.

– Как думаешь, они нас понимают? – спросил Пескарь кадмийца. Тот пожал плечами:

– Почему бы и нет? Просто им, наверное, не о чем с нами говорить. У нас ведь так мало общего. Время от времени подплывут поздороваться и снова пропадают в море.

Действительно, вскоре наяды отстали от корабля, вернувшись к своим таинственным подводным делам. А Пескарь немного загрустил, позабыв даже о грядущей битве.

11

Око Пробудившегося было еще довольно высоко, когда Раадос из бесформенного пятна на горизонте превратился в горную гряду. Корабли шли быстро, и остров рос на глазах.

Рулевой то и дело подавал команды, направляя нос судна к южному пляжу. Когда до берега оставалось всего несколько стадиев, матросы убрали парус и снова сели на весла. «Косатка» и «Крокодил» шли рядом, борт к борту. Пустынный песчаный пляж, окаймлённый скалами, стремительно приближался.

Заприметив гигантских деревянных чудовищ, длинношеие морские птицы на камнях принялись обеспокоенно галдеть, а потом разом снялись с места и нестройной гурьбой полетели над самой водой куда-то за западный мыс.

– Схватись! – прокричал рулевой, и матросы несколько раз повторили приказ. Пескарь изо всех сил вцепился в борт, и вовремя – тут же последовал резкий удар, от которого он непременно вылетел бы наружу, если бы не подстраховался.

Галера проскрежетала по песку и остановилась, на четверть выскочив на сушу.

– На берег! – скомандовал Рубач. – И на этот раз скиньте мне лестницу, дармоеды!

Пескарь, толкаясь среди соратников, подобрал в куче снаряжения свое оружие и заплечный мешок, закинул щит за плечо и, стараясь не запутаться, осторожно полез вниз.

Ощущать босыми ногами прочную, не шатающуюся из стороны в сторону землю, даже если это был расползающийся мелкий песок, было необычайно приятно. «Всё-таки люди не рыбы», – пришла в голову Пескарю очевидная мысль.

– В линию! – скомандовал Рубач, и воины Города-в-Долине выстроились в боевом порядке на песке, чтобы в случае необходимости предотвратить неожиданную атаку – выставив перед собой щиты, но пока что держа копья уткнутыми противовесом в землю.

В это время с «Косатки» спустились несколько десятков кадмийцев. Командовал ими воевода в богатом чешуйчатом доспехе, имени которого Пескарь не знал.

Сначала кадмийцы сбились в кучу, не зная, что делать, потом воевода приказал им сталкивать корабли обратно в воду. Матросы одновременно изо всех сил налегли на весла, и вскоре галеры вновь оказались на открытой воде. Они медленно повернулись и пошли к северу – туда, где должна была располагаться гавань Доса.

Рубач подошел к воеводе кадмийцев, они перекинулись парой слов, тот кивнул и дал приказ своим воинам. Пятеро легких копейщиков побежали к деревьям, которые обрамляли пляж и под которыми уже сгустились ночные сумерки.

Разведчики скрылись под сенью деревьев. А через несколько мгновений раздались резкие крики:

– Хэй! Вот он! Лови, лови!

Воины пришли в возбуждение.

– Вон там, смотрите! – выкрикнул Зоркий, стоявший как раз рядом с Пескарем, в который раз оправдывая своё имя. Пескарь посмотрел, куда он показывал, и заметил среди редких стволов мелькающие пятки беглеца.

«Разведчик раадосцев! – промелькнула в голове Пескаря мысль. – Или просто какой-то невезучий пастух».

Полоса деревьев, под защитой которых бежал незнакомец, в северной части пляжа прерывалась прогалиной, поднимавшейся вверх, в сторону гор. Пескарь подумал, что это может быть самая удобная дорога, ведущая с пляжа. Конечно, могли быть и другие проходы в глубине леса, но почему бы не рискнуть?..

Пескарь выскользнул из строя, уронил на песок щит и копьё, одним движением выхватил пращу и намотал один её конец на руку хитрым узлом. Доставать ядра из мешочка было некогда, и он выхватил один из камней из кармашка в поясе. Отойдя на несколько шагов в сторону от фаланги, Пескарь положил камень в расширение кожаной петли и раскрутил пращу над головой. Теперь оставалось только дождаться…

Пескарь понимал, что у него будет лишь одна попытка; его одновременно охватили охотничий азарт и волнение из-за опасности возможной неудачи.

Беглец на огромной скорости вылетел из леса на прогалину. Разведчики-кадмийцы, судя по всему, отставали от него на целый стадий: он был безоружен и бежал налегке, к тому же страх придавал ему сил.

Сворачивая на тропинку, ведущую к горам, раадосец на мгновение потерял равновесие и чуть не упал. Эта случайность и стала для него роковой.

Пескарь не помнил, чтобы он отдавал команду своим рукам. Глаз просто увидел слабое место в поведении врага, а рука сама разогнала пращу и, отпустив свободный конец ременной петли, отправила камень в полет. Беглец так и не успел вновь набрать скорость. Как только он поднялся на ноги, камень с огромной скоростью врезался ему в голову, и раадосец рухнул на землю как подкошенный.

– Хайи! – вскричали воины Города-в-Долине, и их поддержали радостные крики кадмийцев.

– Пескарь-Камнемёт! – воскликнул кто-то из стоявших в строю.

– Камнемёт! – поддержали его другие голоса. – Праща! Меткий! Точный! Настигающий!

– Выбирай на вкус, воин, – сказал подошедший к юноше Рубач. – Мне нравится Камнемёт.

«Неужели уже свершилось? – не мог поверить себе Пескарь. – Теперь я мужчина?»

– Он же был безоружен, – неуверенно возразил юноша.

– Он был враг, – утвердил Рубач. – Но это твое дело. Ты можешь принять имя, когда захочешь. Пока ты трижды не прокричишь одно из тех имен, что предложили тебе твои братья – ты все ещё Пескарь.

Заметив, что Пескарь не соглашается ни на один из вариантов, воины перестали их предлагать.

– Пескарь-Тугодум! – рассмеялся кто-то.

– Пескарь-Длиннодум, – последним, с улыбкой сказал Козлик.