Лишний

Курбан пошатнулся на стуле от неожиданности, карие глазки испуганно на него уставились.

– Прости, – выдохнул он. – Это неприятная тема.

Курбан понимающе кивнул, погромыхал под кроватью, и вытащил бутылку без этикетки. После двух стаканов в голове помутнело, внутренности согрелись теплом. Перед глазами плыло, голос одноклассника двоился.

– Вот бы и мне вкололи эту сыворотку! – вскочил он на стул и размахивал тощими руками. – Ты видел? Ну?! Видел?! Они ж мордовороты! Против такого разве попрёшь?

– О чём ты? – заплетался у Лёхи язык.

– О полицаях конечно! – спрыгнул он на пол и стал изображать силача, демонстрировавшего бицепсы. – У меня знакомый есть, – присел, понизив голос, – в палате мэрии. Он сказывал, что полицаи подвергались какой-то мутации. Несколько инъекций и руки – базуки! – захихикал Курбан.

– Хм, – задумался Лёха. – А нам говорили…

– Что их не затронуло, – махнул тот стакан и занюхал огурцом. – Так-то оно так. Только качками они тоже не просто так стали. Эх! Все девчонки были б мои! – Они рассмеялись. Девчонку весом меньше сотни попробуй, возьми отыщи.

Он проснулся, когда Курбан ещё спал. Голод вновь о себе напомнил.

Впереди выходные.

Разочарованно вздыхая, он собирался уйти по-английски. Не хотелось петь дифирамбы прощаний. Он этого жуть как не любил. Но взгляд пал на карточку, торчавшую из кармашка рубахи одноклассника, и Лёха застыл в дверях.

Я не могу так с ним поступить. Он был добр, и накормил меня. Чёрт! Но этого мало! Так мизерно мало! Я мог бы набрать, чего пожелаю!

Он потряс головой, силясь избавиться от назойливых мыслей.

Красный блок. Что же там внутри? Вот бы взглянуть хоть одним глазком.

Любопытство грызло его старой плешивой собакой. Курбан громко всхрапнул.

Взгляну осторожно. И верну на место.

Он наклонился и двумя пальцами ухватил карточку. Курбан затих, открыл рот, и снова захрапел. На выдохе он вытянул ключ от всех дверей. Мягкой поступью выбравшись из каморки, Лёха припустил на первый этаж. Растерявшись, не мог выбрать какой же из блоков открыть. Казалось, будто весь мир у него в руках! Чувство пьянило. Остановившись возле блока с красной отметкой, он робко прислонил карточку, и тот отворился, выпуская холодок. Сногсшибательный запах ударил в ноздри. Чего там только не было! Полки автоматически сменялись, являя ему деликатесы: морепродукты, паштеты, стейки и рыба, французские булочки, всевозможные десерты, шоколад. Это было похоже на показ мод. Только для толстяков. Он схватил крупную плитку шоколада. Она таяла во рту.

Как давно я не ел тебя! Моя прелесть! Одну никто не заметит!

За ней последовала ещё одна, и ещё. Пошли в ход и десерты. И стейк. Он не мог остановиться! И чем больше ел, тем сильнее хотелось! Желудок становился тяжелым. И вскоре его уже разрывало от тяжести. Но он не мог остановиться! Стало понятно, почему богачи, как и все, приходили на раздачу. Они тоже не могли себя контролировать. Ему было больно. Сердце кололо. А еда продолжала попадать в рот, двигаться по пищеводу. Дважды стошнило. Запах бил в ноздри. Но он продолжал есть.

Вот она! Моя смерть! Прощай, стерва! Ты была меня не достойна!

В глазах потемнело, Лёха потерял сознание.

Глава 2

Глаза приоткрылись, впуская яркий луч света, и снова зажмурились. Голова шла кругом. Где-то поблизости звучали голоса. Желудок по-прежнему был забит, болело чуть ниже грудины. Он лежал в неудобной позе, нога затекла, онемела. Во рту оставался привкус блевотины. Его замутило. Как будто похмелье. Нет. Хуже. Он, и правда, чувствовал себя отвратительно. Передознулся едой. Кто бы мог подумать? Брат моей тётушки – отъявленный наркоман, точно не мог.

– Как, мать твою, это случилось?! – начал он вникать, наконец, в происходящее за пределами его организма. – Ты с ума сошёл?! Раздатчик не имеет права приводить в пункт приёма гостей! Ты нарушил закон! Господи! Нам всем влетит!

– Простите, сэр, – лепетал Курбан. – Я уснул. Я не думал…

– Вот именно! Чем ты думал, идиот?! Они будут здесь с минуты на минуту! Всех нас будут судить!

Услышав о суде, Лёха взглотнул. Его дядю судили. С тех пор он его больше не видел. Судебная система не давала поблажек. Что мне грозит за воровство? Места заключения никто из жителей мегаполиса не видел. Оглашались меры, но их расположение держали в строгой секретности. Он мог бы попытаться бежать, но покалывающая нога и головокружение не дадут набрать скорость. Лёха рассуждал рационально. Распахнув глаза, он попытался подняться. Раздались звонкие шаги сапогов, и его придавило к полу ногой.

– Не двигайся, парень! – прогремел командным тоном над ним басовитый голос.

– Командир, я не понимаю, как такое могло произойти… – залебезил отчитывавший Курбана мужчина. Лёха искоса разглядывал его стройную фигуру в дорогущем пальто.

– Приказано доставить вас в штаб! – отчеканил командир, не оставляя лазеек человеку, привыкшему, судя по всему, решать вопросы с помощью переговоров. – За мной! – убрал он сапог с его хрустнувшей спины и зашагал в обратном направлении. Полицаи мгновенно их окружили.

Курбан и управляющий исправно шагали следом за широкой спиной командира. А Лёха в окружении полицаев позади. Он смотрел на массивную спину, обтянутую серой тканью, на кожаном поясе поверх которой колыхался автомат. На голове у командира красовалась причудливая фуражка, напомнившая ему треуголку из какого-то старого фильма. Лица слуг закона были непроницаемыми, шаг ровным, дыхание прерывистым. Белая капсула ожидала у тротуара. Управляющего и Курбана подтолкнули к бесшумно отъехавшей в сторону двери, салон выглядел довольно комфортно. Лёху же ожидала вытянутая, походившая на грузовую, капсула, потолок, пол и стены которой являлись металлическими, а из удобств – две узкие лавочки. Полицай отвесил ему подзатыльник, и он влетел внутрь, расквасив нос. Не обращая внимания на фонтанировавшую кровь, он пристегнул его к лавочке. Машины тронулись.

Ехал агрегат, как по маслу. Без шума и пыли. Лежачие убрали несколько лет назад. Их функцию теперь выполняли приборы, снижавшие скорость самостоятельно. Финансирование города позволило встроить устройства в столбы. Воришки бы растащили. Да не знали как. Попробуй, найди.

Лёха думал о том, что его ждёт. В штабе он ещё ни разу не был. Для простых граждан здание было запретной темой для разговора и поводом пошептаться. Те, кому всё-таки случалось там побывать и вернуться к прежней жизни – помалкивали. Неизвестность пугала бы его гораздо сильнее, если бы он не мучился головной болью и болью в желудке. Капсула засвистела, сбавляя скорость. Лёха ударился виском о стенку, отделявшую его от кабины водителя. Крохотное окошко отворилось, впуская воздух в замкнутое пространство.

– Подыши там! – крикнул ему полицай с пассажирского.

– Твоя доброта тебя погубит! – отозвался водитель. – Нельзя с ними так! Построже надо! – пассажир рассмеялся, меняя тему.

Они свернули несколько раз, сработала рация:

– Всем патрулям! Внимание! Ограбление на пункте Лесной переулок! Лесной! Внимание! Камера зафиксировала движение и отключилась!

– Возьмём?! – с надеждой в голосе прокричал пассажир.

– Куда нам! Мы ещё этого оболтуса не отвезли! Развелось вас! – недовольно прокричал он Лёхе в окошко.

Капсула остановилась. Добрый полицай, заметно хмурясь, отстегнул Лёхе наручники.

Испортил ему веселье. Только бы не обозлился. Ну! Пора сдаваться!

Здание штаба представляло собой невзрачную пятиэтажку с двумя подъездами. Его легко можно было спутать с жилым, если бы не громадная светлая табличка на фасаде, имевшая длинное-предлинное название ведомства. Лёха не стал вчитываться. Ему сейчас не до этого.

– Вперёд! – пробасил грозный командир, и он робкими шажками поплёлся за ним.

Внутри они притормозили у турникета. Вооружённые полицаи без вопросов пропустили командира, прислонив ладонь ребром к фуражкам. Сразу за турникетом их разделили. Управляющего оставили на первом этаже. Курбана увели влево по коридору. А его командир доставил на лифте, на последний этаж. У Лёхи тряслись поджилки.

Быстрей бы это закончилось! Быстрей бы закончилось!

Пятый этаж практически не отличался от первого: линолеум, светлые стены, фотографии полицаев в форме, герб города, флаг страны. На одной из стен висел портрет бессменного лидера Российской Федерации. Сколько ему? Девяносто? Выглядит он неплохо. Лёха был далёк от политики, и никогда не вступал со знакомыми в прения. А последние лет пять его интересовала по большей части еда. Что ж, в этом он не одинок. Командир громко постучал в дверь.

– Входи! – откликнулся кто-то. Они пересекли порог.

– Доставил, майор! – отчеканил здоровяк и подтолкнул его к стулу.

Лёха послушно сел, и наручники вновь лишили его возможности причинить кому-либо вред. Спиной к нему стоял худощавый мужчина, сгорбленный в плечах. У него была аккуратная стрижка, одет в белую рубашку и светлые брюки. Когда-то и на мне висела одежда. Он смотрел на него с неприкрытой завистью. Вес доставлял массу неудобств.

Майор развернулся. Черты лица у него были острыми, нос массивным, рот маленьким. Лёгкая щетина и серость лица возвещали о тяжких трудовых буднях. Верхние пуговицы рубахи расстегнулись, являя массивную золотую цепь, покоившуюся на груди. Золото. Толстяки редко носили украшения. Даже крестики продали. Променяли, так сказать, веру на еду. Но штабной майор, миновавший напасть, вполне мог себе это позволить.