Время шло, а я кругами рыскала по квартире, обходя стороной то ванную, то скрюченный трупик на полу.
Теперь это место выглядит так, словно в нем побывали мародеры… Притом не один раз.
Усмехнувшись собственным мыслям, я все же подобралась обратно к подоконнику и присела на самый его край, рядом с вновь прекратившей двигаться «девушкой», перекинув ноги на сторону улицы. Прыгать вниз даже с маленькой высоты было страшно, поэтому я застыла на месте, смотря то на небо, то на темневший внизу, в нескольких сантиметрах от моих кроссовок, асфальт.
Мне было мерзко от того, что я делала минутами ранее, но в то же время меня всю охватывал азарт, что тек по моей крови приятным душе адреналином. Жизнь налаживалась. Впервые за столь долгое время я была на улице, да еще и имела при себе столько еды и вещей.
Только консервного ножа у меня нет…
Обернувшись и захотев было пойти за ним, я уловила лишь шум открывающейся двери и скользнула вниз, позабыв о том, чего боялась мгновениями ранее.
Рыжеволосая «девушка» среагировала на все это мгновенно и даже обернулась, успев расширить глаза и искривить свое искореженное лицо в столь дикой гримасе, что я почувствовала уже ставшую для меня родной тошноту.
Там, в квартире, кто-то был.
Если это кто-то… Такой же, как и я? Ведь людей много… Так много, что… Ну, а если нет? Если там тот, для кого все это – не больше, чем простуда? То что мне тогда делать? Я не могу с ним столкнуться… Или с ними.
Рассудив подобным образом, я отступила в сторону от окна и замерла, прижавшись спиной к стене, вслушиваясь в заунывную тишину, что на мгновение сменилась треском, а после – чьим-то падением.
Воздух наполнился едким хрустом, я вцепилась зубами в рукав своей грязной толстовки, чувствуя, что макароны вместе с водой и выпитой мною дрянью пошли наверх.
А самое смешное во всей этой ситуации то, что я совершенно не вижу, что происходит там. И не смогу увидеть, если не заберусь обратно.
Кривая улыбка наползла на мои губы, и я, повинуясь какому-то внутреннему порыву, побрела прочь, гонимая с этой улицы, гонимая от этого дома чем-то неведомым. Вероятнее всего – рассудком. Его здоровой частью.
А где-то позади меня улицу наполнял заунывный хруст. Он был тих, но при этом от него не веяло ничем хорошим.
Совсем.
Глава II
«Меня можно смело назвать самовлюбленной… И вы будете правы. Я – эгоистка в черт знает каком поколении. Я забочусь только о себе. Сейчас – точно. Ведь Я… Я могу обокрасть чужой дом, если мне понадобится это сделать. Я многое на самом деле могу совершить… Но только в этот день.
Все завершилось без лишних приключений. Через несколько минут я лягу спать. Даже не на улице, на ней очень холодно. Буду дремать в маленьком магазинчике. Уже заперлась в кладовой, хотя мои новые друзья и соседи очень любят дергать дверную ручку и слушать. Странные у них увлечения. Не понимаю их.
А вообще, все не так уж и плохо. В этой комнатке почти не холодно, а рюкзак под головой хорошо заменяет подушку. Пишу я, пользуясь фонариком. Думаю, их еще привлекает свет, но я в этом не уверена полностью.
Желудок все же принял макароны и прекратил отбрыкиваться от них. Хорошо, что я захватила с собой несколько пачек, завернув в свою одежду, кинув в рюкзак. Все же, за шум здесь цена высокая… Очень высокая.
Могу смело заявить, что я планирую выжить. Писать приходится постоянно и, наверное, слишком часто и слишком много, но этот день сурка настолько длинен, что мне приходится писать каждое воспоминание и каждую новость.
А еще, завтра у меня день рождения. Мне исполнится… Сколько?»
Щелкнув кнопкой, я отключила фонарик и сунула тетрадь обратно в рюкзак, зная, что за дверью притаилось с десяток «людей». Я слышала, как они водили ладонями по разделявшей нас с ними жалкой деревяшке. Они не хотели выбить ее или что-то еще, нет. Они пытались открыть кладовку. Умело пытались, но я не была виновата в собственной осторожности.
Дверная ручка заскрипела и принялась ходить вверх-вниз, когда я, закрыв уши и зажмурив глаза, свернулась костистым калачиком на полу. Спать не хотелось совершенно… Нечего таить, мне было дико страшно. Страшно за себя, за свое гнилое будущее, за родителей в конце концов.
Я смогла перешагнуть через себя и обокрала дом. Значит ли это, что другие могут поступить так же и решиться на… на убийство, например? Я ведь не самый плохой человек, нет, никогда мне не стать чем-то… Брр… А сейчас я – примерная дочь… Дочь…
Под симфонию шорохов мне все же удалось задремать, хотя темнота упорно отказывалась поглотить меня и дать окунуться в спасительный мир сновидений с головой.
Сон и реальность сплетались для моего не самого здорового разума в единый клубок. Разницы между этими двумя вещами я не видела. Мне всегда думалось, что граница между ними толстая и понятная, часто бредовая, но эту ночь я провела в кошмаре и лихорадке, не понимая, что происходит.
Меня трясло и жгло изнутри, я едва могла соображать. Я не понимала, где нахожусь и почему все именно так. Озноб перемежался с дрожью в моем слабом теле.
Рыжая «девушка», «собака» с оскаленной пастью, бьющийся головой о стену «мужчина», все это галереей скомканных видеозаписей проносилось у меня перед лицом, и, когда я пыталась забыть об этом, оно приходило, возникало снова и снова, вызывая у меня истерические метания.
Завершающим этапом кошмара стал склизкий труп, который во сне я поймала руками и уронила на покрытый коричневым линолеумом пол.
Проснулась я в тот же момент, глотая воздух словно рыба, выброшенная на берег.
Было тихо, и только пот бежал по моему лбу ледяной струйкой. Я вытерла его ладонью и на четвереньках ткнулась щекой в дверь, зажмурившись и превратившись в слух в буквальном смысле.
Ничего с той стороны не было, а если и было, то не афишировало факт своего нахождения там. Может, таилось. Может, спало. Может, и ушло.
Это был просто сон… Ничего страшного. Я здесь, со мной все хорошо, руки-ноги целы… И сама я жива… Не стоит обращать внимания на кошмары…
Но тот трупик был таким живым и натуральным…
Он был страшным.
Обхватив свои колени руками и глотая слезы, я сидела и представляла, что вокруг меня нормальная квартира, а вовсе не кладовка мелкого магазина. Это совершенно не помогало. Это лишь позволяло мне осознать всю мерзость той ситуации, в которой я оказалась даже не по своей воле. Стало совсем тошно, и я повалилась набок, едва не сшибив на себя какое-то пластиковое ведро.
Потолка не было видно. Было темно и тихо.
Нашарив в кармане фонарик, я отыскала на нем кнопку и включила свет, направив его сначала в собственное лицо, а после – в стену, позволив себе оказаться не в кромешной тьме.
Мне бы на весы сейчас… Мне нужно узнать свой вес… Мне это жизненно необходимо… Ведь во мне всего тридцать килограммов… Тридцать… Это так мало… Это почти воздух…
Попытавшись отвлечь саму себя от плохих мыслей, я села, положила фонарик на пол и прижала к себе рюкзак, впервые почувствовав спокойствие от того, что нахожусь в запертой комнате. Мне было хорошо. Не больше, ни меньше. Просто хорошо, и ничто этому не могло помешать. Только дверная ручка. Но она не двигалась. Она тоже была спокойна.
Я коснулась ее, надев рюкзак себе на плечи, готовая отправиться дальше, окунуться в жестокий мир апокалипсиса с головой.
Ручка опустилась вниз, когда я вспомнила о замке и щелкнула им, невольно вздрогнув.
Кто же догадался размещать дверные ручки внутри кладовок? Спасибо этому человеку… Для меня он навсегда останется непризнанным гением, даже героем.
Магазин, любезно принявший меня на ночь, не был пуст, и вдоль его прилавков бродила парочка пожилых «людей», что временами наталкивались друг на друга и сдержанно, не слишком открыто что-то сипели, блестя белоснежными глазами.
Когда дверь открылась, они взглянули на меня единовременно и застыли, будто не зная, что делать. «Женщина» была низенькой и круглой, вот только вся ее округлость скаталась под кожей в какие-то странного вида складки, придав всему ее телу гротескную худобу. «Мужчина» был высоким и ходил, судя по всему, сгибаясь и опираясь о полки. У него странно дрожали колени, когда он просто стоял.
Они пробыли на одном месте недолго, и их взгляд расфокусировался, когда больные вернулись к своим обыденным хождениям. Я же поспешила на выход, не решившись задержаться в этом магазине электроники хоть еще на полчаса.
На улице было холодно. Действительно холодно, и все вокруг меня кутались в свои одежды или дрожали, столь напоминая мне нормальных, обычных людей.
Все они не люди, а «люди». Это стоит помнить. Мне не нужно лезть к ним… Они действительно опасны, как мне кажется. Так смотрят… Наблюдают. Будто понимают, что я отличаюсь от них.
Но так ли это на самом деле? Может, и нет…