– Чего? – спросил Доррегарай, подъезжая. Рядом с ним Йеннифэр, спрыгнув с телеги, налегла грудью на каменную глыбу, выглянула, попятилась, протерла глаза.
– Что? Что такое? – крикнул Лютик, выглядывая из-за спины Геральта. – Что такое, Богольт?
– Дракон-то… дракон… золотой.
Не больше чем в ста шагах от каменной горловины ущелья, из которого они только что вышли, у дороги, ведущей к северной части каньона, на куполообразном невысоком холме сидело существо. Оно сидело, изогнув правильной дугой длинную изящную шею, склонив узкую голову на выпуклую грудь, оплетя хвостом передние выпрямленные лапы.
Было в этом существе, в его позе что-то невообразимо грациозное, что-то кошачье, что-то противоречащее его явно змеиной родословной. Несомненно, змеиной. Ибо существо было покрыто слепящей глаза золотой чешуей с четким рисунком. Да, существо, сидящее на холме, было золотым – золотым от острых, зарывшихся в землю когтей до конца длинного хвоста, слегка шевелящегося меж покрывающих холмик растений. Глядя на них огромными золотыми глазами, существо расправило широкие золотистые нетопыриные крылья и так сидело, неподвижное, как бы требуя, чтобы им любовались.
– Золотой дракон, – шепнул Доррегарай. – Невероятно… Живая легенда!
– Не существует в мире, чертова мать, золотых драконов, – заявил Нищука и сплюнул. – Я-то знаю, что говорю.
– А что же в таком случае сидит на холме? – трезво спросил Лютик.
– Обман какой-то…
– Иллюзия…
– Это не иллюзия, – сказала Йеннифэр.
– Это золотой дракон, – проговорил Гилленстерн. – Самый настоящий золотой дракон.
– Золотые драконы бывают только в легендах!
– Перестаньте, – вклинился Богольт. – Нечего дергаться! Любому болвану ясно, что это золотой дракон. Да и какая разница, милсдари, золотой, синий, пегий в крапинку или клетчатый? Он невелик, уделаем его в момент. Живодер, Нищука, разгружайте телегу, вытаскивайте снаряжение. Тоже мне разница – золотой не золотой.
– Есть разница, Богольт, – сказал Живодер, – и большая. Это не тот дракон, на которого мы охотимся. Не тот, подтравленный под Голопольем, который сидит в яме на драгоценностях и золоте. А этот сидит только на собственной заднице. Так на кой он нам ляд?
– Это золотой дракон, Кеннет, – буркнул Ярпен Зигрин. – Ты когда-нибудь такого видел? Не понимаешь? За его шкуру мы возьмем больше, чем вытащили бы из обычного сундучища с сокровищами.
– И к тому же это не ухудшает ситуации на рынке драгоценных камней, – добавила Йеннифэр, нехорошо усмехаясь. – Ярпен прав. Договор действует. Есть что делить, разве нет?
– Эй, Богольт? – крикнул Нищука с воза, с грохотом копаясь в снаряжении. – Что надеваем на себя и лошадей? Чем эта золотая гадина может ударить? Огнем? Кислотой? Паром?
– А хрен ее знает, – задумался Богольт. – Эй, чародеи! Легенды о золотых драконах говорят, как такое чудо уделать?
– Как? А проще простого! – крикнул Козоед. – Чего тут мурыжить, а ну давайте-ка сюда животягу какую-никакую. Напихаем в нее чего-нибудь ядовитого и подкинем гаду, пусть сожрет и того…
Доррегарай искоса глянул на сапожника. Богольт сплюнул. Лютик отвернулся. На его лице читалось отвращение. Ярпен Зигрин усмехнулся, уперев руки в бока.
– Чего глазеете? – спросил Козоед. – За работу, надо решить, чем труп нафаршировать, чтобы гад поживее его заглотнул. Чем-нибудь жутко ядовитым, отравой какой смердящей или гнилью.
– Ага, – проговорил краснолюд, не переставая усмехаться. – Ядовитое, паскудное и смердящее. Ясно. Знаешь что, Козоед? Получается – ты.
– Что?
– Дерьмо ты, вот что. Мотай отседова, халтурщик, чтоб глаза мои тебя не видели.
– Господин Доррегарай, – проговорил Богольт, подходя к чародею, – оправдайте хоть чем-нибудь свое присутствие. Припомните легенды и сказания. Что вам известно о золотых драконах?
Чародей улыбнулся, гордо выпрямился.
– Что мне известно о золотых драконах, говоришь? Мало, но все-таки…
– Так слушаю.
– И слушайте, слушайте внимательно. Вон там, перед нами, сидит золотой дракон. Живая легенда, последнее, быть может, и единственное в своем роде существо, уцелевшее от вашего неудержимого стремления убивать. Легенду не убивают. Я, Доррегарай, не позволю вам тронуть этого дракона. Понятно? Можете собирать шмотки, приторачивать вьюки и возвращаться по домам.
Геральт был уверен, что начнется суматоха. Он ошибался.
– Уважаемый чародей, – прервал тишину Гилленстерн, – следите за тем, что и кому вы говорите. Король Недамир может приказать вам, Доррегарай, приторочить вьюки и убираться к черту. Но не наоборот. Вам это ясно?
– Нет, – гордо ответил чародей. – Неясно. Ибо я – Доррегарай, и мне не может приказывать король, владения которого можно охватить взглядом с высоты частокола, огораживающего паршивую, грязную, прости Господи, засранную крепость. Известно вам, милсдарь Гилленстерн, что стоит мне произнести заклинание и шевельнуть рукой, как вы превратитесь в коровью лепешку, а ваш недозрелый король – в нечто непроизносимо худшее? Вам ясно?
Гилленстерн не успел ответить, потому что Богольт, подскочив к Доррегараю, схватил его за плечи и повернул к себе лицом. Нищука и Живодер, молчаливые и угрюмые, высунулись из-за спины Богольта.
– Послушай-ка, господин магик, – тихо сказал огромный рубайла, – прежде чем шевелить руками-то. Я мог бы долго толковать тебе, уважаемый, что обычно делаю с такими засратыми легендами и дурацкими трепачами, как ты. Но мне чтой-то не хотца. Вот тебе заместо ответа. Тебе это ясно?
Богольт кашлянул, приложил палец к носу и с близкого расстояния сморканул чародею на мыски ботинок.
Доррегарай побледнел, но не пошевелился. Он видел – как и все – цепной шестопёр на рукояти длиной в локоть, который держал Нищука в низко опущенной руке. Он знал – как и все, – что время, нужное для заклинания, несравненно большее, чем то, какое требуется Нищуке, чтобы раскроить ему череп.
– Ну, – сказал Богольт. – А теперь аккуратненько отойди в сторонку. А ежели тебе придет охота снова раскрыть пасть, то быстренько засунь в нее пук травы. Потому как если я еще раз услышу твой вой, ты меня запомнишь.
Богольт отвернулся, потер руки.
– А ну, Нищука, Живодер, за работу, а то эта гадина еще, чего доброго, сбежит.
– Не похоже, чтобы он собирался бежать, – сказал Лютик, рассматривая поле предполагаемой битвы. – Посмотрите.
Сидевший на холмике золотой дракон зевнул, задрал голову, махнул крыльями и хлестнул по земле хвостом.
– Король Недамир и вы, рыцари! – зарычал он так, словно это была латунная труба. – Я дракон Виллентретенмерт! Похоже, не всех остановила лавина, которую, не сочтите это похвальбой, я спустил вам на головы. Вы смогли добраться аж сюда. Вам известно, что отсюда есть три выхода. Дорогами на восток, к Голополью, и на запад, к Каингорну, можете воспользоваться. Но по северному каньону не пойдете, ибо я, Виллентретенмерт, запрещаю. Если же кто-либо не желает послушаться моего приказа, того я вызываю на бой, на честный рыцарский поединок. На конвенционном оружии, без колдовства, без полыхания огнем. Бой до полной капитуляции одной из сторон. Жду ответа через вашего герольда, как того требует обычай!
Все стояли, широко раскрыв рты.
– Он умеет говорить! – просипел Богольт. – Невероятно!
– К тому же жуть как мудро, – сказал Ярпен Зигрин. – Кто-нибудь из вас знает, что такое конфессионное оружие?
– Конвенционное, а не конфессионное. Обычное, а не магическое, – сказала Йеннифэр насупившись. – Однако меня удивляет другое. Невозможно членораздельно говорить, если у тебя раздвоенный язык. Этот стервец пользуется телепатией. Будьте внимательны, это действует двусторонне. Он может читать ваши мысли.
– Он что, вконец спятил или как? – заволновался Кеннет Живодер. – Честный поединок? С дурным-то гадом? Еще чего! А ну пошли на него кучей! В куче – сила.
– Нет!
Они оглянулись.