Хранители. Книга вторая: Луч смерти

Мы были хорошими журналистами, у нас были умные родственники и знакомые, и мы знали совсем иную картину, – подлинную. В ней Мандельштам не только писал, но и читал знакомым стихотворение об усатом горце, население шепотом рассказывало политические анекдоты и прекрасно понимало, что происходит. Да и как не понять, когда десятки миллионов прошли через лагеря, были расстреляны, и по каждому скорбели родственники и друзья?

Но проклятый мем сожрал правду. И, с подачи идеологов, образ народа огромной страны на десятилетия, а, может, и навсегда ассоциировался с гигантским одноклеточным организмом, ко всему еще и дебильным, не сумевшим даже выработать условный рефлекс на боль и смертную муку. Единственное, на что он казался способным, – это размазывать сопли и тупо обливаться слезами над гробом того, кто его мучил и убивал. Как же нужно было людей презирать, чтобы заменить правду таким бредом!

И о смерти Сталина мы знали от очевидцев совсем другое. На похоронах его была жена всемирно известного художника-сценографа Евгения Чемодурова Аза Ивановна. По ее словам, лавина людей, сметая все, действительно катилась прощаться с кормчим.

«Многие плакали? – спросила я. – Настроение было скорбное?» «Ну, что вы! Гул стоял, как в половодье, когда ломаются льдины. Народ был возбужден, глаза блестели, все стремились убедиться, что он действительно умер! Хотя у гроба плакали: кто-то, наверное, искренне, кто-то – на всякий случай».

Наверное, каждый видел то, что хотел. Но была правда, которую видели все, независимо от своих желаний, пусть и не признавались в этом. И потомки имели право о ней знать, какой бы противоречивой она не была.

И я подумала, что даже популярную поговорку, придуманную в Древнем Риме, обкорнал мем. На каждом шагу мы слышали: «О мертвых – либо ничего, либо хорошо!» Это морально клеймило тех, кто пытался докопаться до истины, и работало на тех, кто хотел ее скрыть. А ведь в полном объеме поговорка звучала так: «О мертвых либо ничего, либо хорошо, либо правду!» И то, что прожорливая тварь отгрызла последнюю, самую важную часть, полностью меняло смысл мудрого изречения. То же случилось и с поговоркой: «Кто старое помянет, тому глаз вон!», у которой есть хитрая концовка: «А кто забудет, тому – два!»…

– Опять в транс впала? – засмеялся Олег и обнял меня.

Пока я пребывала в астрале, он, на свою беду, упомянул о потрясающих успехах «Аненербе» в парапсихологии, психотронике, а также в использовании тонких энергий для управления индивидуальным и массовым сознанием. И Димка с Русецким жаждали подробностей о научно-мистической структуре!

– Порой, немцы работали на стыке таких разных областей, что только диву даешься, что из этого могло выйти! – зевнув, сообщил Олег.

– Например? – рассеянно спросила я, снимая шкурку с банана.

– Например, Институт прикладных военных исследований зачем-то объединили с отделением энтомологии и Институтом генетики растений!

– Ну, там всякие зараженные тараканы, ядовитые плющи, – попытался фантазировать Димка…

– Погодите! – осенило меня. – А что, если именно эта триада и занималась генетическим созданием сверхчеловека? Только начинала с преобразования растений?

Ребята раскрыли рты.

– Смотрите, что получается, – возбужденно заговорила я, – ученые, вроде моего друга Жаркевича, который нас посетил, горюют по поводу скармливания населению трансгенных продуктов: то ли это делается ради денег, то ли сдуру, то ли землянам объявлена генетическая война! А вдруг это – лишь первый этап на пути создания генетически модифицированного человека? В растения вживляются клетки разных существ, в том числе, человеческие, и ведутся наблюдения, что из этого получится? А потом будет проведен отбор, какое насекомое или растение скрестить с человеком? А то напортачили когда-то предки: то минотавр у них, то кентавр…

Роднин смотрел на меня во все глаза, не зная, плакать ему или смеяться? Но мысль уже подхватили ребята.

– И вымрут те, у кого трансгены вызовут рак и прочие болезни, а останутся сверхорганизмы, которым все хвори по барабану! То есть люди, питаясь такими продуктами, сами станут генетически модифицированными. А заодно и рожать меньше будут, население сократится, – предположил Сорин.