Маки. Перчатки. Черничный пирог.

– А где деньги? – уточнил он, весьма грубо.

Я лишь развела руками.

– Сколько лет вам?

– Мне восемнадцать, ей семнадцать, – ответила я.

– Кто родители? Фамилии!? – потребовал он.

И тут я замолчала, поняла к чему вопрос и если я отвечу не то, возможно домой не вернусь.

– Вевевеейер, – протянула Лика.

А я молчала.

– У тебя нет фамилии? – подозрительно прошептал мужик.

– Скажи, что-нибудь! – закричала Лика.

– Закари, моя фамилия Закари, – еле слышно прошептала.

– Не знаю таких здесь, приезжая, что ли? – с иронией уточнил этот неприятный человек. Я лишь покачала головой, отрицая.

Он только хотел сесть и задать еще пару вопросов мне. Из коридора донеслись крики и нецензурные ругательства мужчин. Лика в ужасе выдохнула.

Мужичок подошел к двери, которая внезапно распахнулась, вошли два столба, схватили нас можно сказать за шкирки и потащили по коридору. Привели в помещение, где только решетки и бетонный пол, толкнули так, что мы, падая, расцарапали себе колени и ладони в кровь. Они закрыли дверь на замок, старый, ржавый и пошли направо, по коридору.

Лика прилично ушибла колено и рыдала во весь голос, прижав его рукой. А мне ничего не оставалось, как опустить голову и всматриваться в окрашенный в коричневую краску бетон.

Торопливо наступила глубокая ночь, из нашей решетки было видно все и всех, кто проходил туда – сюда. Я себя чувствовала зверьком в зоопарке, это ужасно! Пыталась найти угол, чтобы забиться в него и спрятаться от этих мерзких взглядов. Обе сидели, прислонившись к стене, обхватив колени, пряча лица за волосами.

Позднее подошел до жути неприятный, скользкий паренек и, как животное поглядывал на Лику, диким, голодным взглядом, одно меня успокаивало, дверь заперта на замок. В этот момент, я мечтала оказаться в своей комнате, которую так ненавидела.

Он ушел минут через десять, когда со стороны входа послышались жуткие женские голоса. Около девяти девушек волочили по коридору, те же амбалы, которые привезли нас. Девушки были так одеты, я сразу поняла, что они представительницы не самой завидной профессии.. И молила Господа, чтобы отчим Лики нас вытащил.

Позже вернулся, тот мужичок в кепке.

– Сейчас приедут важные люди, расспросят вас, расскажите, что знаете и без истерик, а то отправитесь на новую точку, – ухмыльнулся.

Через полчаса послышался скрип входной двери и шаги, шли порядком пяти человек. Проходя мимо, первый из них, заглянул к нам, вертя в руке четки. Он был в кожаной куртке и обуви, на руке вычурные золотые часы и исходил ужасный запах табака и парфюма. C ароматом, чего-то приторно-сладкого и какой-то дымки, просто до тошноты. Показался весьма солидным. Вслед плелись, видимо, шестерки, двое постарше и трое сопляков с наглыми рожами, злыми и агрессивными.

Нас вывели через десять минут нагло и грубо. Один из них, будто специально толкал Лику, которая хромала, ему доставляло удовольствие, что она отстает и толкал ее прямо лицом в стену, она огрызалась, а я шла опустив голову..

А тот, что вел меня, видимо негодовал, что я тихая, а так бы хотел отыграться.

Нас затолкали в кабинет, где стояла мебель оттенка красного дерева и кожаная коричневая мебель, полную картину характеризовал этот отвратный запах.

– Теперь рассказывайте, откуда у вас конверт, чьи вы? – спросил мужчина с четками, откинувшись на спинку кресла и расположив ноги на столе.

Я молчала, очередь говорить была Лики.

– Мой отчим, утром попросил отдать это старику продавцу, у киоска в 13:00.

– А где деньги? – спросил строго он.

– Какие деньги? – зарыдала Лика.

– Доллары, зеленые, где они? – надменно, без всяких эмоций на лице продолжал он. – Cебе решили оставить? Так отработаете..

– Он только это передал? – оправдывалась, заикаясь она.

Он взял телефон, набрал кому-то и даже вышел в коридор, задев меня плечом, двое его собак стояли в дверях, будто мы рецидивисты и сбежим.

Внезапно в кабинет ворвался, тот скользкий, толкнул Лику на диван и сел рядом, и положив руку ей на колено, откровенно говоря, начал приставать.

Лика стала рыдать. А эти двое не реагировали, будто это норма. Он же начал переходить черту. Но Лика себя странно вела, не вырывалась, просто, надменно истерила, мол неприятно ей. Видимо, ее крики доставляли ему удовольствие, а я уже не выдержала и закричала:

– Хватит!

Он резко повернулся, сначала посмотрел на меня, затем на этих двух ничтожеств, внезапно поднялся и залепил мне пощечину с такой силы, что кровь из носу хлынула на стену, окрасив брызгами часы. Я замолчала, а он продолжил издеваться над Ликой. Глаза у него были странные.. будто смотрит, но не видит объект.

Когда последняя клетка моего терпения взорвалась, не знаю, с какой скоростью успела это сделать. Пока те двое уставились на экраны телефонов. Я схватила со стола бутылку, какого-то напитка, ударила этого ублюдка по белобрысой голове cо всей силы. От страха отбежала в сторону стола, ухватившись ладонями за края. А он, как на зло, не отключился, пошатываясь, подошел ко мне, выкрутил из руки бутылку, ударил о деревянный угол столешницы, осколки разлетелись по кабинету, и пространство объял запах терпкого спиртного. Он поднес острие к моей шее, пугающе смотрел и стал угрожать.

– Прощайся с жизнью…

Я, задержав дыхание, замерла. А эти двое стояли, как истуканы. Тут я поняла, что он выше их, чем-то..

К счастью, вернулся тот мужчина, их главный, в ужасе посмотрел на мое лицо, на Лику и этого ублюдка, как оказалось его сынка. Он ничего не сказал ему, лишь вошел и сел на место, кинув фразу: – с глаз долой. Белобрысый вышел, захлопнув дверь, сжав часть расколотой бутылки в руке.

– Тебя завтра заберут, – обратился он к Лике. – А тебя, – взглянул на меня, – совсем по ошибке привезли. Но я не знаю, кто ты и чья? Может ты и не нужна никому?

Я в ужасе посмотрела на Лику и на этих двоих. Но они отвели глаза, даже она.

– Уведите эту, приведите в порядок, утром ее заберут. А что делать с тобой? – Давид, это твоя ошибка, – прошептал одному из этих двоих, у которого были черные, словно смола волосы. Второе задание ты провалил.

Давид недовольно взглянул на меня, потом на него и ответил.

– Как мне исправить?

– Подумаем, уведи их. Эту отдай девочкам, пусть умоют, в порядок приведут, с отчимом проблем нет. А эта, может и конкуренты отправили. Ее, в комнату с решеткой.

– Нет, я с ней, я ее подруга, мы из одной школы, – взмолилась я. – У меня есть опекун, Нателла!

– Это так? – обратился он к ней.

Что меня задело. Лика и слова не сказала, в мою защиту, что я живу в школе искусств и Нателла опекун, мне бы не поверили, но ей. Мой взгляд застыл на ее лице, а она жалостливо отводила глаза, будто она больше жертва, чем я, только потому что о ней есть кому позаботиться, она больше человек и больше заслуживает жалости..

Ее потащил этот паренек, Давид, который провинился, а меня другой вывел, держа за предплечье. Мы почти дошли до того помещения с решеткой, навстречу вышел сынок главного, он шел целенаправленно в мою сторону, будто хотел, что-то сказать, прижался, словно случайно, обходя. Смотрел прямо в глаза, странно, непонятно, а я не отводила своих, и, внезапно почувствовала жгучую боль в правом боку, возле ребер, горячая струя крови пролилась вниз по ноге. Он проткнул мне бок острием бутылки.