Я ещё больше начинаю волноваться. Подбегаю к зеркалу, дабы убедиться в том, что выгляжу не испуганно, и открываю матери дверь.
– Ты спала, дорогая? – Графиня проходит в комнату и осматривается. – Здесь давно не делали уборку? – Её взгляд задерживается на смятой постели.
Я поспешно на неё сажусь.
– Ну что вы! Я просто читала и помяла тут всё, – невинно улыбаюсь и складываю руки на коленях.
Мама махнула рукой и села в кресло. Она выглядит уставшей и взволнованной. Её тонкая фигурка облачена в чёрное шерстяное платье с высоким воротом, обшитым золотыми нитями. Волосы уложены в красивую гладкую причёску. Ни одна прядь не выбивается на лицо. Мама набирает полную грудь воздуха и начинает разговор:
– Дорогая, я долго не могла выбрать время, чтобы поговорить с тобой, – её голос срывается.
Матушка нервно перебирает пальцами шёлковый платок.
Я неловко отвожу взгляд и спрашиваю:
– О чём вы хотите поговорить, мама?
– Пообещай мне, что не будешь сильно ругаться.
Возвращаю взгляд к лицу матери. Она напугана и смущена. Я несколько раз неуверенно моргаю и затем киваю.
– Ты уже вошла в брачный возраст, – шепчет графиня, – и твой отец занялся подбором выгодной партии для тебя.
Теряю дар речи. Я ожидала услышать когда-то эту фразу, но надеялась, что не услышу её ещё несколько лет. В Ильштрассе леди не обязаны выходить замуж, если они того не желают. Если же девушки вступают в союз с мужчинами, то теряют любые права. Муж может сделать всё со своей женой. Всё, что угодно! Да, у животных больше прав, чем у замужних женщин. Потому у нас очень ответственно подходят к данному вопросу и за первого встречного своих дочерей не выдают. Провожу заледеневшими пальцами по лбу. Ощущаю дрожь во всём теле.
– Это не значит, что ты должна давать своё согласие прямо сейчас! – вскакивает мама. – Вы встретитесь. И тогда ты решишь…
– Когда?
Мама замялась. Её тонкая фигурка замирает в шаге от меня. Мой взгляд твёрдый, и я не отвожу его, заставляя графиню обессиленно сесть в кресло.
– Претендент на твоё сердце уже на пути в Олтгейм.
– На «моё сердце»? – горько смеюсь я и встаю. – О каком сердце идёт речь, мама?
– Аби, не будь так сурова…
– Сурова? – перебиваю её я. – Вы много лет делали всё, чтобы я стала суровой. Дрессировали меня, как животное. А теперь говорите мне о таких вещах, как замужество?
– Абигейл! – злится мама. – Что ты такое говоришь?
– Ничего, мама, – уступаю и заканчиваю спор. – Жду приглашения на собственную свадьбу.
Лёгкий поклон.
Мама смотрит на меня долгое время, затем уходит. Я молча провожу её взглядом. Дверь аккуратно щёлкает, закрываясь за ней. Внутри назревает буря. Сердце учащает свой ход. Чувствую себя ужасно. Во мне словно художник набрызгал красок на холст, а затем яростно их перемешал. Разобраться в себе трудно. Замужество означает отъезд, что для меня равносильно смерти.
Райн вылезает из-под кровати. Стряхивает с себя пыль и смотрит на меня с нескрываемым удивлением.
– Ты расстроилась? – Он подходит ближе.
Я качаю головой. Как ни странно, но чувств нет. В комнате стало холодно. Я поспешно обнимаю себя руками.
– Птенчик? – Райн наклоняется, чтобы посмотреть мне в глаза. – Ты в порядке?
Я улыбаюсь, услышав своё глупое детское прозвище.
– Поехали на ту свадьбу! – Резко произношу, прежде чем успеваю подумать. – Поехали на тайное бракосочетание, Райн.
Он смотрит на меня изучающе с минуту и, видимо, придя к определённому умозаключению, выпрямляется и подходит к двери.
– Если нас поймают – легко мы не отделаемся. Ты понимаешь? – спрашивает он.
Я киваю.
Мне страшно. Органы внутри сжимаются в клубок. Слуги Матери Прародительницы безжалостно убивают грешников и устраивают прилюдные казни. Тайные браки запрещены законом. Не хочу думать о том, что нас могут поймать.
– После заката, когда все разойдутся, выжди час. Я буду ждать тебя под лестницей.
Он открывает дверь, не дожидаясь ответа. Убедившись в отсутствии посторонних, уходит прочь.
***
Закат наступил. За окном сумерки. Внутри всё сжимается в предвкушении. Я надеваю простое тёплое синее платье, накидываю на плечи меховой плащ, натягиваю капюшон ниже, скрывая лицо. На пояс вешаю Тень.
Медленно перебирая ногами, иду по коридору к лестнице, ведущей вниз. Стоит ли говорить, что в этот момент моё сердце бьётся, словно пойманная птичка в клетке?
Коридор плохо освещён. Слуги оставили лишь пару свечей, остальные потушены. Замечаю стоящего внизу брата. Он одет в чёрную длинную тунику, на поясе висит меч с несколькими маленькими кинжалами. На плечи накинут чёрный плащ с внутренним мехом. Райн замечает меня и подходит ближе.
– Готова?
Киваю.
– Пообещай мне кое-что, – произносит он. – Если все пойдёт не по-плану, – ты не будешь сражаться, – а покинешь меня и вернёшься в замок. Сделаешь всё, чтобы сберечь свою жизнь!
– Да, брат. Если что-то пойдёт не так – я трусливо убегу и спрячусь в своей комнатке. Можешь на меня положиться, – язвлю я.
Он улыбается и берёт меня за плечо. Мы пробираемся в кухню. Здесь намного теплее. Подумать только, всё ещё пахнет жареной олениной. В углу лежат поленья для растопки печи. Рядом с ними нашли место большие брёвна для камина. Корзины с овощами стоят возле маленького столика. Чаны и котлы вымыты, затем перевёрнуты, чтобы с них стекала вода. По идеально вымытому полу я направляюсь к узкой двери, ведущей во двор.
Открываю дверь. Чувствую, как мне в лицо устремляется холодный поток воздуха. Выхожу под свет луны и замираю. Жду, пока глаза привыкнут к темноте. Райн берёт меня под руку и молча ведёт к северным воротам замка.
– У тебя есть план? – спрашиваю, стараясь не упасть в темноте.
Брат многозначительно улыбается и смотрит на ворота. Часовой, как и прежде, ходит вдоль стены, неся свою службу. Мы приседаем к земле. Я неуверенно поднимаю взгляд на стража. Вдруг он останавливается и оборачивается к нам. Я была готова бежать куда глаза глядят, лишь бы он меня не заметил. Но продолжаю сидеть возле брата. Натягиваю капюшон ещё ниже.
– Вы уже здесь? – тихо спрашивает часовой.
Кидаю взгляд на брата. Он держался уверенно и совершенно спокойно.