оцепенении, наблюдая за женщиной.
– Я лучше пойду, – тихо пролепетала она. – Я пойду… – Елена
направилась к выходу.
– Да что с вами происходит?! Куда вы? – вскрикнул Гомозов. –
Пришли – так оставайтесь! Вас никто не гонит! Я даже вас ждал,
представьте себе! А вы, как малое дитя, ей Богу! Что-то все ходите
вокруг да около. Скрываете, таите. А теперь вон, не успели
согреться – уходить собираетесь… В такой-то холод!
– Извините меня, Филолет Степанович, – едва слышно
выговорила женщина.– Я, наверное, пойду. Извините…
– Да, за что?! За что мне вас извинять?! Заладили «извините,
извините», – Гомозов решительно зашагал вслед за Еленой. – Что ж
это такое?! Что с вами происходит? Ничего не понимаю! Давайте-
ка, оставайтесь. Сейчас согреем чаю, и попьем горяченького. Ну?
Что вы? А?! Позволите мне ваше пальто?
Женщина чуть заметно кивнула и отдала пальто Филолету
Степановичу.
– Так что оставайтесь! Непременно оставайтесь! – говорил
Гомозов, уже вскидывая предмет одежды на вешалку. – В такой-то
холод уходить собрались! И никуда я вас не пущу! Неужели вы
думали, что в такой-то холод я вас отпущу?
Внезапно Филолет Степанович почувствовал, как что-то
теплое и нежное упало ему на плечи, Елена обнимала его и
оказалась так близко, что мужчину тут же бросило в жар. Гомозов
ощущал, как тонкие женские пальцы приятно сдавливают его шею,
легко душат в сладком объятии, и от этих прикосновений по всему
телу разливается терпкая дрожь.
– Скажите еще… – просила Елена.
– Что?
– Вашу последнюю фразу, – шепотом обожгло ухо.
– Я никуда вас не отпущу в такой холод, – повторил Гомозов и
крепче прижал к себе худощавое женское тело.
– Еще!
– Я никуда вас не отпущу…
И тут дыхание Гомозова перекрыли женские губы, они были
такие мягкие и упругие, что мысли в голове Филолета Степановича,
зашагали строем прочь, и вовсе скрылись за сбитой туманной
дымкой, не оставив и намека их недавнего присутствия. И наконец,
в голове Гомозова сделалось свободно и мирно.
***
Зима все еще держала над природой свою власть, Елена вновь
не появлялась около двух недель. Каждый из этих дней,
наполненных ожиданием, переносился Филолетом Степановичем
все труднее и труднее… Наверное, на работе мало нагружают –
объяснял он себе, вот и занята голова всякими ненужными
мыслями. Однако в самой глубине души он ощущал, что истинная
причина кроется в чем-то ином. И назвать это что-то определенным
именем, ему было не под силу. Гомозов оставался верен себе: «Нет,
ни в коем случае человек не должен подчиняться своим порывам,
он должен жить по уму и только».