Любовь насмерть

– Уже через пару дней она нашлась. Так что все в порядке. Если, конечно, речь идет именно об этом Туманове. Но у других Тумановых, мы проверяли, жена вовсе не пропадала.

– И что все это может значить? – растерялся я.

– А вот ты сам и подумай.

– Она пропала, – сказал я. – После нашего с тобой разговора я отправился к себе домой, а ее там нет. Словно ее и не было. Полагаю, что она выбралась через балкон.

Костров посмотрел на меня с подозрением. Я же почувствовал себя полнейшим идиотом.

– Так, ладно. – Фима словно очнулся и переключился на другую тему. – Я беседовал со следователем, который ведет дело об убийстве доктора Селиванова и девушки, личность которой еще не установлена. Дело им представляется трудным. Нашлись свидетели, которые видели какую-то девушку в доме доктора, но кто она и когда появилась и сколько времени с ним проживала, никто точно сказать не может. Полагаю, что они и видели как раз твою Ольгу. Хотя…

– Вот именно! – воскликнул я. – «Хотя»!

И я рассказал ему о недавнем визите художника Безобразова и об его легкомысленной натурщице Зое Храменковой, которая, по его словам, как-то раз направлялась к дому доктора.

– Получается, если верить им обоим, Безобразову и Ольге, у доктора в доме могли время от времени находиться сразу две женщины, так?

Трудно было с ним не согласиться.

– Понятное дело, что в доме доктора работали эксперты, которые действительно обнаружили там следы пребывания молодой женщины. Одежда, косметика и прочее. Взяты отпечатки, следы, биологический материал с расчески, простыней, полотенца, белья… Словом, все, что необходимо. Я со своей стороны могу прислать в твой дом моего знакомого эксперта из независимой лаборатории, который обследует и твой дом на наличие следов Ольги для того, чтобы потом сравнить их со следами в доме Селиванова. Таким образом, мы будем точно знать, действительно ли с ним проживала именно она.

– А ты сомневаешься? Какой смысл ей было мне лгать?

– Вот этого, мой дорогой Марк, ни ты, ни я не знаем. Предположим, все, что она говорит, – правда, и к тебе она прибежала прямо из дома Селиванова, где раньше прожила два года. То есть, попав в передрягу, доверилась тебе полностью, попросила убежища. Но, с другой стороны, зачем она тогда сбежала? И, главное, зачем придумала историю про мужа, который ее как бы ищет? Она не объявлена в розыск. Туманов сам пришел в полицию и сказал, что она нашлась.

– Я хотел бы встретиться с ним и поговорить, – сказал я. – Я же должен как-то действовать! Может, это как раз он лжет, а не она? Может, это он потенциальный убийца, я не знаю…

Я действительно не знал тогда, что и думать. В голове у меня был полный сумбур.

– А сбежала она потому, что перестала доверять мне после того, как я собрался в город к тебе. Я же сказал ей, что у меня есть человек, который мог бы помочь ей в ее ситуации. Она же меня не знает, а потому вполне могла предположить, что я могу сдать ее. Может, я только в первый момент принял ее сторону, а потом, подумав хорошенько, понял, что ее опасно держать в своем доме. Другими словами, она могла предположить, что я вполне допускаю мысль, что это именно она убила доктора с той девушкой.

– Эксперты, кстати говоря, сейчас как раз работают над тем, чтобы сравнить ДНК убитой с ДНК девушки, что проживала в его доме и чьи вещи были там обнаружены.

– Да это понятно…

– Кроме того, сейчас разыскивают автомобиль, следы протектора которого были оставлены на дороге. Поскольку место там немноголюдное и девушка могла необязательно прийти пешком к дому доктора, но и приехать. Возможно, ее кто-то привез.

Я был настолько далек от всех этих экспертиз, и все эти научные исследования представлялись мне сплошным туманом, что мне трудно было представить себе, что по следам протекторов можно найти нужный автомобиль. Да бред какой-то! Я понимаю еще, если бы эти следы нужно было сравнить хотя бы со следами автомобилей, владельцами которых являлись члены нашего творческого лесного общества. Это да. Но если даже предположить, что убийца проживает в нашем поселке, то зачем бы ему понадобилось вообще заводить машину, если дом доктора находился приблизительно в пяти-десяти минутах ходьбы. Нет, эту версию, применительно к автомобильной теме, я сразу отмел. Хотя, по другим показателям, убийца действительно мог быть из наших. Хотя бы потому, что одной из жертв была молодая девушка. Кто знает, какие тараканы водились в головах моих приятелей – художников, поэтов и писателей. Каждый имел какие-то свои тайны и тщательно их оберегал. Да взять хотя бы меня! Время от времени и в моем доме появлялась какая-нибудь нимфа. И я не собирался ее никому показывать. Когда я работал внизу, в баре, девушка сидела (или лежала) в спальне, спала или читала, смотрела телевизор или слушала музыку. А утром я отвозил ее в город.

Гипотетически на роль очередной нимфы напрашивалась Ольга. И будь она попроще и посговорчивее, все бы получилось. Но она была сложной, непредсказуемой (как выяснилось к тому же) и, вполне возможно, опасной.

– Давай поступим следующим образом, – с этими словами Костров достал папку, открыл ее и высыпал оттуда довольно четкие фотографии убитой девушки. – Надо бы тебе хорошенько опросить своих приятелей. Напои их, постарайся, чтобы кто-нибудь развязал язык. Ну не верю я, чтобы это убийство не было связано с обитателями твоего леса. Ну не случайно же она там оказалась, да еще и ночью. И доктор тоже имеет к ней отношение, все-таки рядом с его домом их обнаружили. Хотя кто знает, может, пришли убивать доктора, а у него в гостях была эта девушка, она услышала, возможно, какие-нибудь звуки, шум, вышла посмотреть, и ее пристрелили как свидетельницу. Я поглядел материал, понял, что трупы нашли в отдалении от дома доктора, да?

– Да. Знаешь, мне до сих пор не верится, что это я обнаружил эти трупы. И хорошо еще, что мне поверили, будто я оказался там ночью случайно, я же сказал, что шел к доктору за таблетками.

– Я не уверен, что они тебе поверили, поэтому ты будь готов к новым допросам. Вот тебе адрес Туманова, попытайся что-нибудь выяснить о нем и его жене, но только очень аккуратно. Справишься?

– Думаю, да.

Потом он сказал, что, скорее всего, следователь Ракитин займется проработкой родных и близких Селиванова, будут проверяться алиби, автомобили, изучаться мотивы убийства. Копнут прошлое доктора, может, там завелся какой-нибудь червячок, решивший, что именно по вине Селиванова умер кто-то из его близких.

Но меня все это, по большому счету, не интересовало. Мне надо было проверить Ольгу, увериться в том, что она не имеет к убийству никакого отношения. И вот тогда я найду ее и постараюсь сделать все возможное, чтобы вернуть ее к настоящей, реальной жизни. Хватит ей уже прятаться и приходить в себя. Вполне вероятно, что после пережитого шока, стресса, потрясения она снова впала в депрессию. Не хватало мне еще только стать виновником суицида! Никогда себе этого не прощу!

– Я буду держать тебя в курсе, – пообещал мне Фима, приняв от меня конверт с деньгами. – Ну и постараюсь аккуратно узнать про натурщицу Зою. Хотя интуиция мне подсказывает, что это все же не она. Уж больно молода убитая. Думаю, к вечеру у меня уже будет информация о пропавших в тот день девушках.

– Постой, Фима, хотел тебя спросить: как ты объясняешь следователю свою заинтересованность в этом деле? Надеюсь, ты ничего ему не рассказал обо мне?

– Я сказал, что просто на дружеской ноге с одним из обитателей твоего поселка, художником, который обратился ко мне с просьбой узнать как можно больше об этом убийстве. Что он, человек впечатлительный и эмоциональный, как и все художники, сильно переживает по поводу убийства доктора, а также подозревает, что убитая девушка – действительно натурщица.

– Да ладно! – Я не поверил своим ушам.

– Так что твоя информация по поводу натурщицы Зои – как золотой слиток в этом деле. Очень вовремя ты мне о ней рассказал, ну просто очень вовремя. Теперь мне будет еще проще добывать информацию.

– А если он начнет допытываться у тебя, кто этот человек?

– У нас с ним свои принципы работы. Ты думаешь, он не понимает, что и я ему могу пригодиться?

Мы пожали друг другу руки и распрощались.

Я отправился по адресу, где проживал Осип Туманов. Как к нему подобраться, я понятия не имел. В голове звенела пустота. Кем я ему представлюсь? Что скажу? Я представлял, как я звоню в его дверь, и все, на большее у меня фантазии не хватало. Ну, хотя бы увижу его.

Однако прямо возле его дома я вдруг понял, что совершил ошибку, приехав сюда. Я не был готов к этому визиту совершенно и мог только все испортить. Что, если Ольга, одумавшись, вернулась к нему, домой? Тогда все еще больше запутается.

Я позвонил Кострову и явно с опозданием спросил, где, в какой больнице он работает. Вот там, в общественном месте, мне будет куда легче наводить о нем справки. Поговорю с какой-нибудь медсестрой, скажу, что мне предстоит операция на головном мозге и что мне порекомендовали Туманова как хорошего специалиста. Или что-нибудь в этом духе. Фима мой план одобрил и пожелал мне успеха.

Я развернулся и поехал в совершенно другую сторону.

Москва переливалась на солнце витринами магазинов, пестрела роскошными клумбами, по улицам шли одетые в светлые одежды люди, которые радовались теплу, лету, жизни. Я же вместо того, чтобы наслаждаться этой самой жизнью, придумывал какой-то мошеннический (иначе и не скажешь) ход по добыванию информации о нейрохирурге Туманове. Когда я входил в большой и наполненный солнцем холл клиники, у меня на самом деле разболелась голова. Подумалось, что, может, не дай бог, конечно, мне и придется когда-нибудь обращаться за помощью к этому Туманову.

К счастью, он не был на операции. Медсестричка в салатовом халатике сообщила мне, что доктор Туманов в своем кабинете, обедает. Что поздний обед – все равно обед. Я постучался и, не дожидаясь ответа, приоткрыл дверь. Картинка, которая сложилась у меня моментально в голове, была семейной и пахла чесноком. За большим столом сидел мужчина с коротко стриженными волосами и с аппетитом поглощал еду из пластикового контейнера. Напротив него, умиленно сложив кулачки под подбородком и глядя ему в рот, сидела молодая женщина в сером коротком платьице с белым кружевным воротником. Каштановые волосы ее отливали на солнце настоящим золотом.

Мужчину я где-то уже видел. Определенно. Очень знакомое лицо. Оно ассоциировалось у меня почему-то с бутылкой коньяка и черными перчатками. Вот такая картинка нарисовалась в моем воображении.

– Ой, извините… – пробормотал я, втягиваясь обратно в коридор.

Мимо проходила другая медсестра, к которой я метнулся, чтобы уточнить, действительно ли тот мужчина с контейнером – Туманов, на что мне простодушно ответили, мол, да, это он. И тогда я, набравшись смелости и нахальства (отлично понимая, что мой вопрос прозвучит более чем по-идиотски), спросил, а кто та кормящая женщина, добавив поспешно: «Она, случайно, не Лидия Ивановна?» Вроде как я предполагаю, что вижу перед собой еще одного хирурга, какую-то там Лидию Ивановну.

– Нет-нет, что вы, это же его жена, Ольга Михайловна.

И девушка, сунув нежные свои руки в кармашки халатика, застучала каблучками мягких медицинских сабо по плиточному звонкому полу.

Я сел где стоял, на жесткий металлический стул цвета сливочного мороженого, ряд которых выстроился вдоль всей стены коридора.

Вот это ничего себе! Оказывается, у Туманова совершенно другая жена, которую, правда, зовут точно так же – Ольга. И кто здесь у нас мошенник? Вернее, мошенница? Та девушка, что вторглась в мою жизнь поздно ночью, признавшись позднее, что она была сожительницей доктора Селиванова и женой доктора Туманова?

Я проклинал себя, что не спросил отчества своей Ольги Тумановой. Что, если в Москве два нейрохирурга Осипа Туманова? Я не знал, что уже и думать.

Мне пришлось ловить Ольгу Михайловну уже на улице, где я дожидался ее в машине, полагая, что после кормежки мужа она все же покинет клинику. И оказался прав. Она вышла в радостном расположении духа и бодро так направилась к серебристому «Фольксвагену». Я должен был действовать. Сколько раз я ловил понравившихся мне женщин, пользуясь уловками своих друзей-художников. И практически всегда они срабатывали. Но это понравившиеся женщины. Ольга Михайловна была премиленькой, но она мне не могла нравиться уже тем, что вообще существовала. Туманов в моем представлении должен был быть один – страдающий, униженный бегством или исчезновением жены, одинокий!