Fide Sanctus 1

Вместе с ней в комнату привычно шагнула табачная вонь.

До этого, оказывается, здесь ещё было довольно сносно.

Практически сразу, как Вера и Настя поселились в одной комнате, между ними установилась трогательная связь, прочнее которой свет ещё не видывал.

Молчаливая и стойкая взаимная неприязнь.

– Елисеенко один уехал, – с порога объявила она, взмахнув рыжей шевелюрой. – С такой рожей причём… По ходу, он первый и последний раз приезжал к Марине сюда.

Она выразительно обвела рукой обои по периметру.

Лина побарабанила пилкой по ладони и задумчиво сдвинула брови.

– Елисеенко, – нараспев протянула она. – Это не тот юрист, который в Мистер Универ участвовал в прошлом году? Высокий такой, тёмный? Станислав, кажется?

– Святослав, – плотоядно подхватила рыжая, сверкнув блёклыми серыми глазами.

В горле что-то кольнуло.

«And I was there at the turn[6 - И я был на повороте (англ.)]»…

Мысленно извинившись перед Честером, Вера тихо выдвинула наушник и из левого уха.

– Да, я что-то слышала о нём, – флегматично сообщила Лина. – Обрывками.

– Приз зрительских симпатий взял тогда, – затараторила Настя, шумно расчёсывая рыжую гриву. – Я в том году и не знала даже, что он с Мариной с первого курса! Если б ей общагу не дали, она бы и не подумала общаться с одноклассницами! Зазналась за два года на своём юрфаке! Но это так – чисто между нами. Мужик подруги – это неприкосновенно, конечно, но блин, он нереально хорош! А с другой стороны: с ним наверняка сложно.

– В каком смысле? – лениво уточнила Лина, без особого интереса вслушиваясь в суетливую тарабарщину Щацкой.

Рыжая визгливо рассмеялась, расшвыривая по полкам конспекты с кровати.

– Ну такой, – запихнув в тумбочку пухлую косметичку, покружила она пальцем слева от головы. – С забабонами.

Думать умеет?

– Часто злится, любит тишину, – донеслось из угла шкафа, куда рассказчица отправилась за пижамой. – Не терпит лишних прикосновений, особенно к лицу. Ну, это с её слов. А как там на самом деле, кто знает.

Даже просто переодеваясь ко сну, рыжая умудрялась искусно принимать позы, которые скорее подходили для демонстрации посетителям стрип-клубов, чем соседкам по комнате.

С какого хрена она тебе такое личное о нём треплет?

Не касаться головы. Не касаться лица. Больно, когда вилка падает на кафель.

Страшно, если кто-то кладёт руки на стенки мыльного пузыря.

Вякни Дима кому-то об этом в ней, она бы ему колени в обратную сторону выгнула.

Память мгновенно подсунула изображение изрезанных ладоней. Их контуры почему-то хотелось перенести на лист мягким карандашом. Его ладони выглядели необычайно… горькими. Да, они выглядели горькими. И прохладными. Выглядели.

Хотя когда он назвал своё имя, и она коснулась руки в порезах, его ладонь была тёплой.

Но выглядела – выглядела – прохладной.

Начерта ты вообще думаешь об этом?

– Кому есть дело до забабонов, когда всё прочее при нём, – уронила практичная Лина. – Тачка, внешность, стиль, воспитание, образование. И бабло там вроде есть, и жильё.

Он знает, что такое перенос. Он не посмеялся над луком и мишенями.

– Бабло-то и жильё папочкино, – едко парировала Шацкая.

– У кого в двадцать не папочкино, – рассеянно пробормотала блондинка, сосредоточенно полируя ноготь среднего пальца.

– Марина говорит, он батино бабло ни во что не ставит, – мечтательно проговорила Настя, вытягиваясь под одеялом. – Считает, что если идёт куда-то с бабой и её подругами, то нужно платить за всех подруг.

– Пусть считает, – рассудительно заметила Левчук, не отвлекаясь от маникюра.

Девицы вразнобой загоготали, и уровень шумовой захламленности маленькой комнаты стремительно взлетел.

Как я устала. Как я устала от всего вокруг.

Едва слышно выдохнув, Уланова сняла наушники, метнула телефон на тумбочку и рывком повернулась к стене. Шеи касался только хлопок пододеяльника.

А об остальном я подумаю завтра.

* * *

– Да, я ему перезвонила. Но этот звонок не принёс ничего, кроме желания шибануться лбом о стену, – пропыхтела она в трубку, держа телефон плечом и сортируя вавилонскую башню из учебных пособий. – Я устала от него.

– Думаешь, толпами попрут, если его пошлёшь? – с сухим шипением поинтересовалась мать. – Вера, ты не представляешь, какие бывают! Он вообще-то лучший во многом.

– Лучший, потому что единственный? – не сдержалась Уланова-младшая.

Между висками залегла очередная застёжка-липучка.

Матери никогда не требовался реальный собеседник.

– А тебе уже мало единственного? – бросила Уланова-старшая, гремя посудой. – Надо опыта? Отталкивая его, можно потерять сносного мужика!

А не отталкивая его, можно потерять желание жить.

– Я слышала всё это уже сотни раз, мама, – угрюмо отрезала Вера. – У нас с тобой слишком разное понимание того, кто такие сносные мужики.

Мать так отчаянно защищала бойфренда, что решимость послать его росла куда резвее.

– А тебе надо чтобы что, морду бил?! – плюнула Светлана Константиновна в лицо логике беседы. – Или бухал? Или…

…умел думать и слушать, был уверен в себе и личностно разносторонен.