Человек внутри

– Он не к Никите, а к Роману. Позовите, пожалуйста, вашего мужа, он всё сразу поймёт!

Из домика спустился ловкий мальчишка.

Я окликнул его по имени. Он обернулся и испуганно спрятал лицо ладонями, будто не доверяя всему, что видит. Я несколько раз позвал Никиту по имени и, отодвинув решительно его мать, кинулся по дорожке. Потом остановился в нескольких шагах от друга и спросил взволнованно:

– Ты не забыл обо мне?

– Не забыл.

– А если бы я прилетел позднее, ты бы узнал меня?

– Узнал.

У меня градом полились слёзы. Я выронил сумку и, упав на колени, стал собирать бумаги, которые разлетелись по разные стороны. Никита опустился тихо рядом. Он взял одно из писем, внимательно прочитал его и обнял меня за плечи.

– Что это ты пишешь? О чём рассказываешь?

– Ты никогда бы не побывал в нашем океанариуме. Я записал всё, что помнил о рыбах. Кто попался?

– Крылатка.

– Есть у нас такая опасная рыбёшка, – сказал я, утирая слёзы. – А ещё кто?

– Она одна на этом листе. Ну же, не плачь, – попросил он меня мягко. – Ты всё-таки напугал мою маму. Не надо было её пугать.

– Я не хотел.

– Ладно. Пойдём-ка успокаивать её.

Никита помог мне собрать сумку, и я с радостным предвкушением указал на домик.

– Ты покажешь, что внутри?

– Торопливый какой! Покажу, но не сейчас. У нас не принято с гостями сразу по деревьям лазать. И где же твой загар?

– А он должен быть?

– Должен. Ты сам о нём говорил. Я запомнил.

– Я забыл.

Я поругал себя за забывчивость, и мы двинулись вперёд по травяному узору.

– Напомни мне, с какой ты планеты?

– Моя планета Земля.

– И всё же ты отведёшь меня в океанариум. Когда-нибудь.

«И всё же мы не одиноки», – думалось мне, а вокруг кипела жизнь, и Никита освещал её искренней улыбкой.

Конец (а кто слушал, тот молодец!)

Кеша закончил читать и, отложив в сторону печатные листы, откусил ломоть пиццы, приготовленной Дарьей Сергеевной. Он уже не упивался восторгом и не задерживал дыхание, как если бы у него возникал к нам какой-нибудь вопрос, а спокойно ждал критики или похвалы, хотя, конечно же, больше хотел второго.

– Ну, как?

– Сияешь прямо как самовар, – заметила Дарья Сергеевна и легко коснулась кончиками пальцев Кешиного носа. – Умница.

Он смутился, но не надолго и ответил со взрослой серьёзностью: «Спасибо». Затем перевёл такие же серьёзные и пытливые глаза на меня и, доев пиццу, спросил уж очень настороженно, будто я собирался врать:

– А вам? Вам понравилась история?

У меня болело в груди, и сердце было готово разорваться на части. Сделалось тесно и жарко. Я оказался абсолютно пустым от внезапного прилива счастья и сделал неуверенный шаг навстречу Кеше, чуть ли не запинаясь о ковёр под ногами. Дарья Сергеевна заметила, что я весь дрожу, и подлетела ко мне зорким коршуном, попросила присесть. Я не послушал, потому что не понимал, что со мной происходит, и как долго это будет продолжаться. Кеша раскрыл объятия в полном недоумении и радости от того, что его творчество нашло отклик в моей душе и в моём сердце, он был слепым в своей эйфории и не видел, как я страдаю.

– Так понравилась или нет? Скажите! Не бойтесь, я не расстроюсь, если всё настолько плохо. Эх, я так и знал, что мало приключений! Наверное, Сонечка заскучает, она всё же любит, когда происходит всякое.

Я еле-еле улыбнулся и вдруг прошёл мимо помощника, буравя его недружелюбным взглядом.

– Кто ты?

Он обозвал себя Кешей.

– Кто, кто… Не придуривайся, – попросила женщина, убирая большую тарелку.

– Не говорите со мной так, никогда! Вы мне никто и звать вас никак… Мне надо… надо выйти.

Помощник Кеша вышел на улицу вместе со мной, и я помчался в сарай и переломал много досок, ободрав руки в кровь.

– Да где же она?

Я прекрасно помнил, что помощница сто тысяч была погребена именно здесь. Теперь же земля пустовала, и страх и тревога начали одолевать с большей силой, как и вчерашним вечером, потрясения которого до сих пор не отпускали меня. Только я поднялся и вышел, как на меня упал оранжевый лист и прилип сразу же к волосам. Я снял его, повертел двумя пальцами и огляделся, не поверив глазам. Шла осень, вот-вот мечтал пойти моросящий дождь, и сыростью и холодом окатывало, как из ведра.

– Погодите, не кипятитесь так! Скелет в платье не придёт, а если у вас вновь проблемы, то обратитесь, так и быть, к Макарову. Он ведь остался в телефоне?

– Что ты от меня хочешь, а?.. Слушай, ты тоже это видишь, или у меня крыша едет? – спросил я его, перейдя на нервный шёпот. – Или это проблемы какие-то, беды, так ерунда сплошная… сплошная ерунда, о которой хоть не говори, хоть говори кому-нибудь… Ха-ха-ха, я догадывался, что в жизни всякое бывает, но чтобы в разгар лета со всех деревьев облетали листья, да ещё и ты, помощничек, женщина, с которой я перекинулся парой фраз, домик… Господи, всё слишком живо, чтобы быть сном! Возможно, я не проснулся и хожу во сне? Господи, ударь меня скорее, а то я свихнусь! Раздави, как букашку, чтобы мне полегчало! Чего же ты тянешь? Потому что ты слабак и трус, ты всего лишь воображение!

И Кеша исполнил моё желание как следует. Он ударил не слабо по одной, а затем и по второй щеке, чтобы я прекратил истерику, и повёл к крыльцу.

– Так вы ничего не помните?

– Где помощница сто тысяч? – спросил я, немного успокоившись в скрипучем кресле.

– Мы… Наверное, мы закопали её кости. Она вас пугала, точнее, её дух или призрак, не знаю, как назвать… И вы не помните, что жили в этом доме дольше года?

– Сейчас, получается, двух тысяча пятидесятый? – спросил я и вскочил как ужаленный.

– Получается, что так. Вы болели чем-то наверняка весь год с тех пор, как убили помощницу, – предположил Кеша и смутился от осознания того, что теперь мы приходились друг другу случайными знакомыми.