Перевести Хартию Вольностей на родной язык, вложив в перевод собственное видение. Облачить идеи Хартии в слова, живущие между её нейронами.
Крайне заманчивая идея. Невероятно интересная работа.
«Выявить и отразить в переводе стилистические нюансы исторических правоведческих текстов; обыграть морфологические нюансы на базе прагматического подхода, что ведёт невидимые линии между представителями разных языковых сред».
Примерно так она бы записала задачи работы, сядь она за стол до проклятого звонка.
Теперь быть умной было стыдно.
Чёртов грёбаный Шавель.
Стоило вспомнить разговор – и между глазными яблоками ожили полоски, которые напоминали липучки: одна полоска шершавая, а вторая – колючая. Потираясь друг о друга, полоски отдавали в виски таким скрежетом, что гул в голове походил на поросячий визг.
После телефонного скандала Шавель упорно не писал. Ни строчки.
Завтра придётся прогнуться под привычный мир и позвонить своей капризной принцессе.
Нужно ему сказать.
Собраться с духом и сказать.
«Дима, я чертовски устала от наших отношений».
– А может, назвать это шёлковой удавкой? – предложила Интуиция, что испытывала особую страсть к оксюморону. – Нет, лучше заботливой пыткой.
Дима лишал её воздуха уверенности в чувствах и мыслях всякий раз, когда открывал рот.
Когда он держал рот закрытым, он, пожалуй, порой был даже милым.
Он проворно опускал её на землю, соберись она улететь повыше. То, что она в себе считала плюсами, он называл глупостями. Её убеждения он именовал наглостью, а порывы и мечтания ловко заворачивал в обёртку вины. Ему было упорно мало её присутствия.
Мало её слов – «сдержанных» и «не тех». Мало восторгов. Мало внимания.
Мало комплиментов и проявлений чрезвычайно важной для него собачьей верности.
Нужно ему сказать.
«Дима, мне слишком мешает вата имени тебя вокруг плеч и горла. Мне мешают твои цепи и удила. Я хочу сама решать, что для меня лучше. Я не хочу тонуть в непонятной вине. Я хочу жить без оглядки на твою злобу. Я не хочу быть виноватой в том, что я это я».
Прямо так и сказать?
«Я хочу, Дима. Я не хочу, Дима».
Да ну нахрен.
Глубоко вдохнув, Вера оставила бесполезные попытки вчитаться в Хартию.
Отбросив на край стола учебники, конспекты и небрежные зарисовки идей, она доползла до кровати и нырнула под одеяло, предусмотрительно захватив телефон и наушники.
На каком факультете учится сторож курицы?
Быстро пролистав плейлист, пальцы остановились на группе, ничуть не надоевшей за бесконечные репетиции. К тому же именно Linkin Park сегодня стал фоном для натягивания тетивы. Кто бы думал, что одной из мишеней окажутся руки под чёрной курткой, которые выглядели так, словно утром разгрузили фуру с битым стеклом.
Где можно так изрезать ладони?
Только кого-то вроде него сегодня и не хватало. Было бы разумнее с начала до конца общаться с ним так, чтобы он и не подумал задержаться на этой кухне.
Угрюмо язвить получалось вполне – но не угостить его обедом почему-то не получилось.
Коснувшись переносицы, Уланова провела пальцами по щеке и ловко убрала волосы с шеи. Со стороны это наверняка выглядело так, будто она снимает с головы паутину.
В каком-то роде это и правда была она.
Ничего не касается кожи. Ничего, кроме прохладного хлопка подушки. Только не прикосновения к шее или голове, только не насилие над мозгом.
Только не на переобитаемом острове.
В комнату ворвалась Лина – невысокая пухлая блондинка с россыпью веснушек и пышущим румянцем. Она энергично перебирала листы, густо усеянные мелкими буквами.
– И года не прошло, – громогласно возвестила она с порога. – Один принтер на весь этаж. Хозяева семьдесят четвёртой готовы нас поубивать уже, наверное.
Плюхнувшись на свою кровать, Лина остановила на Вере полный вовлечённости взгляд.
– Ты уже спать? – светским тоном поинтересовалась она. – А Хартия не выстрелила?
Ангелина Левчук была одной из немногих в этой общаге, кому иногда хотелось отвечать.
– Мозги плавятся, – отозвалась Вера, вытащив правый наушник. – Всю неделю хэллоуинские репетиции. Сегодня сбежала с генеральной, чтобы отдохнуть, а получила тревожное знакомство со сторожем курицы истрепавший нервы телефонный скандал.
– Дима? – мягко спросила соседка, схватив с тумбочки пилку для ногтей.
– Да. Никак не соберусь с духом сказать ему всё.
– Что – всё? – предсказуемо поинтересовалась Ангелина.
Ты же не понесёшь это сплетней по городам и весям?
– Что хочу отдохнуть от него. Он как-то… – махнула Вера ладонью, задев тонкий шнур наушников, – затянулся узлом, короче. Замкнулся вокруг меня.
– We’re building it up… To break it back down[3 - Возводим, чтобы разрушить (англ.)], – сообщил Честер в левое ухо[4 - Композиция «Burn it down», Linkin Park].
Левчук выглядела так, словно усиленно перебрала в голове сотню метафор, но так и не сумела полно представить мужика, который затянулся узлом.
Вера прикрыла глаза, вслушиваясь в голос Беннингтона.
«We can’t wait to burn it to the ground[5 - Не можем дождаться минуты, когда разрушим всё до основания (англ.)]»…
Дверь ляпнула по косяку, явив третью соседку – худощавую Настю Шацкую, которую на четвёртом этаже, не слишком понижая голос, называли «безотказным тройником».