Дневник Анны Франк

«Если он сейчас же не попросит прощения, пусть спит на чердаке».

Мы все заспорили и стали доказывать, что остаться без ужина – достаточное наказание, а если он простудится, то даже нельзя позвать врача.

Но Петер не попросил прощения и ушел на чердак. Господин ван Даан притворился, что ему нет дела до сына, но на следующее утро увидел, что Петер все же спал на своей кровати. В семь часов он опять забрался на чердак и только после уговоров отца согласился сойти вниз.

Три дня все ходили хмурые, упрямо молчали, а потом все пошло по-старому.

Анна.

Понедельник, 21 сентября 1942 г.

Милая Китти!

Сегодня расскажу тебе про наши будничные мелочи. Фру ван Даан невыносима. Вечно она меня бранит за разговорчивость. Вечно она чем-нибудь портит нам жизнь. Теперь она вдруг отказывается мыть посуду. Но если она уж взялась, а на дне кастрюли осталась какая-нибудь еда, то она не складывает ее на стеклянную тарелочку, как мы, а оставляет портиться. При следующей мойке посуды Марго приходится мыть вдвое больше кастрюль, а тут еще эта мадам ей говорит:

«Да, Марго, миленькая, у тебя действительно дел по горло!»

Мы с папой нашли себе занятие. Мы чертим родословную его семьи, и он мне о каждом что-нибудь рассказывает. И я чувствую с ними какую-то крепкую связь. Каждые две недели господин Коопхойс приносит мне из библиотеки какие-нибудь книги для девочек. Я в восторге от серии «Юп-тер-Хель», и мне очень по душе все, что пишет Цисси фон Марксвельд. «Веселое лето» я прочла четыре раза и в смешных местах все равно хохочу. Мы уже начали заниматься: каждый день я вызубриваю пять неправильных глаголов и вообще очень старательно учу французский. Петер пыхтит над своими английскими уроками. Мы получили новые учебники; запас тетрадей, карандашей, наклеек, резинок и прочее мы принесли с собой из дому. Часто слушаю передачи «Оранне»[3 - Подпольная радиостанция.]. Только что выступал принц Бернгард и рассказал, что они в январе опять ждут ребеночка. Все удивляются, что я так люблю королевское семейство Голландии.

Несколько дней назад мы говорили о том, что мне еще многому надо учиться, и в результате я засела за зубрежку. Неохота потом начинать все сначала. Зашел разговор и о том, что я в последнее время слишком мало читаю хороших книг. Мама сейчас читает «Господа, дамы и слуги». А мне и это запрещено читать, сначала надо стать образованной, как моя умная талантливая сестрица. Мы говорили и о философии, психологии и физиологии (я посмотрела в словарь, как писать эти трудные слова), но и тут я совсем ничего не знаю. Надеюсь, что к будущему году я наверстаю все!

С ужасом я обнаружила, что у меня на зиму только одно платье с длинными рукавами и три шерстяные кофточки. Папа позволил мне связать для себя пуловер из белой овечьей шерсти. Шерсть, правда, некрасивая, но зато очень теплая. Мы спрятали массу одежды у всяких знакомых, но достать ее можно будет только после войны, если что-нибудь уцелеет.

Как раз когда я что-то писала про фру ван Даан, она вошла в комнату. Я тут же захлопнула тетрадь.

«Ах, Анна, можно мне поглядеть?»

«Нет, фру ван Даан!»

«Хоть последнюю страничку».

«Нет, и последнюю нельзя».

Я перепугалась до смерти. Именно на этой странице я писала про нее не особенно лестные слова.

Анна.

Пятница, 25 сентября 1942 г.

Милая Китти!

Вчера я опять поднялась наверх, «в гости» к ван Даанам поболтать. Иногда там бывает очень мило. Мы ели «нафталиновый кекс» (коробка с кексом стояла в шкафу, где насыпан нафталин от моли!) и запивали лимонадом.

Разговор зашел о Петере. Я сказала, что иногда он мне ужасно надоедает, а я терпеть не могу мальчишек, которые ко мне цепляются. Тогда они – ох, уж эти родители! – спросили, не хочу ли я подружиться с Петером, потому что я ему очень нравлюсь. Я подумала: «О да!», а сказала: «О нет!» Петер застенчив и неловок, как все мальчики, которые еще мало дружили с девочками.

«Подпольный комитет» нашего убежища оказался весьма изобретательным. Послушай, что придумали наши мужчины! Они очень хотят, чтобы некий ван Дийк, наш добрый знакомый и главный представитель фирмы «Травис», – кстати, у него спрятано много наших вещей, – чтобы он получил о нас известие. И вот они написали письмо аптекарю в Зюйвш-Фландерн с запросом и вложили туда конверт для ответа. Адрес на конверте – то есть адрес фирмы – папа написал своей рукой. Когда это письмо вернется в контору, там вынут ответ аптекаря, вложат туда письмо, написанное рукой отца, и таким образом ван Дийк получит весточку от папы. Выбрали Зееланд, потому что это рядом с бельгийской границей и письмо туда легко переправить.

Анна.

Воскресенье, 21 сентября 1942 г.

Милая Китти!

Поссорилась с мамой, в который уж раз за последнее время! Мы с ней совсем друг друга не понимаем, да и с Марго тоже. Конечно, в нашей семье никогда не дойдет до таких сцен, как наверху, но все-таки мне наши отношения очень не нравятся. У меня совершенно другой характер, чем у мамы и Марго. Иногда я понимаю своих подруг куда лучше, чем собственную мать. Как это обидно!

Фру ван Даан опять не поймешь. Она старается прятать под замок все больше вещей из тех, которые нужны в общем хозяйстве. Надо, чтобы мама платила ей той же монетой!

Очевидно, некоторым родителям доставляет особенное удовольствие воспитывать не только своих детей, но и детей своих знакомых. Ван Дааны именно такие. Марго воспитывать нечего: она – сама доброта, ум, сердечность. Но того, что у нее есть в избытке, мне явно не хватает! Сколько раз во время еды на меня сыпались замечания и я не могла удержаться от вызывающих, а иногда и дерзких ответов. Отец и мама всегда на моей стороне, без них я просто пропала бы! Но как эти «верхние» мне ни внушают, что я не должна так много разговаривать и во все вмешиваться и что я веду себя нескромно, все равно я опять совершаю те же проступки. Если бы отец не был так терпелив со мной, я давно потеряла бы надежду исправиться. И вообще то, чего от меня хотят мои родители, выполнить совсем не трудно.

Но когда я беру мало моркови – я ее терпеть не могу, – а картофеля кладу себе побольше, ван Дааны начинают злиться на такую «избалованность».

«Возьми-ка еще морковки!» – говорит фру ван Даан.

«Нет, спасибо, мне хочется только картошки».

«Морковь очень полезна, твоя мама тоже так считает, – не унимается она. – Возьми еще!» – И она ко мне пристает, пока папа не вмешивается и не прекращает разговор.

«Вам бы жить у нас дома! – вспыхивает она. – Там никогда этого не допускали! Что это за воспитание! Вы вконец избаловали Анну. Была бы она моей дочерью…»

Поток упреков всегда кончается этими словами. Какое счастье, что я не ее дочь!

Еще на тему о воспитании. Вчера, когда наконец стало тихо и фру ван Даан прекратила свое словоизвержение, ей ответил отец:

«Я считаю, что Анна неплохо воспитана. Видите, она даже поняла, что лучше не отвечать на ваши пространные речи. А что касается моркови, то тут я только могу сказать: «Vice versa!»[4 - Наоборот (лат.).]

Этим он ее окончательно добил: «vice versa» относилось к тому, что она сама ест слишком мало овощей. Она оправдывается тем, что много овощей на ночь вредят ее здоровью. Пусть бы только оставила меня в покое! Смешно смотреть, как фру ван Даан легко краснеет. А со мной этого не бывает, и она злится еще больше!

Анна.

Понедельник, 28 сентября 1942 г.

Милая Китти!

Вчера я далеко не все написала, но пришлось оторваться. Должна рассказать тебе еще об одной ссоре, но сначала скажу тебе, до чего противно и не понятно, когда взрослые так часто, сразу начинают ссориться из-за самых ничтожных пустяков. До сих пор я думала, что ссорятся только дети, а у взрослых этого не бывает. Конечно, иногда есть причины для настоящего скандала. Но эти вечные препирательства просто невозможно вынести. В сущности, пора привыкнуть, что ссоры у них – самое обычное дело. Но привыкнуть трудно, когда эти «дискуссии» – так здесь именуют скандалы – вертятся вокруг моей персоны. Тут от меня просто клочья летят: мое поведение; мой характер, мои манеры все критикуют, оговаривают и обсуждают! Никогда я не слыхала ни злых слов, ни окриков, а теперь все приходится выслушивать. Нет, не могу! И не подумаю им все спускать! Я им покажу, что Анна Франк не вчера родилась! Может быть, они сообразят и заткн… Их надо воспитывать, а не меня! Каждый раз я просто немею от такой грубости и глупости. (Это я про фру ван Даан.) Но я притерплюсь и тогда выскажу ей все начистоту! Неужели я и вправду такая невоспитанная, любопытная, приставучая, глупая и ленивая, как эти «верхние» утверждают? Я отлично знаю, что у меня много недостатков и слабостей, но эти «верхние» все же невероятно преувеличивают.

Если бы ты знала, Китти, как я киплю от их вечных перебранок! Во мне накопилось столько злости, что она когда-нибудь прорвется!

Может быть, я тебе уже надоела, но все-таки расскажу еще об одном интересном разговоре за столом. Речь шла об исключительной скромности Пима (это ласкательное прозвище папы). Тут никто, даже самый тупой дурак, спорить не станет, настолько всем это ясно. И вдруг фру ван Даан, которая всегда все переносит на себя, заявляет: «Я тоже человек очень скромный, гораздо скромнее моего мужа».

Господин ван Даан хотел смягчить ее замечание и очень спокойно сказал:

«А я и не стремлюсь к излишней скромности, я считаю, что люди решительные гораздо больше преуспевают в жизни».

И, обращаясь ко мне, добавил:

«Не будь чересчур скромной, Анна, и добьешься гораздо большего!»

Мама с ним согласилась, но фру ван Даан обязательно должна была влить ложку дегтя и, обратившись не ко мне, а к моим родителям, заявила: