Четыре угла

Всю жизнь… всю жизнь ждал…

Полина закрыла глаза. Крепко стиснула веки и мотнула головой.

Молчала. Ничего не могла больше сказать.

Ошибка. Глупая необдуманная ошибка – позвонить Роберту.

– Полина, я сейчас вышлю адрес сообщением, – не оставил сомнениям шанса Гризманн и прервал звонок.

Глава 5.

Воронцов знал, что его никто не ждет.

Вот уже четвертый год не представлял, с кем его бывший лучший друг отмечает свои дни рождения, когда все прошлые именины друзья детства Воронцов и Гризманн отрывались на полную катушку вместе.

Четвертый год Алексей бьется головой о бетонную стену, выстроенную Робертом между ними.

Один неправильный шаг – и он в одночасье лишился всего самого родного и близкого: семьи и лучшего друга. И если причину первого он принимал безусловно и безропотно, то что произошло с закадычными друзьями – Воронцов не понимал. Это случилось с ними сразу после его непоправимой ошибки, но каким образом его личная жизнь сказалась на отношениях с Гризманном – для Алексея оставалось неразгаданной загадкой.

Расплатившись в супермаркете за элитный виски, Алексей не собирался нарушать четырехгодичную традицию. Бросив бутылку на заднее кресло своего внедорожника, Воронцов направился туда, где, был уверен, найдет Гризманна – на загородную дачу его семьи.

Под шинами скрипел гравий.

Уже на подъездной дорожке Воронцов заметил за кованными массивными воротами убегающий в небо сизый дым.

Значит, он не ошибался, и бывший друг по обыкновению жарит мясо на горящих углях.

Тоскливо улыбнулся.

Шашлык всегда был традиционно прерогативой Воронцова, да и уха выходила у парня не хуже, чем у мишленовского повара.

У ворот стояли припаркованными несколько авто. Алексей проехал по неширокой улочке дальше, заглушил двигатель и выполз из машины, прихватив бутылку.

Огляделся по сторонам и потянул носом воздух, пропитанный сырой свежестью и гарью.

Кто бы что ни говорил, за городом дышалось по-иному. Легкие раскрывались, насыщенный кислород проникал в кровь, заставляя голову кружиться. Тишина дачного поселка, периодически нарушаемая воем собак, давила на перепонки.

В двух шагах от него находился покосившийся электрический столб. Воронцов подошёл ближе и поднял голову. На верхушке знакомо бросалось в глаза крупное гнездо, и два красных клюва привычно поглядывали на чужака.

– Здорова, ребята, – прокричал Воронцов двум благородным аистам, уже несколько лет не покидающим свое свитое жилище. – Как поживаете?

Птицы опустили клювы, смерили парня настороженным взглядом и, встряхнув длинными шеями, спрятались в гнезде.

Воронцов усмехнулся и подошел к тяжелой мощной двери, за которой еле слышно доносилась музыка ни о чем. Фоновая, без слов… Под такую Гризманн всегда любил повтыкать и запариться.

Алексей с чувством глубокой тоски засунул виски в подмышку и провел по отросшим волосам ладонью, зачесывая их назад.

Не раздумывая, нажал на звонок.

Загородную дачу семьи Гризманн сложно было назвать дачей в буквальном понимании. Двухэтажный добротный кирпичный дом больше походил на коттедж, в котором можно было провести лет пять, не выходя на свет Божий и ни в чем не нуждаясь. В подвале имелся даже небольшой винный погреб с коллекционным алкоголем, привозимый отцом Роберта из разных стран, а на цокольном этаже – подогреваемый бассейн, в котором молодые парни куролесили не по-детски.

– Бегу, бегу! – Алексей услышал торопливые шаги по ту сторона забора. Голос друга звенел и источал довольство. – Без меня не начинать! – кому-то шутливо крикнул Роберт и заскрипел дверной задвижкой.

Дверь перед Воронцовым распахнулась, являя возбужденного Гризманна, застывшего в проеме замертво.

– У тебя мясо горит опять, – усмехнулся Воронцов, глядя в глаза другу, привалившись плечом к кирпичному откосу. – ЗдорОва, – протянул руку, приветствуя.

Гризманн внезапно дернулся от неожиданности. Посмотрел на Алексея в неверии и … опасливо. Парень был абсолютно уверен, что три года игнорирования должно было хватить Воронцову, чтобы понять – видеть его в день рождения друг не желал.

Гризманн нервно обернулся назад и уверенно вышел, потянув за собой дверь и отрезая возможность Воронцову заглянуть во двор.

Глаза Роберта взволнованно бегали, и от бывшего приятеля эта странная эмоция не утаилась.

– Привет, – вложил в ответ свою руку без особого энтузиазма, не оценив шутливое замечание.

Привалился к противоположному косяку и сложил руки на груди.

Воронцов отчетливо понял, что приглашать его не собираются.

В груди скрутило тугой пружиной.

Знакомо сдавило. Это ощущение четыре года идет за руку с парнем.

Заглянул Роберту в глаза, но приятель свои увел, опасливо взглянув на дверь. Словно боялся, что в ней может кто-то вот-вот появиться.

Алексей горько хмыкнул. Рывком откупорил бутылку виски и протянул Гризманну:

– С днем Рождения… – замолчал, – друг.

Друг…

Роберта будто в солнечное сплетение последним словом ударило. Под кожу забралось и по сосудам прямо в голову шмальнуло. Вихрями, воспоминаниями ураганными. Он же не железный. И не пустой он никакой, как орал две недели назад надравшийся в хлам Воронцов, залетев прямо посреди рабочего дня в кабинет Роберта в безумной агонии.

Их взгляды встретились, а затем Гризманн опустил свой на протянутую бутылку.

Соблазн принять из рук бывшего друга примирительный напиток был велик.

Никто не знал, как сам страдал Роберт. Никто не предполагал, насколько хреново ему было потерять одновременно двух человек, которых любил всем сердцем. И только побег Полины показал, кого он любил сильнее…

При иных обстоятельствах Роберт бы принял.

Четыре года прошло, и оба страдали.

При иных обстоятельствах…

Но не тогда, когда этими обстоятельствами стала женщина, которую в этот раз Гризманн упускать не собирался. Девушка, которая там, за калиткой, сидела молчаливо в плетёном кресле и смотрела на оранжевые лепестки костра…

Роберт отрицательно мотнул головой и уставился на свои босые ноги в резиновых сланцах.