Родовые дымы. Книга стихов

«Октябрь прошел – и ахнуть не успела…»

Октябрь прошел – и ахнуть не успела.
И, спутница нагрянувших тревог,
в мой город птица-вьюга залетела,
чтоб стать хозяйкой улиц и стихов.
А я все жду: когда и что случится,
и каждый день стою настороже,
я подружилась с белой вьюгой-птицей
и ощущаю холод на душе.
Она ж поет мне песню, что забыта
и ожиданья сводит на зеро
и в форточку, что ею же разбита,
забрасывает снежное перо.

«Всевластье ожидания зимы…»

Всевластье ожидания зимы
осадной и не связанной с утратой,
когда родятся млечные дымы
те, что в родне с отравой сизоватой
отечества костров. Листва горит
по городам, чадит ботва по весям,
архангелы трубят, народ хандрит,
и у меня ни басен и ни песен.
Я под наркозом Брамса с неких пор
и вовсе не желаю просыпаться,
хотя еще возможен разговор
с тобою, чтобы как-то оправдаться
за нежность. Ты – не ты и я – не я,
не те безумцы гулкого начала
грозы. И в дезинфекции дождя
последнего, не музыка звучала,
так: треск, и шорохи, и в душу на заре
заглядывая, в ней хочу прибраться,
моя любовь осталась в октябре
ненужною средь хилых декораций
сумбурной пьесы.
Все. Молчу… молчу…
Свечу гасить, пожалуйста, не нужно,
пускай горит, пока не захочу
уйти
и дверью хлопнуть малодушно.

Не согрела меня и минула
та любовь, отыгравшая роль.
Вспоминаю, как сердце кольнула
незнакомая ранее боль,
или всплывшее в памяти имя?
Как, возникшее ранней звездой,
зрело тихое время предзимья —
предноябрьский природы простой;
как какие-то мелкие травки —
обезвоженные сорняки,
протянув стебельки из канавки,
простодушно просились в стихи
о прошедшем малиновом лете,
задремавшем в колючем стогу,
как звала эту зиму и ветер,
что на сопках корежит тайгу.

«Ты ночью вернулась, зима…»

Ты ночью вернулась, зима,
явив запоздалую щедрость,
хрупка обреченная нежность
Офелий, сошедших с ума,
но, снежно роясь, не солги,
хранимая властью природы.
И мы возвращаемся в воды
самообновленной реки.
Красиво – осмысленный ход —
в утратах искать вдохновенье…
Стоит средь двора в удивленье
растерянный мартовский кот.

«И новый век прикинулся незрячим…»

И новый век прикинулся незрячим,
чтоб подыграть лгуну и подлецу,
а очередь за счастьем и удачей
никак не приближается к концу.
Унынье —грех, печалиться негоже,
в застольном забываться кураже,
надрывное веселье не поможет
твоей святоокраинной душе.
Вот улицы как двоечника строки,
дома-пенсионеры, гаражи,
а на заборах вороны – пророки,
а на антеннах – голуби-бомжи почти
грачи саврасовской картины,
надежды приносящие весной…
А это кто глазеет из витрины,
так гениально притворившись мной?

«Неразгаданный мир – вот мое родовое село…»

Неразгаданный мир – вот мое родовое село,
а кондовости истин убогих страшусь и не верю.