Goodbye, mr. Bates

– Тройное ура капитану! – скомандовала Мардж.

– Ура! Ура! Ура! – проскандировали женщины и бросились стягивать с себя рубахи. Отовсюду доносилось: «Джейн, а ну расшнуруй меня, дышать не могу в проклятом панцире!», «Отдала чуть ли не гинею за этот корсет, да одни мучения от него!» и подобные сетования на этот причиняющий боль, но обязательный предмет одежды на большой земле.

Все женщины из матросов радостно бросали в море свою жертву Нептуну, и, сурово посмотрев на руководящий состав, Элизабет повторила приказ:

– Это относится и к вам, дамы!

Софи неохотно рассталась с корсетом, надеясь, что никто по возвращении домой не узнает об этом прецеденте. Конечно же, она смирилась с тем, что подавляющее большинство корабельной команды принадлежало к самым низам общества, но это не было оправданием для капитана потворствовать их первобытной дикости! Выкинуть белье, словно в каком-то языческом ритуале, – что веселого в подобном могла найти бедная леди?

Кэтрин Уилфорд призналась, что уже некоторое время вовсе не носит корсет, так как ее фигура не позволяет больше надевать под мундир столь тесные облачения. Такое заявление удивило капитана, но не расстроило, наверняка леди Кэтрин была из тех особ, что морят себя голодом во имя светской моды, и лишь на корабле девушка позволила себе питаться вдоволь (пока их запасов провизии еще на это хватало).

Клэр Латимер отдала свою дань морю без сожаления, но и не выказывая особого энтузиазма.

Одна лишь Доминика осталась в каюте, чтобы не попасться на глаза капитану. Она не желала выбрасывать свой восхитительный расшитый жемчугом корсет от единственного платья, которое было ей очень дорого.

Остальные, казалось, не обратили на это никакого внимания.

***

Крепко сжимая в руках (ибо естественная качка на корабле не допускала использования настольных инструментов) медный оптический прибор под названием секстант, Клэр зафиксировала их текущую широту в шканечном журнале:

– Мы еще больше сместились к югу, как и следует.

Элизабет наблюдала, как тонкие губы штурмана сложились в некое подобие ухмылки. «Почему она так выводит из себя?» – вновь невольно подумала Элизабет, не понимая природу и мотивы своего мнения относительно Латимер.

С ней что-то не так. У нее есть какая-то загадка. Тайна! У штурмана есть тайна, в которую никто из нас не посвящен.

В последующие недели Клэр все больше раздражала капитана своей самоуверенностью, стремлением язвительно комментировать все и вся, невзирая на ранги, и вместе с тем каким-то отстраненным спокойствием, с которыми штурман флегматично рапортовала об их местонахождении или заносила в журнал свои наблюдения или «обзервации». При этом сама Элизабет о покое могла только мечтать: ей приходилось нести вахту совместно с леди Кэтрин (самочувствие бедняжки ухудшалось день ото дня) и контролировать матросов, а также бороться с трудностями, которые лавиной обрушились на новоиспеченных путешественниц. Если бы не помощь Мардж и Доминики, которая удивила всех своей осведомленностью касательно устройства корабля, то Элизабет Паркер просто бы лишилась всех своих сил в стремлении справиться с возложенной на себя миссией.

Пытаясь понять, что скрывает Латимер, капитан стала присматриваться к личным вещам штурмана. Элизабет была человеком чести и достоинства и никогда бы не смогла заглянуть в чужой сундук в надежде порыться в его содержимом, но иногда она словно непреднамеренно заглядывала в каюту Латимер, чтобы лишний раз посмотреть, что находится на столе, за которым обычно сидела Клэр. Что ж, на столе менялась только посуда и гусиные перья; основными обитателями штурманского уголка оставались только жестяная банка с курительным табаком и свежее издание Nautical Almanac. Еще от отца Паркер слышала, что «Морской альманах» перепечатывали каждый год, начиная с 1762, и в каждый новый выпуск были внесены актуальные данные по положению Солнца, Луны и пятидесяти шести звезд на небе.

Несомненно, наличие подобных вещей указывало на цепкий ум Клэр Латимер, однако, ничем не намекало на тайну, которую эта черноволосая женщина с чересчур серьезным лицом явно скрывала от команды.

***

Вскоре после отплытия, что было вполне ожидаемо, половину экипажа, в том числе Софи и Кэтрин, сразила морская болезнь. Лежавшие в подвесных койках на баке матросы обессилено стонали, что повергало в дурное настроение и здоровых женщин. Больные получали через день настойку опиума, и лишь после принятия оной их боль стихала. По просьбе капитана однажды вечером Клэр Латимер занесла лекарство для офицеров Уилфорд и де Вер. И если в случае с первой это было началом зародившейся дружбы, то помощь второй захворавшей стала началом, а возможно, и продолжением сильнейшей неприязни. Софи не могла смириться с тем, что все больше людей становились свидетелями ее нездорового состояния и с интересом рассматривали офицера в лазарете, будто какую-то ярмарочную обезьянку.

Каждое утро капитан следила за тем, чтобы из трюма помпами откачивали воду, которая, несмотря ни на что, упорно проникала в корпус судна. Вонючая жидкость, добытая таким образом, сливалась в бочонок, который женщины передавали по цепочке наверх, где, наконец, выливали за борт.

К тому времени новообращенные мореплавательницы уже научились передвигаться по кораблю, не падая при этом. Мардж пообещала, что совсем скоро у всех будут «морские» ноги.

Воспитанницы помещицкой школы Паркер еще на суше обучились работать в качестве марсовых[12 - Марсовые – матросы, находящиеся на мачтах во время управления парусами.]. Худощавые, ловкие, словно воробушки, и умелые, они проворно скользили по самым верхушкам мачт. Капитан вместе с Мардж контролировали матросов, чтобы те не забывали регулярно отбивать склянки[13 - Склянки – песочные часы с получасовым ходом, переворачиваемые каждые полчаса часы вахтенным матросом (что сопровождалось также сигналом корабельного колокола). Также – получасовой промежуток времени на корабле.]. Каждая вахта меняла и человека в «вороньем гнезде» – наблюдательном пункте в виде бочки, прицепленной, точно венец, к самой высокой мачте. В обязанности такого наблюдателя входил доклад об обстановке в пределах видимости. В то время как одна часть вахтенных изучала такелаж под руководством капитана или офицера Доминики, другая часть усердно драила палубу большим куском пемзы, привязанным к тросу. После чистки пемзой палубу мыли морской водой, а затем наступал черед сухой уборки: при помощи беззубых грабель воду выжимали с палубы и гнали к шпигатам[14 - Шпигаты – отверстие в палубе для слива скопившейся воды за борт.]. И каждый вечер Мардж сызнова проверяла все узлы и крепления.

Прошло больше полумесяца, прежде чем экипаж заработал, будто слаженный часовой механизм. Женщины освоились на корабле, в их движениях появилась ловкость и небывалая доселе маневренность. Морская болезнь отступила у всех, кроме несчастной Кэтрин Уилфорд. Вахты сменялась одна за другой, матросы научились засыпать мертвецким сном в любое время суток, несмотря на постоянную шумиху на палубе. В рабочее же время они драили, двигали, таскали и с песней заканчивали свою смену.

Сама Элизабет осунулась и похудела, но чувствовала, что справляется с поставленной задачей. Однажды она вышла на ту часть палубы между фоком и гротом, что звалась шкафут, и полной грудью вдохнула свежий ночной воздух. Яркое звездное небо отражалось в темных водах Атлантики и навевало воспоминания о призраках из прошлого. Капитана беспокоило, что, ввиду постоянной нехватки пресной жидкости, приходилось добавлять все больше рома в воду, которая успела испортиться даже в железных бочках. Такими темпами скоро придется пить один лишь ром, и они дружно захмелеют, что никогда не сказывалось благоприятно на службе…