– Мрыч. Он скоро очнётся, – прошептал еле слышно Ваня. – Надо было его запереть. – Марго шикнула, и говорившие притихли.
Простите ребята! Я больше так не могу! – подумал он и взвыл, мыча девушке в руку. За дверью мгновенно раздались щелчки.
Марго оттолкнула его в сторону как раз в тот момент, когда полицаи вломились. Он приземлился, не чувствуя, как отшиб себе бок – боль в желудке поглощала любую другую. Марго отвела лучевой пистолет полицая в сторону, и тот выстелил. Луч прошёл сквозь голову его товарища, пробивая в ней дыру размером с апельсин. Тело рухнуло на пол. Третий выстрелил из-за его спины. Марго пригнулась, закрывая голову. Луч пролетел мимо, с грохотом и звоном вынося решётку вместе с оконной рамой. Ваня точным ударом ребра ладони угодил ближайшему в кадык, и полицай отключился. А Марго швырнула настольную лампу, приземлившуюся на голову третьему. Итог – один убит, двое в отключке.
Как же больно! Гадина! Изыди! Ему было не до перепалки. Если бы в него выстрелили, он бы даже, наверное, не заметил. Отсутствие еды выворачивало наизнанку, кололо, выкручивало. Лицо вспотело, пальцы дрожали, ком встал в горле. Он ощущал его, будто это был камень, проглоченный с голодухи.
Марго ошалело смотрела на дверной проём. Повезёт ли? Слышали ли их остальные? Ответом послужил топот сапог – на них надвигался отряд, не меньше.
– Бежим! – закричала она, цепляясь за Ванину рубашку.
Ваня потянул Курбана за руки, пытаясь поднять, но тело оказалось расслабленным, рот открытым, лицо посинело.
– У бедняги сердце не выдержало, – буркнул он, поддерживая Лёху под мышками.
Он потерял дар речи! Одноклассник погиб из-за него! Если бы не его жадность… Прости меня. Прости меня. Ай!
Марго ловким движением сбила острые осколки и выпрыгнула из окна. Ваня вытолкал его следом, ноги подвели, и он уткнулся лицом в асфальт, стесав подбородок.
– Стоять! – взревел громогласный командир Крылов.
Ваня оцепенел на подоконнике, и луч пронзил ему грудь, выталкивая фонтан крови. Лицо беглеца исказилось. Глаза оставались открытыми.
Твою мать! Твою мать!
Марго молча потащила его вдоль здания. Подбородок кровоточил, желудок истязал, но он в полусогнутом состоянии продолжал работать ногами. Бежали быстро. Обогнув здание, припустили дворами. Позади раздалась противная, протяжная сирена. Девушка тяжело дышала, шаря глазами по сторонам. Капсулы выли где-то на прилегающей улице.
Далеко не убежать! Только не обратно! Только не туда! Ай! Поганая! Пусти зараза!
Она притормозила и потянула его к жилому дому. Куда? Где? Рехнулась? Нужно бежать! Они завернули в подъезд. Капсула промчалась мимо. Пригнувшись, поднялись на последний этаж. Лестница вела на чердак. Ещё немного усилий, и затаились.
Почему боль прекратилась? Странно. Я же не ел. Сирены стихли. Удар! Удар! Удар! И где девушка? Ну, и вляпался же я! Юлька не зря называла меня неудачником. Интересно, где сейчас эта стерва? Небось, трётся с каким-нибудь полицаем. Может, с сутулым? Удар! Удар! Удар! Или Мрычом? Удар! Удар! Удар! Лёха распахнул глаза, хватая ртом воздух. Боль притупилась, пульсируя.
Марго тяжело дышала, утирая со лба испарину. Сирены визжали за окном, как ненормальные. Он опустился на бок, не обращая внимания на чёрный пол, покрытый голубиным помётом, и наблюдал, как воркуют птички. Самец раздувал грудь и расправлял хвост. Самочка не спешила соблазняться, заставляя его усиленней трясти перьями.
Стемнело. Голубей прибавилось. Видимо, они прилетали на чердак переночевать. Сирены стихли. Однако, сапоги несколько раз наведывались. Но наверх забраться не догадались. Марго напрягалась с топотом, и расслаблялась с его удалением. Он побледнел, губы иссохли, ноги затекли.
Неужели я встречу смерть так? На чердаке? С голубями?
– Нужно идти, – прошептала девушка, склоняясь над ним. – Между проверками примерно полчаса. Успеем проскочить, – собрала она волосы на затылке. – Идти можешь?
Хороший вопрос. Он приподнялся на локте, глухая боль не откликнулась резью.
Совершая минимум движений, Лёха смог подняться. Опираясь на неё плечом, он выбрался из подъезда.
– Встань прямо! – скомандовала она, и он резко выпрямился, игнорируя боль. – Возьми меня за талию.
Что сделать?
– Бери, – с нажимом повторила она. – Есть идея получше? – Он помотал головой. Отлично теперь мы пара, – бухтел он про себя.
В обнимку они неспешно прогуливались по улице, изображая парочку. Капсулы курсировали на каждом шагу. Благо, их было видно за версту, и беглецы выбирали маршрут осторожно.
– Держись ровнее, – ласково пропела Марго, улыбаясь ему очаровательнейшей из улыбок. Однако, в глазах девушки таилась тревога. Он ковылял из последних сил.
Долго смогу? Тяжело. Как же тяжело идти. Куда подевалась та острая боль? Словно в ответ на его вопрос, она возвратилась. Ааааа! Он снова скрючился, привлекая внимание.
Капсула бесшумно остановилась. Из неё выбрались двое с автоматами наперевес. Повезло, что это был не Мрыч, или Крылов. Шансы на спасение есть. Только бы не заподозрили.
– Добрый вечер! – начал издалека качок, обтянутый формой. Марго похлопала Лёху по спине, якобы он подавился. Понял. Понял, –намеренно закашлялся он. – Всё в порядке? – выпятил грудь полицай.
– Да, офицер. Мы с молодым человеком просто гуляем, – играючи поправила она волосы.
– Что с ним?! – резко вынырнул из-за спины качка другой.
– У него аллергия на пыль. Бедняжка! – пожирала их глазами Марго.
Хорошо, что темно. Мой подбородок о многом мог бы им рассказать, – хмыкнул он и ещё раз закашлялся.
– Приятного вечера, – игриво подмигнул ей качок, запрыгивая вслед за напарником в капсулу.
Марго шумно выдохнула. А он, завершив импровизацию кашля, развернул ладонь, всматриваясь в кровавое пятно.
– Вот, дерьмо! – выругалась она, сбросив маску доброжелательности. – Я за ребятами! А ты жди меня здесь! – затащила она его и усадила в кустах. Лёха растерянно моргал.
Как будто я могу куда-то уйти. Почему у меня кровь?
Она поняла, что сморозила чушь, но объясняться не стала, махнув на прощание рукой и припустив по улице.
Он остался один. Тишину наступившей ночи изредка прерывал шум проезжавших мимо капсул. Они шуршали, словно осенние листки.
А ведь сейчас и есть осень. Почему я не чувствую холода?
Волосы шевелил ветер, но и его он не чувствовал. Ноги казались чем-то инородным, никогда ему не принадлежащим. Шея не поворачивалась. Вскоре он перестал чувствовать и часть грудины.
Похоже на инсульт. Зря я забросил медицинский колледж. Был бы сейчас врачевателем, лечил людей. А не сидел в кустах в ожидании девушки. Интересно, она вернётся? Судя по онемению, осталось мне не долго. Может и поделом? Из-за меня погиб человек. Погиб. Больше его нет. И не будет. Он не осознавал этого до конца, не мог принять. Пускай, Курбан не был ему близким другом, люди из-за него раньше не погибали. Кто знает, что он чувствовал бы, если бы не надвигающаяся смерть. Ну хоть боль отступила.
Дыхание становилось тяжёлым и частым, а тело чужим. По тропинке вдоль кустов кто-то протопал, и вновь наступила тишина. Он вспомнил последний диалог с матерью, уплывая по волнам памяти. Она бесконечно его любила. Бедой накрыло город, страну и мир, когда ему было всего девять. Он не вникал в суть истерии, не осознавал последствий, и лишь испуганные глаза матери временами пугали его до чёртиков.
Мама заболела в первую волну. Болезнь была коварна. Никаких проявлений простуды, переносилась на ногах. Не ведая, человек заражал всех, с кем контактировал. На финальной стадии он внезапно начинал задыхаться, к опухшему горлу добавлялся кашель. В те года вирус унёс сотни, тысячи, сотни тысяч жизней по всему миру. Лёху обошло стороной. Его всегда обходило. Только не сейчас.
Спустя несколько лет, когда российские учёные создали вакцину и победили вирус, пришла другая напасть. Она оказалась куда хуже, опаснее и смертельнее предыдущей. Человек в считанные дни набирал вес. Но, что хуже всего, голод был неутолим. У его матери начались сопутствующие болезни, сердце начало сдавать. В последний свой миг она просила его развеять прах, не тратить средства на похороны. Он прислушался и выполнил волю умирающей. И продолжал жить не боясь, не думая, не притягивая к себе беду. Но на сей раз ему выкрутиться не удалось.
Вдалеке раздался оглушительный скрип, и шипучие выстрелы лучевых пистолетов. Он прикрыл веки, куда-то проваливаясь.
Кто бы это ни был, он опоздал, – спокойно и счастливо думал он.
Мучения скоро закончатся. Больше не нужно будет обивать порог пункта питания. Больше никакого затяжного голода. Никаких болей. Сумасшествия. Отвращения к себе и окружающим. Сладкий, манящий запах свободы!