Городские легенды

Спустился вниз, нашел уютный закуток под лестницей, лег и принялся ждать. Вдруг то, зачем меня призвали из отпуска, произойдет именно сегодня? Первые сутки я от нее ни на шаг.

* * *

Первые дни она старалась как можно быстрее проскользнуть мимо меня, глядя со страхом и недоверием. Потом привыкла. Впрочем, как и остальные жители дома. Те сначала пытались меня гонять. Смешные. Одного в итоге по лестнице гонял я: ударить он меня, видите ли, вздумал. Потом местные смирились: я в подъезде не гадил, еду сюда не таскал. Тихо-мирно лежал на коврике, что принесла какая-то сердобольная бабушка, не рычал, не лаял и даже на судьбу не жаловался, хотя гаду, что придумал такие сильные и быстрые пружины на двери, я бы что-нибудь с удовольствием отгрыз. На дворе давно уже не лето, и ноябрьские холодные ливни менялись только на моросящую гадость вперемешку со снегом, а мне иногда часами ждать на улице приходилось.

А еще с едой в последнее время начались перебои. Шикарное кафе в самострое из железных листов закрыли и снесли, так что в помойке сразу перестали появляться вкусные мясные обрезки. В животе тоскливо выло уже третьи сутки подряд, и я всерьез раздумывал, не начать ли жрать наглых домашних шавок, что облаивали меня из-за ног хозяев, проходя мимо на прогулку.

Раздался хлопок ее двери – я отличал его уже безошибочно, – затем каблучки сапожек – купила, как дура, за треть зарплаты, а они ей натирают – процокали к лифту. Я лениво поднялся. Я уже не мчался до ее офиса, как в первые дни. Ощущения от центра конкретизировались. Мне нужно было ее охранять не от неожиданного несчастного случая, а в более глобальном смысле, так что в провожании на работу и обратно нужды не было. Однако в те моменты, когда она проходила мимо, надо было успеть считать ее настроение, чтобы знать, что все в порядке.

Девушка выпорхнула из лифта, притормозила возле меня, достала из сумочки коробочку с обедом, а из нее сосиску и кинула мне:

– На, ешь, лохматое чудище.

Это было странно и совсем на нее непохоже. Я насторожился и внимательно смотрел на ее светящееся личико. Так. Накрасилась новой палеткой. Пахнет духами, что недавно принесла в сумочке с работы. Настроение слишком хорошее для этого дождливого ноябрьского дня, так что дело ясное, что пора бить тревогу. Дуреха снова влюбилась. Мужчиной от нее до сих пор не пахло, так что до объятий и поцелуев дело не дошло, но мне нужно насторожиться.

– Ну, чего не ешь? Сытый, что ли? – улыбнулась она и, осторожно протянув руку, погладила меня между ушей. Я зажмурился от удовольствия. С объектами всегда так – когда они рядом, довольны и касаются меня, это какое-то необычайно приятное ощущение. Особенно если это женщина.

Она выбежала на улицу и нырнула в такси. Непозволительная расточительность при ее зарплате – сейчас это наверняка чтобы завитые за ночь кудри не распрямились от непогоды. Значит, свидание, скорее всего, будет сегодня, но вечером, после работы. Можно пока не спешить.

Я навестил пару соседних помоек, но ничего съедобного там не нашел. Сосиска – это, конечно, хорошо, только такой лошади, как я, их нужно с десяток.

На этот случай я запомнил адреса ближайших ресторанов. Когда-то я опекал шеф-повара и знал, что с кухни часто выкидывают вчерашнюю просрочку именно по утрам, после поставки. Вечер предстоял длинный и напряженный, так что лучше заранее набить пузо.

* * *

Я был прав во всем: и в том, что свидание назначено после работы, и в том, что дожидавшийся ее в старом «мерседесе» тип будет мне крайне неприятен. Моя дуреха выбирала себе не мужчин, а будущую очередную катастрофу для и без того уже разбитого сердца.

Сложно было оказаться возле машины в нужный момент, чтобы услышать адрес ресторана, который он продиктовал навигатору, и в то же время не попасться ей на глаза.

Как я и думал, далеко бежать было не нужно. Этот тип выбирал забегаловку не по качеству кухни, а по затратам бензина на доставку туда девушки. Пока он вез ее на своем мерседесе аж целых два квартала, я напрямик успел даже раньше.

Конечно, в ресторан меня бы никто не пустил, так что подслушать разговор не получилось. Да это и не нужно было: я все прекрасно видел через витрину. Когда разменял уже не первую тысячу лет, такие встречи можешь предугадать с точностью до слова. Он старался произвести впечатление. Она краснела, глупо хихикала, не понимая и половины того, что он рассказывал о своей работе. Будь она умнее и внимательнее, заметила бы, что этому нищеброду не хватает денег ни на регулярное техобслуживание, ни даже на зимние шины. Она ела мало, стараясь не показаться обжорой, но он в своем заказе переплюнул по скромности даже хрупкую девушку, стараясь, чтобы общий чек не вышел за тысячу. Чай и три корочки хлеба, чертов Буратино.

На что он надеется? Так пускать пыль в глаза можно только очень недолго. Да, красив, подтянут, ухожен. Тело содержит в порядке, и это кружит голову молодым девушкам. Пару свиданий она не будет вообще замечать, где они сидят и что едят, но долго так продолжаться не может.

С другой стороны, я внимательно смотрел на его мимику и все больше понимал, что этому типу не нужна подружка на одну ночь. Он точно отвезет девушку до дома, скромно поцелует в руку и отчалит домой без лишних грязных поползновений. Мужчина был нацелен на долгосрочное и всеобъемлющее охмурение.

Я развернулся и быстрой рысью побежал к дому. Здесь больше ничего интересного не предвидится, но потом им ехать полчаса, а мне обратно добираться раза в три дольше, даже если по пути попадется нужный автобус.

Однако успел. Даже ухмыльнулся, насколько это позволяла клыкастая пасть, в какой степени я опять был прав. Разве что поцелуй был не в руку, а в щеку. Скромный такой, почти школьный. Моя пунцовая и счастливая подопечная зашла в подъезд, а ее кавалер сел в машину. У него тут же зазвонил телефон. Я даже с трех метров почуял резкий запах всплеска адреналина. Человек боялся звонящего. Боялся до ужаса, но трубку все-таки поднял к уху.

– Да, Валер, привет. Как раз тебе собирался звонить. Да, я помню. Сказал же верну – значит верну. Тут есть на примете большое дело. Трешка, в центре. Все на мази, только не прямо сейчас. Ну потому, девица от меня без ума, но сам понимаешь: быстро такие дела не делаются. Месяц отсрочки хотя бы дай, я все проверну и сразу верну. Ну нет, ты же знаешь, я так не работаю. Уголовка – это не мое. Да блин, ну по-человечески же прошу. Как половина? У меня долга-то всего два ляма… как… да ты же говорил другой процент! Хорошо, я найду деньги завтра. Забудь про хату и проценты. Все верну завтра!

Он повесил трубку, выматерился и несколько раз долбанул кулаком по рулю.

Шерсть на загривке непроизвольно встала дыбом, когда я почувствовал добычу. Это тоже ни с чем не сравнимое ощущение, когда ты не только знаешь объект, который защищаешь, но и уже распознал опасность, видишь ее в лицо и в любой момент можешь вцепиться в горло.

Убить его – пара секунд.

Только вот она опять будет плакать. Кто знает, вдруг ее сердце не выдержит очередного удара? От чего я должен ее защитить – от этого мошенника или от очередной потери?

Решение пришло быстро.

Прощай, пес. Ты был хорошим спутником, но теперь ты свободен. Сознание животных, в отличие от людей, не страдает от нашего присутствия и полностью восстанавливается после того, как подобные мне покидают тело.

Я еле заметной тенью скользил над летящим по городу автомобилем. Человек вел нервно, виляя по дороге, как головастик в сильном течении: обгонял, подрезал, сигналил. Главное, ведь никуда не спешит – просто злость срывает.

Жил этот лузер на окраине в обшарпанной однушке. Ремонт в ней случился первый и последний раз в момент сдачи дома строителями. Мебель, похоже, тоже застала нескольких генсеков СССР. Что-то подобное я и подозревал.

Мне мешал электрический свет, но с такой хилой проводкой справился даже бесплотный дух типа меня. Удивительно, что она не коротнула раньше сама по себе.

Когда погас свет, а тушка оплавленной доисторической пробки в щитке намекнула, что быстро проблему не исправить, хозяин заметался по квартире, подсвечивая себе экраном телефона, достал из кухонного ящика огрызок свечи и зажег фитиль.

То что надо. Неровное дрожащее пламя существенно облегчало мне сотворение иллюзий.

Появился я перед ним во всей красе: ровно как с рекламного постера «Диабло». Разве что размер уменьшил до масштаба потолков хрущевки.

– Что это? Кто это? Кто ты? – растерянно и испуганно лепетал бледный хозяин квартиры.

– А то ты еще не понял? – усмехнулся я громогласным басом. – Давай оставим прелюдии в стиле «ах, я не верю, я атеист, тебя не бывает». Я реален, как видишь, и пришел с деловым предложением. Тебе нужны деньги?

Как я и думал, это подействовало сразу. Слово продралось через страх и растерянность и зазвонило нужным будильником в его мозгу.

– Нужны, – кивнул он, немного успокаиваясь.

– Ну тогда я таки правильно зашел, – иллюзия улыбнулась клыкастым ртом. – Осталось договориться о цене. Десять миллионов подойдет?

Тут главное не вспугнуть. Меньше трех называть нельзя – с этого лоха дружки столько примерно и слупят. Но и умопомрачительная сумма замкнет ему мозг так, что он не поверит в происходящее, и все будет зря.

– Смотря что продаем, – ухмыльнулся он.

Ага, уже совсем освоился. Это хорошо.

– Как обычно. Душу. Ты продаешь душу и получаешь десять лямов прямо сейчас.

Тут важно было, чтобы клиент поверил в реальность происходящего, так что я материализовал на столешнице рядом с собой открытый кейс, набитый пятитысячными пачками.

– Что? Душу? – не веря своим ушам, повторил мужчина, не в силах оторвать взгляда от свеженьких хрустящих красных купюр.

– Да. Все материальное, как ты понимаешь, я могу получить и так.

– То есть, когда я умру, моя душа достанется тебе. А деньги сейчас? – спросил он.

– Все точно так, – и я даже не соврал.

– И никаких больше подводных камней? – он нахмурился.

Я помахал в воздухе рукой, и в ней возник договор. Как положено по стереотипам людей: желтоватый свиток желтой кожи с коричневыми готическими буквами, где русским языком было написано всего три строчки: «Я, (пробел для имени), согласен отдать свою душу в обмен на материальное вознаграждение в сумме 10 000 000 (десять миллионов) рублей. Дата, место для подписи».