Перекати-поле

Он затащил ее в квартиру:

– Послушай, что я тебе скажу. Я тебя не знаю, я с тобой не знаком и вообще забудь сюда дорогу и меня тоже.

– Не получится, – сказала Лида. – Я беременна.

Петр посерел:

– Ты что, ополоумела?

– Я беременна, у нас будет ребенок.

– Ладно, пойдем пить чай, надо все обдумать.

Лида сидела на диване, рассматривала себя в зеркало и улыбалась. Из зеркала на нее смотрела красивая девушка, натуральная блондинка, без грамма косметики, с большими черными глазами, пушистыми ресницами. Петр вошел в комнату с подносом, на котором стояли чашки. Лида спросила:

– А мы, когда поженимся, здесь будем жить?

Петр протянул ей чашку и сказал:

– Ты матери пока не говори, я приду на днях и мы ей вдвоем все расскажем, хорошо?

Лида кивнула.

Лида не могла сдержать улыбку, она представляла, как ее Петя придет с цветами и конфетами, сделает ей предложение, а она матери признается, что у нее будет малыш. Дойдя до этих мечтаний, Лида съеживалась, представив материно недовольство, но отмахивалась.

– Ничего, все образуется, все буде хорошо, – успокаивала она себя.

Лида шла по улице, остановилась «Волга» с оленем на капоте. Петр высунулся из окна:

– А я около работы тебя ждал.

– А я туда не хожу, – сказала Лида. – Надоело.

– Уволят же по статье, – покачал Петя головой.

– Ну и пусть.

– Посадят за тунеядство, – не успокаивался Петя. – Садись.

Лида села на переднее сиденье, улыбнулась:

– Поедем к маме?

– К маме, только не к твоей, а к моей. Я с твоей уже знаком, а ты с моей еще нет.

Ехали долго. Лида прочла на гнутом указателе «Горьковка – 40 км». Потянулись дощатые заборы, какие крашенные, какие не крашенные, облезлые, узкие улочки с грунтовой дорогой. Остановились у добротного деревянного забора, окрашенного в синий цвет. Петя потянул за веревку, калитка приоткрылась. Двор был засажен деревьями, к крыльцу вела одна дорожка. На крыльце стояла высокая, худая женщина в белом платке и в белом фартуке.

– Здравствуйте, – крикнула Лида, – меня зовут Лидия.

Женщина открыла дверь в дом и пропустила Лиду, зашла следом и закрыла дверь. Лида оказалась в комнате, перегороженной печкой. На печке что-то кипело. Комната была жилой и совмещала в себе спальню, гостиную и кухню. Мебель была старая, но крепкая: диван, кресло с цветной вязаной накидкой. На крючках висели полотенца, на полу лежали домотканые половики. В кресле сидела еще одна женщина, когда она встала, Лидии была по грудь. Плотно сбитая, прихрамывала. Лида поздоровалась, женщина ей не ответила. Она показала два пальца высокой и снова уселась в кресло. Высокая взяла Лиду крепко под локоть и повела к неприметной двери. Они прошли в комнату, где вниз вели четыре ступеньки и еще одна комната с четырьмя ступенями. Комната, в которой оказалась Лида, была небольшой и холодной. Маленькое тусклое окошко было над самой землей. Лида испуганно посмотрела на высокую женщину:

– Вы не Петина мама?

Женщина не удостоила ее ответом, она копошилась с какими-то инструментами в железном ящике. Лида бросилась к двери, но женщина ее ловко перехватила и усадила на высокую, узкую кушетку, ловко перехватила по талии и кистям рук ремнями. Закатила рукав пальто и свитера, и уколола укол. На Лиду накатило безволие и отупение. Она словно со стороны видела, как высокая раздела ее, пододвинула столик и раскладывала на белой тряпице инструменты, потом в комнату вошла маленькая женщина. Очнулась Лида под деревом, ее хлестали по щекам. Лида открыла глаза, осмотрела себя – в своей одежде, голова немного кружилась. Высокая дала ей какого- то горячего отвара, протянула билет и постучала по запястью типа «время». Довела до конца улицы и ткнула пальцем: иди туда, ни слова, все молча. Лида вышла на маленький перрон, через некоторое время пришла электричка, битком набитая дачниками. Мест сесть не оказалось, от слабости она села прямо на пол.

До Лиды стало доходить, что Петр ее предал, что ребенка у нее не будет, но мысль, что Петр ее оставит не объяснив почему она не нужна – жгла мозг. Кто-то ее толкнул:

– Пьяная что-ли?

Лида подняла глаза и увидела злобное лицо тетки:

– Плохо мне, тетя, – сказала Лида.

– Плохо ей, а мне что говорить? Молодая, а уже так опустилась. Давай выползай, конечная, плохо ей.

Лида, как в тумане добрела домой, испачканное белье выбросила, вымылась. Легла в кровать и укрылась с головой. Разбудил плач Васеньки. Мать стояла возле ее кровати:

– Ты что спишь средь бела дня? Заболела?

– А который час? – пересохшими губами спросила Лида.

– Шесть вечера, мне ужин готовить надо, а с Васенькой погулять нужно.

Лида выползла из под одеяла, пошла гулять с Васенькой. Она села на лавочку, положила ребенка рядом, какие-то злые мысли ее посещали:

– У меня не будет ребенка, пусть и Васька захолонет и умрет. Мать носится с ним, как с яйцом расписным.

Вася захныкал. Лида посмотрела на крохотное личико с красным пятном на подбородке. Вздохнула, взяла Васеньку на руки и пошла домой.

Три дня Лида рвала простыни, которые пропитывались кровью мгновенно. Зайдя в ванную, последнее, что оставалось в памяти, это большая трещина на стене.

На серо-голубой больничной наволочке с таким же серо-голубым лицом от потери крови Лида лежала в отделении, где она работала, а рядом на стуле сидела мать. Она низко-низко нагнулась к Лиде и шипела:

– Кто это сделал? Я тебя спрашиваю, кто это сделал?

Лида смотрела матери в глаза, а сердце гулко стучало в груди.

– Лидия, я последний раз спрашиваю, кто сделал тебе ребенка? Имя человека, который тебя обесчестил. Я своими руками, как горошины со стручка выщелкну его, чтобы он никогда больше не смог портить девушек. Ты понимаешь, что ты наделала своим абортом? У тебя никогда не будет детей – это не проблема, многие живут без детей, а то, что ты пуста, как женщина, тебя выпотрошили, как курицу.. Ты не только родить не сможешь, ты ничего не сможешь. Ты убила себя. Неужели мы бы не воспитали этого ребенка, если подонок не захотел тебя с младенцем. Что молчишь? Лида, я жду имя.

Лиду как льдом сковало, она не могла вымолвить ни слова. Роза встала:

– Мне жаль тебя, дочь, как женщина женщину мне тебя жаль, а имя ты зря не говоришь, у меня такие возможности. Он бы у меня кровавыми слезами рыдал за то, что он с тобой сделал.

Роза вышла из палаты. Вечером после работы пришел отец. Принес яблок, банку с соком, сел прикорнул к себе:

– Лидушка, Лидушка как же ты меня напугала. Открыл дверь в ванную, а ты лежишь белее кафелю. Больно сильно, дочурка моя?

И от отцовской жалости Лиду прорвало. Слезы полились ручьем, навалилось все сразу – обида, боль, а Вася убаюкивал свою девочку и приговаривал: