У зеркала три лица

Силы едва хватило на то, чтобы заставить туман расступиться: он сгустился у стен опустевших магазинов и пабов, законопатил окна, перекрыл выходы, оставил нетронутым лишь пятачок вокруг старой, устало склонившейся липы.

Кай без чувств лежал на земле. Ирвин стоял рядом и медленно, методично вытирал о брюки лезвие родового кинжала.

Морана пошатнулась, в панике задержала дыхание, уверенная, что боль, пронзившая Кая, отзовется и в ней. Но осколок молчал. Молчало и сердце. А разум приказывал броситься прочь и скрыться в тумане.

Звуки все до единого стихли, будто праздник закончился в одночасье, будто город исчез, стертый с лица земли. И все вокруг замедлилось, стало топким и душным.

– Кай не умрет: в нем осколок, – тихо, но уверенно раздалось сзади, и Моране не было нужды оборачиваться, чтобы понять, кто стоит за ее спиной. – Быть может, мы не бессмертны, но уж точно не какому-то фавну нас убивать.

– У «какого-то фавна» родовой кинжал, заговоренный верховной ведьмой, – процедила Морана, позволяя презрению и ненависти литься через край. – Ты права, благодаря осколку Кай не умрет, как умер бы в мгновение всякий, но без помощи ведьмы, заговорившей кинжал, будет годами истекать кровью. Ни живой и ни мертвый.

– Что за ведьма? – с нажимом спросила Герда, и голос ее наконец привлек внимание Ирвина.

– Каджу.

Мгновение – и Герда рванула вперед. Ирвин только и успел, что вздрогнуть, а родовой кинжал, который он так и не выпустил из пальцев, уже оказался прижат к его шее.

Макушкой Герда не доставала Ирвину даже до плеч, но сил в ней было немерено, а одного взгляда хватило, чтобы Ирвин замер, скованный магией, и лицо его, ставшее похожим на камень, обезобразили глубокие трещины.

– Исцели Кая! – приказала Герда, но в сторону Мораны не повернулась. Так и сверлила взглядом лицо Ирвина да надавливала на его руку, державшую кинжал, пока из-под него густой струей не потекла дымящаяся на холоде кровь. – Делай, что говорю. А то ведь могу и убить твоего рогатого дружка.

– Ты столько раз лишала меня силы, с чего ты взяла, что я смогу теперь врачевать? И уж точно не мне тягаться с заговоренным кинжалом. Найди Каджу, она неподалеку, на празднике – кроме нее, никто не сумеет помочь.

Герда рыкнула коротко и зло. Позволила кинжалу упасть на землю и взмахом руки отшвырнула Ирвина в сторону: тот с грохотом ударился о стену, будто каменная статуя, да так и остался в той позе, в какой Герда заставила его замереть. Но Моране отчего-то было его не жаль: Ирвин сам навлек на себя беду, пусть сам и отвечает.

– Каджу мертва.

– Что значит «мертва»? – Морана не сразу поняла, что кроется за словами Герды, а когда поняла, зашлась сухим горьким смехом. – Ты ведь и здесь приложила руку? Вот беда… Ведьмы нет, а твоя магия не годится, чтобы лечить.

– Проверим, на что сгодится твоя сила, – оскалилась Герда и, будто на невидимом аркане, потянула Морану туда, где среди жухлой листвы лежал Кай. Кровь пропитала его одежду, растеклась по земле, тускло поблескивала в свете уличного фонаря, единственного, который не был облеплен туманом.

– Перемести осколок из головы Кая в рану, – распорядилась Герда так, будто отдавала приказы на плацу. – И без фокусов! От тебя зависит, что будет с фавном: либо к утру отомрет и о том, что случилось, даже не вспомнит, либо… из тебя получится красивая вдова.

– Как же я ото всех вас устала… – выдохнула Морана и, пачкая в крови длинную юбку, опустилась рядом с Каем на колени. – Я сделаю, что смогу. Но даже если удастся остановить кровь, без магии Каджу рана не заживет.

– Ты умеешь хоть что-то, кроме того, чтобы спорить?

Морана сощурилась, наградила Герду испепеляющим взглядом и напомнила:

– Осколок ему в голову запихнула ты, а чинить мне прикажешь? Кстати, один нюанс: если убрать осколок из головы, ты уже не сможешь играться с памятью Кая, не сможешь заставить его забыть.

– Зря не волнуйся… – Внезапно закашлялся Кай и, шевельнувшись, коснулся руки Мораны. – Я наконец вспомнил. И не собираюсь опять забывать.

– Интересно… – Рассмеялась Герда, скорее облегченно, чем зло, что было бы куда привычней, и, облокотившись рукой о липу над головой Кая, подождала, когда тот откроет глаза. – И как же ты собираешься противостоять магии троллей, забавный мой человечек?

– Семь лет… Волшебное число, между прочим… – Кай снова закашлялся, на губах его запузырилась кровавая пена, и, повернув голову, с кривой улыбкой посмотрел на Герду. – Сегодня ночью исполнилось семь лет, как нас забросило в это десятилетие. В инструкции к зеркалу не было пояснений, что если продержимся семь лет без дурацких скачков, на этом вся беспамятная херня и путешествия во времени закончатся?

– А тебе что, выдали инструкцию? – скрестив на груди руки, спросила Герда с такой же кривой улыбкой. В это мгновение Кай и Герда напоминали брата и сестру, и от этой семейки Моране хотелось держаться подальше.

– Я сам придумал. Перед последним скачком, до того, как стереть память, ты так любезно мне все рассказала, вот я и подумал, если у меня есть осколок волшебного зеркала, значит, и магия найдется. Так почему бы ею не воспользоваться? Вот я и придумал новые правила.

– Никаких скачков, – выдохнула Морана, но не успела осмыслить, как боль лезвием полоснула по сердцу.

– Прости, – донесся издалека голос Кая. Но Морана едва ли расслышала: зажмурилась, застонала и, наклонившись вперед, вдавила ладони в напитанную кровью, влажную землю.

А когда сумела открыть глаза, не поверила: Герда, неподвижная, белая, стояла под липой, замерев в изломанной позе, и иней густо покрывал лицо, руки, светлые волосы и складки черной накидки.

– Это не магия троллей. Это сила моран. Как ты?..

– Пришлось позаимствовать у тебя. – Кай все еще держал Морану за локоть, но она не чувствовала прикосновения его пальцев. И силы своей не чувствовала, хотя после встречи с Каем та должна была пробудиться. – Не переживай, мне небольно: кинжал острый, но… странный какой-то. И не хмурься так. Разве ты не рада меня видеть?

Морана рывком освободила окровавленную руку и, отодвинувшись, оттерла ее о траву.

– Ты думаешь, мне есть чему радоваться? Если ты помнишь – а я надеюсь, ты все теперь помнишь – в прошлый раз мы расстались. И я просила не искать меня.

– И что? Ты ссорилась со мной тысячу раз, но это не мешало нам друг друга любить.

– У меня теперь есть Ирвин.

– Это тот, из которого Герда сделала статую? – посмотрев поверх плеча Мораны, усмехнулся Кай. – Ничего так, можно поставить в гостиной.

Для раненого и истекающего кровью, Кай выглядел на удивление бодро – тому наверняка была какая-то причина, но Морана не сумела понять.

– Ты слышишь меня? Нам нужен кинжал и кольцо. – Морана непонимающе уставилась на Кая, и тот пояснил: – Твой фавн сказал, что нашел меня с помощью родового кольца. И ваш разговор с Гердой я неплохо расслышал. Так что сдается мне, если кольцо заговорила та же ведьма, что заговорила кинжал, даже после ее смерти в кольце сохранилась и память рода, и ведьмина сила.

– Я смогу исцелить тебя с помощью кольца. – Морана и сама не заметила, как улыбнулась. Вот почему Кай очнулся, когда она оказалась рядом, вот почему ему не было больно, а бледность на щеках уступила румянцу.

Морана протянула левую руку, на котором носила кольцо, и аккуратно положила поверх раны, зияющей в боку. Но Кай перехватил руку и, сняв с пальца кольцо, сжал его в кулаке.

– Нет. Сначала мы исцелим тебя.

– В каком смысле?

– У нас есть кинжал и кольцо. Сначала вытащим твой осколок, а потом уже мой.

– А если силы кольца не хватит на двоих? – засомневалась Морана. Но Кай будто не услышал: приподнялся, дотянулся до лежавшего на земле кинжала. Затем привалился спиной к липе и окровавленными пальцами попытался расстегнуть пуговицы на жакете Мораны.

– Эй! – Оттолкнула она его руки. – Что станет с нами без осколков? Что, если мы тут же состаримся и умрем? Мы даже не знаем, сколько нам теперь лет.

– В тебе все еще есть твоя сила, – напомнил Кай и подбадривающе улыбнулся. И снова шепнул «Прости», и снова Моране пришлось вскрикнуть от боли.

Кинжал вошел в плоть с громким шипением, будто раскаленный металл влили в холодную воду. Морана застонала, вцепилась зубами в предплечье, пальцами – в липовую кору. И не могла думать ни о чем, кроме пальцев Кая, которые чувствовала рядом с сердцем.

А потом боль начала затихать.

– Не смотри, – попросил Кай, и его холодные губы коснулись ее щеки. – Уже все… Почти все.

Но Морана не подчинилась. Открыла глаза, отодвинулась назад и посмотрела на руки Кая: в одной ладони поблескивал осколок зеркала, который Морана столько лет проносила в груди, но другая ладонь оказалась пуста.