За спиной уж всю стену обмацала.
Монстр хлопнул глазами по—разному.
И шагнул мне навстречу решительно.
За секунду я завещание,
Написала и даже отправила.
За вторую проведала дедушку,
Он пинком меня выпроваживал.
Ну, а в третью секунду монстрятина,
Выключателем щелкнул над лбом моим.
И распался на тени прозрачные,
На свету, отчего то, не страшные.
Обтекая меня же по контуру,
Загрузились те тени в вагончики
И поехали куда надобно,
По делам своим буднично—сереньким.
На платформе осталась лишь я стоять,
По—колено отвесив все челюсти.
Ну еще одиноко фонарь светил,
И все ржал надо мною, качаяся.
Дарина @clutchbook. darina
В комнате горел свет. Я осторожно приоткрыла дверь. За столом в центре комнаты сидели трое и резались в подкидного.
Полная дама походила на учительницу литературы. Второй, что яростно и азартно бил козырями, был, как бывший шеф, только с усами. Кто третий, я не поняла. Со спины было трудно даже определить, мужчина это или женщина.
Дама подняла взгляд от карт и увидела меня.
– А, это ты? Не стой в дверях. Сквозняк—с.
На секунду я замялась, но отступать было поздно. Я прошла и села на диван.
Странное дело – видеть их вместе, за одним столом. Зачем они здесь? А я?
– Скажите, а зачем вы тогда так опозорили меня перед всем классом? – выпалила я внезапно, обращаясь к даме с пучком.
– Кто, я?! Когда?! – взревела дама.
– Ну тогда в 10 классе… Я что—то ляпнула про Катерину, ерунду, конечно. Но и вы, конечно, тоже зря. При всех. И при Коле. Так унизительно!
– Унизительно… – передразнила дама. – Знаешь, что унизительно? Знать всю литературу от и до, и так и не написать ничего самой, кроме записей в школьном журнале. А годы—то идут, и ничего не поделаешь. Хоть верьхом скачи, хоть в парадное входи. Если все будут писатели, кто будет ваши опусы изучать? Я что ли? – дама снова взяла карты. – Постойте, у меня тут туз червей.
– А вы? – Я повернулась к усатому. – Вы мою статью раскритиковали. Перед всем коллективом на атомы разобрали, одни предлоги не тронули. Целый год мне ее припоминали, пинали как могли. И неплохая ж статья была. Я вот через 15 лет прочитала снова. Хорошая. Зачем?
– Не зачем, а для чего, – усатый смотрел в карты.
– Ну, для чего?
– А для того, чтоб не повадно было. То у тебя какая по счету статья была? Вторая. А первую твою хвалили? Хвалили. А если б и вторую? Нельзя.
Усатый взял карту из колоды.
Я закусила губу.
– А вы? – Обратилась я к третьему игроку. – Вы кто? Не узнаю вас.
– Узнаешь, кто, когда писать начнешь, а я – комментировать то, что ты пишешь, – затряслась от смеха спина. Писательница…
Дама с пучком и шеф с усами прыснули.
Я тихо вышла за дверь. Оглянулась и посмотрела на троицу, которая полностью погрузилась в игру.
– Знаете… Спасибо вам, – сказала я обернувшись.
Никто меня не услышал.
Я закрыла дверь и задвинула засов.
Александра Агафонова @chto_eto_berrimor
Косогор, на котором они стояли, открывал отличный «продающий» вид. Изумрудный лес, бездонная синева неба, стрижи гоняются за мошкарой. Запах весенних цветов. ?
Внизу кинутой мятой тряпкой лежало изломанное камышом озеро.
Савелий наблюдал за бобром – тот вылез из воды и деловито шагал к очередной вишне.
– Вид прелестный, – изрек наконец старик. – Как это у вас называется? Штампы?.. Допустим. Ну а это что? – он указал на зверя. – Ленива ты, мать, что ли? Работы боишься?
Она не ответила, лишь повернула голову в сторону бобра.
Бобр в три укуса перегрыз дерево, смачно сплюнул щепку и пояснил:
– Не лень, старинушка. Теперь я зовусь модно: про—кра—сти—нация!
– Какая нация? Ась? – Савелий погладил окладистую бороду.
Вишня белым облаком плюхнулась в воду, распугав лягушек. Бобр же потопал к следующему дереву. Дошагав до тощего ствола, он вдруг подбоченился и поставленным голосом продекламировал:
– Какой изумительный сад! Белые массы цветов, голубое небо… – Вгрызся в древесину. Хр—р—рясь!
– Боязнь авторитетов, – вынес диагноз Савелий.
Животное довольно крякнуло и продолжило:
– О, сад мой! После темной, ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя… (Хр—р—рясь!!!)
Она поморщилась, махнула рукой: