Алла вжалась в спинку кресла. Вид у нее был обморочный, горло содрогалось от проглоченных рыданий. Следователь отправился на кухню за водой.
– Может, это была не она? – с какой-то безумной надеждой спросила Алла, опустошив стакан. – Вы почему так уверены, что это моя дочь? Потому что Михаил ее опознал?
– Ну и потому что паспорт был при ней. По фотографии.
– Ах, да, паспорт, – прошептала она. – Я все забываю, что у нее давно был паспорт. Все считала ее маленькой. Знаете, это ужасно трудно – переключиться, когда ребенок взрослеет. Я все пыталась… Даже думала в последние дни, когда Оля вернулась, не буду ей мешать. Пусть гуляет. Ей девятнадцать лет. Потом одумается. Выйдет замуж. Господи! – Она сорвалась на крик. – Да кто же ее убил, зачем?!
Он больше не решался расспрашивать эту женщину. Видел, как она дрожит, пытается держаться – ради него, ради постороннего. И как ей страшно и горько. Алла постоянно повторяла, что они так и не помирились. Что она ударила Ольгу, а та ей не простила. И теперь не простит никогда.
– Извините, – сказал следователь, подождав, пока она немного успокоится. – Мне бы поговорить с вашей младшенькой. Как ее зовут, кстати? Елена?
– Милена, – поправила Алла. – Имя выбирал отец, в честь своей бабушки назвал. Только я не хочу, чтобы вы с ней говорили. Она и так переживает.
Ему все-таки удалось уговорить женщину. Она выставила условие – разговор будет происходить в ее присутствии. Это не очень устраивало следователя, но выбирать было не из чего. Нужно было использовать время, пока не вернулся хозяин квартиры. Машину забрал сержант, чтобы отвезти Виктора на опознание.
Когда они вошли в комнату, девочка не плакала. Она сидела на постели, глядя в книгу. Мать подошла и, взяв учебник, захлопнула его:
– Целый день так сидишь, а ведь не читаешь. Этот человек хочет с тобой поговорить. Он из милиции.
– Олю убили? – еле слышно спросила девочка.
Следователь придвинул стул и сел рядом с нею:
– Боюсь, что так. Ты хочешь нам помочь? Мы должны найти убийцу.
Девочка неожиданно отрезала:
– Знаю, что должны. Не говорите со мной, как с младенцем.
Мать всплеснула руками:
– И эта тоже взрослая стала! Попробуй только грубить!
Следователь видел, что девочка замыкается при каждом окрике, и ему было ясно – так она говорить не будет. Но как сделать, чтобы женщина ушла? Он попросил налить ему чашку чаю, извинился, сослался на то, что весь день провел в разъездах. Алла вышла на кухню.
– Здесь спала твоя сестра? – Он показал на соседнюю постель, аккуратно заправленную пушистым оранжевым пледом.
– Да.
– А ты – здесь? – Он похлопал рукой по зеленому пледу на постели Милены. – Совсем рядом. Скажи, ты не проснулась этой ночью, когда сестра встала? Она ничего тебе не говорила – куда идет, зачем?
– Я крепко сплю, – с вызовом заявила девочка. – Как мой отец. Спросите у мамы – она подтвердит.
– Зачем же, я тебе верю. Знаешь, мне кажется, твоя сестра не очень доверяла родителям. Они что же – ссорились? Часто?
Милена молча отщипывала ворсинки от пледа. Видно, это была старая дурная привычка, потому что весь плед был в проплешинах. Наконец она дернула плечом, что означало нежелание отвечать. Следователь расстроился:
– Значит, предпочитаешь, чтобы убийца гулял на свободе? А если он захочет убить твоих родителей? Или, не дай бог – тебя?
– Меня-то за что? – хмуро ответила она. – Я у него ничего не брала.
– А кто брал? – быстро спросил следователь. – Твоя сестра? Милена, ты знаешь, что обязана мне отвечать?
Молчание. Девочка комкала угол пледа, расправляла его, снова сжимала в кулаке. Делала вид, что ничего не слышит. Следователь призвал на помощь все свое терпение – нелегкая задача после этого проклятого воскресного дня. Субботы и воскресенья он ненавидел больше всего – самые тяжелые дни, все как с цепи срываются, и ему на руки валится очередное убойное дело. Вот как сегодня.
– Сестра рассказывала тебе о своих приятелях? Говорила, у кого провела целую неделю? Тебе-то она должна была сказать.
Девочка подняла на него деланно безразличные голубые глаза. Чуть шевельнула губами. Он едва разобрал:
– Ничего я не знаю.
– Почему же ты тогда сказала «ничего у него не брала»? Ты имела в виду какого-то мужчину верно? Знакомого сестры? Милена, мы же говорили об убийце. Я же не говорил – мужчина это или женщина. Ты сама сказала – «он».
– Я случайно… Просто так сказала! – Девочка вскочила и сделала шаг к двери, стараясь держаться подальше от следователя. – Ну, почему вы именно ко мне пристали?! Спрашивайте всех!
Возвратилась Алла с большой кружкой горячего чая. Следователь больше не удерживал Милену, и мать увела ее на кухню. Он сидел в одиночестве, пил чай, разглядывал комнату. Сразу было видно, что здесь живут две молодые девушки. Чистота, порядок, горшок с розовыми фиалками на письменном столе. Берестяная шкатулка, из-под крышки поблескивают дешевые украшения. На постели Милены – недочищенный апельсин. Под кроватью Ольги виднеются поношенные яркие тапочки – их кто-то аккуратненько поставил рядом. Над постелью в рамке карельской березы – цветной снимок – сестры в обнимку, обе улыбаются.
Он вспомнил девушку на поляне. Там она не улыбалась. Лежала на боку, чуть завалившись на живот, подогнув под себя согнутые окоченевшие руки. Видно, упав, пыталась еще зажать рану ладонями. Земля под ней была пропитана кровью. А по ее обескровленной, почти прозрачной щеке – от глаза к уху – быстро-быстро полз черный муравей. Для него эта девушка уже стала частью леса.
Глава 5
– Да, заходите. Что у вас с ногой? – поинтересовался следователь, увидев, как осторожно ступает эта девушка. Вызванная по делу Ватутиной свидетельница явилась без отговорок, в назначенное время. Она была первой свидетельницей, не считая, разумеется, родителей Ольги Ватутиной.
Наташа крепилась изо всех сил, но когда дотащилась до стула, у нее на глазах выступили слезы.
– Подвернула… Упала на сцене, – пробормотала она и криво, будто подломившись в коленях, уселась.
– Э, да что ж вы не сказали? – Оценил ее мужество следователь. – Мы бы к вам на дом приехали. Давайте знакомиться. Балакирев, Валентин Павлович. А вас, если не ошибаюсь, зовут Наташа? Можно и без отчества, я думаю.
– Ну, конечно…
– Так что вы ногу не лечите? С вывихом нужно лежать, я и сам вывихивал, знаю, какая это боль.
– А, все равно… Мне отсюда на спектакль, – обреченно ответила девушка. – Меня Ирина Сергеевна из дома забрала на своей машине. Сейчас ждет внизу.
– Это кто?
– Наша руководительница.
Следователь уже знал из показаний родителей Ватутиной, что та занималась в театре-студии «Жест». Адрес театра у него тоже был. Но он рассчитывал опросить всех актеров оптом, на репетиции, если удастся. Вызывать их сюда по одиночке… Наташа была исключением. Вчера оперативник передал ему координаты этой девушки и пояснил, что та вроде что-то знает о связях убитой. Будто этот факт сообщил опознавший тело журналист. То, что дознание, в сущности, началось еще до его участия, следователя не удивило. Беда была в другом – все эти факты, наводки, свидетели, которых ему тычут в руки прямо над трупом, часто оказываются пустыми номерами. Об этом журналисте ему также рассказывала мать погибшей. С ее слов он понял, что этот тип собственными силами искал Ольгу, параллельно с милицией. Это его тоже не очень обрадовало. Такие вечно суются под руку, а когда их не слушают – пишут донос начальству. А то и хуже – статейку в газету. Дескать, оперативники плохо работают, надо их поучить…
– А что же ваша руководительница – с такой ногой вас на сцену выпихнет? – Следователь рассматривал девушку. Держится скромно, вроде бы напугана, но не очень. Личико средней привлекательности. Ему как-то не верилось, что это – актриса. Скорее похожа на старшеклассницу или студентку. Этак из педагогического, что ли…
– Я сама обещала, что буду играть обязательно, – пояснила Наташа. – Меня некому заменить. Да я и не хочу, чтобы меня заменяли! Понимаете, роль у меня не главная, но очень важная… Я столько работала, и что же теперь – на пятом спектакле сломаюсь?!
Он налил себе и ей растворимого кофе. В ящике стола нашлась разорванная упаковка анальгина. Несколько таблеток уцелели, и он предложил их девушке:
– Примите. Что-то я не представляю, как вы будете играть. И так еле ходите.