Родовые дымы. Книга стихов

Романтический ангел не спит, простирая крыло
и, взирая светло, предлагает отличные перья,
только я разучилась письму.
Заходя в магазин,
растеряла слова в записной немоте манекенов.
Чуток слух,
но, вдыхая асфальт и бензин,
зачарованно слушаю кожей мутацию генов,
превративших меня в существо без особых примет,
а деревья и травы все те же…
И вечность на плечи —
все теперь без меня.
На разломе стремительных лет
вновь учусь человеческой речи.

«Верна себе – от жизни отстаю…»

Верна себе – от жизни отстаю,
но в лето потихоньку проникая,
не в миг единый, но осознаю
изменчивость, к палитре привыкая,
как привыкают к новому жильцу,
сиречь – соседу, дома старожилы.
Глянь – а по всей округе запушило
летучим семенем – и ливень по лицу.
Обречена на счастье: в мир цветной
меня вписали щедрою рукою.
Бреду по лужам и шепчусь с листвою,
а лекари подумают: с собой.

«Я знала наперед: гроза пройдет…»

Я знала наперед: гроза пройдет,
и радуга таится рядом где-то.
Невнятно счастье. Но душа согрета
предчувствием неведомых свобод.
Архангел строгий, громыхнув крылом
в последний раз, умчал за чисто поле.
Свободы нет, зато какая воля,
какой покой блазнятся за окном!

«Вытри слезы, умойся…»

Вытри слезы, умойся,
впишись в заоконную ширь,
кровотоком грозы подыши,
разорви черновик,
подивись, как в подтеках грозы
зеленеет пустырь,
оцени обновленный пейзаж,
вспомни: «Жизнь – это миг
между прошлым и будущим».

Господи, сколько воды
в этой доле секунды,
длиной в человеческий век!
И не явится Ной-старина
из-за горной гряды,
для всего человечества
свой предлагая ковчег.

«Святое право: снова в жизнь влюбляться…»

Святое право: снова в жизнь влюбляться,
преодолев нахлынувший надлом,
от злой хандры природою спасаться
и возвращаться в память – давний дом
с подковою над дверью, где встречает
в прихожей луч пронзающе-сквозной
и ветер ветки яблони качает
в окне и пахнет комната сосной.
Здесь скверны нет, лета благословлены,
как магов Вифлеемские дары,
и синькою подкрашенные стены
вмещают бесконечные миры.
Вхожу в него младенцем в мирозданье,
а где-то на далеком рубеже
остались коммунисты, марсиане
и специалисты по душе —
знакомые размноженные маски,
а здесь в почете кисть и карандаш
и первородны грезы доброй сказки.
Храни меня и впредь, как «Отче наш»,
обитель и мяуканья и лая,
маяк незатонувших кораблей,
моя держава звонкая земная,
неброская, как скромный соловей.

«Твердить, как некое заклятье…»

Твердить, как некое заклятье,
строку про наш державный дым,
и наблюдать в окно зачатье
уральских розоватых зим,
и отмечать себе их лютый
неукротимо-буйный нрав
ожесточенного Малюты,
и вспоминать свеченье трав
пришла пора. В снегах Отчизны
о небе надолго забудь.