Жертва Венеры

– Я матушке скажу! Батюшка её сызнова высечет!

– Только попробуй! – Митя так яростно глянул на сестру, что та попятилась, и ещё крепче притянув к себе Машу, обвёл взглядом взволнованную толпу домочадцев. – Батюшка дома?

Все вразнобой затрясли головами.

– Значит, так: никто ничего никому не рассказывает. Я сам скажу всё, что нужно и кому нужно. Понятно?

– Утечёт она! К полюбовнику своему! – снова сунулась Парашка.

Митя ожёг её свирепым взглядом.

– Я разберусь сам. А вы все замолчали и пошли капусту полоть! Живо!

Подхватив полубесчувственную Машу, он почти на руках потащил её в дом.

***

Маша лежала, прижав колени к подбородку. С детства, когда ей было плохо, она всегда сворачивалась так. Парашка за это дразнила её ежихой. Но на ежиху Маша не походила – свернувшийся ёж фыркает и старается уколоть, а ей хотелось только закрыться и спрятаться. В крохотной Митиной каморке под крышей помещались лишь сундук, служивший брату кроватью, да узкая лавка возле крошечного, как бойница, оконца. Летом здесь было душно и жарко, а зимой стена покрывалась изморозью.

Уложив её на сундук, Митя надолго ушёл. Маша уже не плакала, на неё навалилось безразличие – не всё ли равно, что будет дальше? Она просто станет лежать здесь, смотреть в исцарапанную брусяную стену и когда-нибудь наконец умрёт.

Вернулся Митя, присел рядом. Погладил по плечу – Маша сжала зубы: плечи после вчерашнего знакомства с арапником пострадали больше всего, и даже шевелить ими ей было больно.

– Зачем ты это сделал? – Голос прозвучал глухо, как из могилы. – Ты тоже предал меня…

– Дурочка, – в тоне Мити послышалась обычная нежность, – ну куда бы ты побежала? Ты же не знаешь, где он квартирует… А с девицами, что простоволосые в одиночестве бродят по улицам, случаются очень скверные вещи.

Он потянул её за плечо, заставив повернуться лицом. Взял за руку.

– Ну что ты так отчаиваешься? В тебе упрямство взыграло. Взгляни на это сватовство спокойно. Князь не просто блестящая партия – это всё равно, что за королевича замуж пойти! Ты не представляешь, как он богат! У него двадцать тысяч душ! У него деревни, дома! Он дружится с такими людьми при дворе, на коих иные и взглянуть издали за счастье почитают. У него впереди блестящий карьер! Ты за ним будешь, как у Христа за пазухой. А знаешь, как он дамам любезен? Да по нему пол-Москвы сохнет, любая богатая невеста за него бегом побежит, а он тебя, бесприданницу, хочет взять! Ровно присушила ты его. С ума свела! Помнишь, герр Краузе нам читал из книжицы французского кавалера Ларошфуко – из двоих любовников один любит, а второй дозволяет себя любить! Машка, поверь, лучше дозволять, чем любить самой. Он тебя на руках носить станет, всякую прихоть исполнять!

Маша подняла на брата сердитый взгляд:

– Да не нужен он мне! Я Фёдору обещалась!

– Зачем тебе Фёдор? Их же даже сравнить нельзя: Порецкий – красавец, богатый, образованный, а Фёдор твой? Смотреть не на что, и вошь в кармане! В Адмиралтейств-коллегии малая сошка. Сошкой и останется – из армии его списали и в коллегии никаких першпектив.

Маша резко села, оказавшись с братом лицом к лицу.

– Не смей так говорить! Да если бы не он, меня бы медведь задрал, как того мальчишку! Фёдор мне жизнь спас!

Митя нахмурился, в линии губ проступило что-то жёсткое:

– Опамятуйся! Ты же не жеманница балованная, чтобы амурным мечтаниям предаваться и вокруг ничего не замечать! Хочешь до самой могилы нужду мыкать? Посмотри округ, нешто тебе нравится этак – чулки себе штопать, капусту полоть, бельё самой стирать? На матушку погляди – ей тридцать шесть, а она смотрится старше княгини Трубецкой, что седьмой десяток разменяла! Ты тоже так хочешь: чтоб через десять лет руки в цыпках, распухшие пальцы и спина согбенная? А пойдёшь за князя, он всех нас из грязи вытащит…

Маша горько усмехнулась:

– Вон оно что… И ты туда же? Такой же, как Парашка! Тебе что, тоже приданое надобно?! – Голос зазвенел, перешёл на крик: – Я за Фёдора хочу! Слышишь?! Это моя жизнь! Почему ради того, чтобы Дунька с Парашкой приданое получили, я должна выходить за того, которого не люблю?! Фёдор тогда в церкви спрашивал, не неволят ли меня за него замуж идти, а князю твоему разлюбезному и заботы нет, что я чувствую! Для него я не человек – кукла! Балованный барчук, привыкший все свои похотения исполнять! Да только я не его девка дворовая!

Митя зажал ей ладонью рот.

– Чего орёшь, ровно режут тебя? Там, небось, Парашка под дверью уши вострит!

Маша судорожно вздохнула и заговорила уже тихо и горько:

– Митенька, неужто ты тоже против меня? Ты же всегда меня защищал, даже от матушки… Даже когда нам по четыре года было. Помнишь, как на нас собака бродячая напала? А сколько раз ты на себя мои проказы брал и розгами тебя драли ни за что? Ты же мой самый близкий человек! Мы с тобой с самых родин вместе, даже раньше. Мне кажется, я ещё в матушкиной утробе знала, что ты рядом, и мне не было страшно и одиноко.

Глаза налились слезами, и Митя порывисто обнял её.

– Я всегда знала: даже если все будут против, ты меня не бросишь. Никогда.

Она вырвалась из его объятий, резко дёрнула шнурок, растянула ворот рубахи, обнажив плечи и спину:

– Смотри!

– Что это? – прошептал Митя, с ужасом глядя на багрово-синие полосы кровоподтёков.

– Плеть. Батюшка поучил. Митька, – Маша твёрдо посмотрела ему в глаза, – я не пойду за князя. Даже если батюшка меня до смерти убьёт. Силой в церкву потащат – у алтаря «нет» скажу. Насилкой повенчают – утоплюсь, с колокольни выброшусь! Помоги мне, Митенька! – Она соскользнула с сундука и упала к его ногам, обхватив за колени. – Мне больше не на кого уповать…

– Да как же я помогу? Разве отец меня послушает?

– Отнеси Фёдору эпистолку. Он ведь не знает ничего толком, вдруг думает, что я сама расхотела за него идти. Ну вот как ты говоришь – на богатство князево разлакомилась… Расскажи ему всё!

– Он Порецкого на дуэль вызовет, такие вещи только кровью решаются.

– На дуэль? – Маша побледнела. – Разве возможно ему на дуэли драться? У него же нога калечная!

– Кодекс не запрещает.

– А князь? Он фехтует хорошо?

Митя вздохнул:

– Он на спор левой рукой против двух офицеров бился. И победил. Да и на дуэлях ему драться приходилось не раз. Говорю же – дамы по нему с ума сходят, в числе их и замужние.

Маша вскочила:

– Нет! Не рассказывай Фёдору ничего! Эпистолку передай и скажи, что люблю и хочу бежать с ним.

– Как же ты убежишь? Тебя теперь пуще глаза сторожить станут…

– Покуда не знаю. – Маша вздохнула. – Ты же поможешь мне, правда?

И она вновь заглянула брату в глаза.

***

Фёдор Ладыженский встретил Митю неласково.