Городские легенды

Что всё равно, уточнять не стал. Крепче вцепился в руль и поехал полегоньку по мосту. От ощущения текущей где-то там внизу реки по хребту гуляли кусачие мурашки. Холод могильной земли под ногами отгонял панику. Уж спасай, родимая! Нам ещё обратно ехать и до рассвета успеть.

Уже за мостом, поворачивая в Апостольский тупик, Данила сообразил:

– Демьян и Оливер? Семья? Отец с сыном вместе померли? Не повезло мужикам…

– No, – улыбка канадского попа стала холодной и надменной. – Дэмиен и Оливер married. Супруги.

– Касьян Глазник помилуй! – потрясённо прошептал Данила. Потом опомнился, выскочил из такси и подал попу чемодан. – Вот, ваше преподобие. Спасибо за поездку. Да что я говорю…

И поморщился, когда поп по привычке попытался его перекрестить. Хорошо хоть руку придержал преподобный.

* * *

Весь путь до дома Данила хмыкал озадаченно и качал головой. Не водилось на Руси, чтобы у упыря семья была. Помер в одиночестве, восстал в одиночестве, в одиночку и мыкайся до Страшного суда. Это у Дракулы невест без счёта, так на то он и граф книжный.

Солнышко уже готовилось выглянуть из-за горизонта, когда Данила как ошпаренный ворвался в квартиру и опустил тяжёлые шторы. Окна упырь на ночь открывал, чтобы выветрился пыльный запах пустой бетонной коробки.

Спать хотелось неимоверно. Лето, ночи короткие, солнышко рано встаёт. Сонной медузой Данила добрался до холодильника, достал завтрак: кусок сырого мяса и пакет с кровью. Начал пить, морщась от резкого привкуса консервантов. Живой донорской крови упырям только по великим праздникам положено: на Новый Год да на День России. Как ветерану ещё на девятое мая городские власти пакет подбрасывают.

Свинина разочаровала окончательно. Резиновая, размороженная, хоть продавец и клялся, что охлаждёнка. И водой с антибиотиками накаченная. Не мясо, гадость.

Давясь, Данила сжевал проклятый кусок. Долго сидел, борясь с тошнотой. В который раз пообещал, что с первой же приличной получки купит вакуумированный стейк из мраморной говядины. Хоть попробует, что за чудо такое.

Снизу грохнула дверь, звонко рявкнула на сыночка Лариска. Опять тот всю ночь в компьютерные игры рубился. Завтрак матери не приготовил, посуду не помыл. Раньше за такую праздность задницу розгой вдоль и поперёк разрисовывали. А сейчас – не тронь, права ребёнка. Хоть и бесёнка.

Тошно. Да не от свинины тухлой. Лучше уж мясо из магазина жрать, чем людей по тёмным избам.

На душе тошно, хоть и говорят попы, что нет у нечисти души. Да что они знают?

Больше ста лет в одиночку мыкаться, как тут душе не болеть?

Вспомнился поп канадский. Неужели не врал? Про вампиров друг на друге женатых, про белого кролика?

А что? Неожиданно развеселился Данила. Чем я не жених? Квартира есть, машина есть. Ем немного, не пью, не курю. Рядом соседка одинокая, сына без мужика растит. Хорошая баба, пусть и бесовка. Вот пойду завтра и к Лариске посватаюсь.

А белого кролика заведу, если откажет. Или к Ярчуку перееду, будем вместе на звёзды выть, от Вовкулины женихов отгонять…

Данила заснул.

Снилось ему солнце, которое пускало золотую рябь по синей реке. И Ярчук в белой фате с миной подмышкой.

* * *

В дверь к соседке Данила постучал ногой. Руки были заняты: в левой упырь держал коробку конфет, расписанную яркими васильками и позолотой. Для себя таксист взял в круглосуточном ларьке приличный гематоген.

Правой рукой Данила вцепился в острое ухо Ларискиного сыночка. Бесёнок надувал губёшки, но молчал. Понимал, что за украшение соседских дверей фруктовой жвачкой мать не похвалит.

Приготовившаяся заорать по привычке бесовка обозрела композицию из конфет, упыря и собственного сына, закрыла рот. Задумалась.

– Вечер добрый, Лариса, – поприветствовал соседку Данила. – Это тебе.

Упырь запихнул в квартиру мелкого хулигана, передал бесовке конфеты и галантно пригласил:

– Поехали кататься, Лариса. На звёзды посмотрим, в ресторан заглянем. Машина у подъезда ждёт.

Соседка молча дала подзатыльник прыснувшему от смеха сыночку. Бережно прижала к себе коробку и попросила:

– Ты погоди, Данила, я переоденусь только.

И убежала в комнату.

Данила стоял в чужой прихожей и дурацки улыбался. Ему чудилось живое биение в собственной груди.

Глеб Кащеев

Песангел

Девушка прошла мимо, обдав шлейфом горького запаха слез и отчаяния, и в голове словно перещелкнуло что-то: это «Она». Моя цель.

Приказы от центра всегда непредсказуемы ни по логике, ни по моменту, когда тебя настигает осознание цели. Я прохлаждался уже лет десять… может, и больше – зачем следить? И вдруг щелк – и я понял, что с этого момента на службе. Отпуск кончился неожиданно и неудобно, застав меня в теле собаки. Хотя могло быть и хуже, если вспомнить, в кого от безделья я только ни пробирался. С псом мне еще повезло – здоровый и буквально, и переносно. Следствие нагрешившей с ирландским волкодавом дворовой овчарки имело рост со взрослого мужчину, если встанет на задние лапы. Красотой, правда, тело не отличалось: морда в шрамах, пасть огромная, а шерсть грязно-серо-черного цвета, клокастая и блохастая, как и положено дворняге. Такой собаке редко подают из жалости или симпатии. Все больше от страха, чтобы не тронула.

Я медленно потрусил за девицей, стараясь уловить тонкости приказа. Делать-то с ней что? Убить? Охранять? Устроить неожиданную неприятность или, наоборот, вытащить из чужого кармана счастливый лотерейный билет и тайком положить в сумочку?

Судя по ощущениям, пока все-таки охранять. Потом разберутся.

Значит, я с ней надолго. Такие задания длятся даже не месяцы, а годы, и в этом случае лучше подружиться и постараться проникнуть в дом.

Поравнялся с объектом и пошел рядом, стараясь на ходу заглянуть в глаза и сделать бровки домиком.

Зараза! Вот почему то, что у любого приличного пса получается легко и непринужденно, мое тело не умело делать вообще? От моих гримас встречный прохожий шарахнулся и на всякий случай перешел на другую сторону дороги. Этой, правда, все равно: она меня даже не заметила. Идет и обильно пускает слезы, слюни и сопли. О чем может горевать юная девица в фертильном возрасте? Тут даже к оракулу не бегай – и так понятно. Он кобель (не природно, как я, а метафизически), козел, урод и так далее. А может, наоборот – хороший, идеальный, только ее не ценит и не отвечает взаимностью. Разницы никакой – итоговый эффект налицо один и тот же. Точнее на лице.

Пришлось преградить ей путь, сесть и максимально дружелюбно, насколько только способна эта пиратская морда в шрамах, улыбнуться. Я даже заскулить попробовал. Вышел звук томно вздохнувшего быка. Тут-то меня и заметили.

– О господи! Какая адская тварь, – вскрикнула она, с опаской обогнула меня и быстрым шагом поцокала каблучками дальше.

Ну адская, ну и что? А может, и райская, кто там разберет. Люди смешные, все пытаются разделить на два цвета, две стороны, две силы. Небеса, ад… какая на фиг разница? Центр и есть центр. На белых крылышках не порхаю, осанны не пою, значит по местному определению вроде как демон, хотя заданий вроде «спасти», «охранять», «заботиться» было больше, чем «убить». Вроде бы.

Ладно, по-хорошему и по-простому не получилось, нужно было импровизировать. Девица периодически нервно оглядывалась, с опаской посматривая, как я иду за ней метрах в пяти позади. Я уж подумывал, не переселиться ли мне в какую-нибудь болонку – может, хоть она растопит ее разбитое сердце. Но вдруг девица ненавидит собак и вообще кошатница? Дома-то у нее животных нет, я бы учуял по запаху, но все равно болонка может не тронуть ее, а такое хорошее тело, как это, я уже упущу. Нет, сначала разберемся, кто она и чего любит.

Что у нас в наличии? Лет примерно двадцать. Внешность невзрачная, но не безнадежная. Сейчас, понятно, нос был красным, а глаза опухшими – хорошо еще хоть тушь черными струями не текла, но если отмыть, успокоить, причесать и заставить улыбнуться, то в общем даже ничего. Живет небогато, но и не нищенствует. Типичная обитательница низшей офисной фауны.

Вопрос – кому она на фиг сдалась? От чего или кого охранять и что в ней такого нашел центр, что послал целого меня на дело? Это тоже надо будет выяснить.

Девушка нырнула в подъезд, и доводчик захлопнул дверь прямо перед моим носом. Зараза! Пришлось ждать, когда дом выплюнет какого-нибудь обитателя. Вышедшая бабка сначала хотела меня не пустить, но я показал ей левый клык, и мы друг друга поняли без лишних слов.

Моя подопечная жила на пятом этаже. Я долго нюхал сквозняк из-под двери – преимущество собачьего тела – и узнал о ней почти все. Живет одна: мужчины в квартире не было ни разу. Квартира, кстати, до неприличия большая для одинокой девушки. Бабушкино наследство: запах пенсионерки еще не выветрился до конца.

Питается мой объект просто и без новомодных заморочек. Котлетку у нее в случае чего выпросить можно… тьфу, я же не об этом должен думать. Читает книжки – судя по стойкому аромату бумажной пыли, их там целый шкаф… и даже не один. Это хорошо, значит, не совсем дура. Была бы умная, не рыдала бы так и не жаловалась сейчас подруге по телефону на козла, гада и так далее по списку.