Переплетения смерти

Стражники погрустнели, а Джон вновь вернулся в подземелье. Ему нужно было побыть в одиночестве и всё обдумать. Здесь, в этом тёмном и мрачном месте, его точно не потревожат, ведь сюда никто никогда не спускался. Мужчина, прикусив губу, уселся прямо на пол и облокотился о сырую стену. Его положению никто бы не позавидовал. Мало того, что он подвергся нападению ненормальной и получил рану на голове. Так ещё её отец вовсю отыграется розгами по его спине. Проклятое семейство! Вот же угораздило его оказаться в дьявольском логове! Джон перекрестился и с тоской оглядел подземелье. Он стал понимать, что, возможно, сглупил, не сказав правду хозяину. Если Матильда ушла с Хогартом и не объявится, что будет с ним, с Джоном? Быть виноватым в побеге пленника – это одно, а в пропаже дочки хозяина – совсем другое. Что если девчонку найдут мёртвой… тогда его жизнь не стоит и ломаного гроша. Как он только мог подумать о том, чтобы придушить её? Хвала Господу, что девчонка не попалась ему на глаза! В течение дня в замке побывало полно народу. Крестьяне, продававшие съестное, рыбаки со своим уловом. А ещё Генри Кендал выступал в роли судьи и разбирал между своими подданными их распри и семейные неурядицы. Джон считал, что пленнику удалось выйти через главные ворота, потому что стражники приняли его за одного из селян. Правда, грязный, оборванный вид и всклоченные волосы с бородой с головой выдавали беглеца. Впрочем, раз хозяйской дочке хватило ума помочь ему с побегом, то и о его внешнем виде она наверняка позаботилась. Джон горько усмехнулся: тут впору самому бежать куда глаза глядят. Пока его милость ищет пропавшего узника, можно пойти прямиком к замку Хогартов, рассказать о побеге барона Эрвина и представить всё так, будто это он, Джон, посодействовал ему в этом. Не мог, мол, больше наблюдать за страданиями несчастного. Правда, если пленник уже добрался до дома, всё окажется гораздо сложнее. Хорошо ещё, что многое можно списать на его сумасшествие. Охранник поднялся в комнату для слуг и открыл стоявший в углу сундук. Сложив в небольшой холщовый мешок пожитки, он, никем не замеченный, спустился по лестнице и направился к главным воротам.

– Куда это ты собрался, Джон? – остановил его один из стражников.

– Да вот, хочу помочь его милости в поисках пропавшего узника.

– А разве он тебя приглашал? – оскалился парень.

– К сожалению, нет. Но я чувствую вину и не могу поступить иначе.

Оказавшись наконец в лесу, Джон быстро зашагал в нужном направлении. Он понимал, что принял правильное решение. Необычное ощущение радости и свободы переполняло душу. Неожиданная перемена в жизни вполне могла оказаться полезной. Через несколько километров он перестал думать о своих страхах и о прежнем хозяине. Лишь улыбался тонкими губами и с наслаждением втягивал ноздрями чистый лесной воздух. Внезапно вдали послышался конский топот, и бывший охранник похолодел от ужаса. Он спрятался за высокими кустами и затаил дыхание. Не заметив его, мимо проскакали Генри Кендал и его рыцари. Они были так близко от Джона, что тот безумно боялся себя выдать. Зажмурив глаза и окаменев от ужаса, так и простоял, пока конский топот не стих. Одеревеневшие ноги не держали его, и, дрожа всем телом, Джон бессильно рухнул на землю. Когда он пришёл в себя, то продолжил путь к замку Хогартов. К вечеру дорога привела его к белым каменным стенам, которые могли бы стать для него убежищем и вторым домом. Помолившись заступнице, Пресвятой Деве Марии, бывший охранник медленно и нерешительно приблизился к стражникам. Оглядев путника с головы до ног, те поинтересовались, зачем он пожаловал. Джон объяснил, что это связано с бароном Эрвином и попросил проводить прямо к хозяину. В замке его встретил Марк Хогарт, и это показалось хорошим знаком. Можно сказать, благословлением сверху.

– Ваша милость, – обратился он к барону, – да хранит вас Господь за благодеяния ваши. Да ляжет печать процветания на весь ваш род.

– Кто ты такой? – перебил его Марк. – И что хотел рассказать о моём брате?

– Моё имя Джон Эртон, и я самый несчастный человек на земле. Здесь я ищу защиты и укрытие от моего хозяина, барона Генри Кендала. Он непременно убьёт меня, если узнает, что именно я помог бежать из темницы его милости барону Эрвину.

– Неужели? – удивился Марк. – Ты ничего не путаешь? Насколько я знаю, всё обстояло иначе, чем ты говоришь.

Джона прошиб холодный пот, и он почувствовал, что жизнь его висит на волоске. Если Хогарту известно то, что произошло на самом деле, это могло означать лишь одно: бывший пленник находится здесь, под защитой брата.

– Итак, – прервал его размышления Марк. – Немедленно говори правду, или я прикажу выбить её из тебя.

– Я долгое время служил Генри Кендалу, – заторопился Джон. – Выполнял разную работу. Чистил конюшни, носил воду из колодца. Также в мои обязанности входило кормить узника в подземелье. Я жалел его, но не знал, чем помочь. Со временем ваш брат начал терять рассудок, и вот тогда я больше не смог смотреть на его страдания. Я снял с пленника тяжёлые цепи. Снабдил его едой и водой в дорогу и вывел за ворота. Потом я понял, что моё сострадание к ближнему грозит смертью мне самому. Его милость Генри Кендал не отличается мягким нравом. Он человек жестокий и скорый на расправу. Тогда я возвратился в подземелье и со всей силы ударил себя по голове железными кандалами. Эта рана говорила в мою пользу: мол, узник сбежал без моей помощи.

– Раз ты обезопасил себя от подозрений хозяина, то зачем пришёл искать защиты сюда?

– Дело в том, что вместе с пленником пропала Матильда, старшая дочь Генри Кендала. А ваш брат Эрвин не всегда понимает, что творит, да простит меня ваша милость. Оказавшись на свободе, он мог совершить что-то ужасное, ведь его разум сейчас в темноте. Вдруг дочка хозяина мертва, и это на моей совести?

Джон закрыл руками лицо и обречённо покачал головой. Марк сидел в задумчивости, не зная, кому и чему верить. Эрвин, и правда, был не в себе. Его поведение не поддавалось объяснениям. Да и дочь Генри Кендала – особа, мягко говоря, странная. История Джона Эртона выглядела вполне правдоподобной, его страх перед хозяином тоже. Вероятно, всё произошло именно так, как он рассказывал, но проверить это было довольно сложно, практически невозможно.

– Вот что, – наконец, решился Марк, – я велю слугам позаботиться о тебе. Пусть накормят и покажут, где спать. Если не боишься работы, можешь остаться в моём замке. Здесь Генри Кендалу не достать тебя, обещаю.

– О, ваша милость, благодарю за щедрость. Вечно буду молиться за вас Пресвятой Деве Марии, заступнице нашей.

Отдав распоряжения относительно Джона, младший барон Хогарт тут же направился в комнату брата. Эрвин сидел на кровати. В последнее время он вёл себя очень странно: ни с кем не общался, избегал сына, постоянно о чём-то размышлял. Годы, проведённые в неволе, повлияли на его рассудок, превратив совсем в другого человека, чужого и непонятного. Марк несколько раз кашлянул, пытаясь привлечь к себе внимание, но Эрвин даже не шелохнулся. Ситуация с дочкой Генри Кендала требовала немедленного разрешения, иначе могло произойти непоправимое. Зная злобный и жестокий характер отца Матильды, приходилось ожидать подлых, непредсказуемых поступков с его стороны. Рисковать семьёй Марк не собирался. Ещё раз с сочувствием взглянув на брата, он сказал:

– Барону Кендалу известно о пропаже дочери. Её ищут. Если твоё решение относительно женитьбы Патрика всё ещё в силе, необходимо срочно написать письмо отцу Матильды и поставить его в известность. Если мы не поторопимся, то не избежим последствий. Боюсь, они будут непоправимы.

Эрвин медленно, будто нехотя, повернул голову в сторону Марка:

– Делай то, что считаешь нужным. Я полностью тебе доверяю.

Он встал с кровати и вышел из комнаты, оставив брата в полном недоумении. Не спеша проходя по комнатам и коридорам замка, Эрвин разглядывал стены, украшенные охотничьими трофеями и холодным оружием. Шкуры и головы животных, копья, мечи и стрелы вызывали странные ощущения в душе бывшего пленника. Люди, сновавшие по замку, со страхом заглядывали ему в лицо, казавшееся отстранённым от внешнего мира. Я наблюдала за ним издалека, не решаясь заговорить. Смешанные чувства тревоги и смутного ожидания чего-то важного наполнили моё сердце. Метаморфозы, происходившие с этим человеком, впечатляли. Из дикого сумасшедшего узника он сначала превратился в вежливого и воспитанного барона Хогарта. Но после недавнего приступа Эрвин снова изменился. Теперь его взгляд был полон неподдельного удивления, но в то же время стал жёстче. Поменялись его движения и мимика, что казалось непостижимым. Особенно впечатляло его знание русского языка. Это вообще не вписывалось ни в какие рамки! Я попыталась привлечь внимание Эрвина улыбкой, но он прошёл мимо, не замечая моего присутствия. Впрочем, отступать я не собиралась и, уверенно взяв его под руку, пошла рядом. В лице Эрвина появилось неприкрытое напряжение, его черты заострились. Губы сжались, а в глазах вспыхнуло нескрываемое раздражение. Он остановился, нарочито медленно освободился от моей руки и недобро оглядел с головы до ног.

– Как Вы чувствуете себя, милорд? – спросила я по-русски, не спуская глаз с бывшего пленника.

Мой вопрос буквально сбил Эрвина с ног. Он сначала опешил от неожиданности, а затем начал глупо улыбаться, будто столкнулся с чудом.

– Вижу, мы нашли общий язык, – подытожила я происходящее.

– Что вы такое говорите, миледи? – барон перешёл на английский. – Не понимаю не единого слова.

– Неправда, но ваша осторожность похвальна. Возможно, вы так же, как и я, попали в беду и просто не представляете, что делать дальше, – я вновь перешла на язык средневековой Англии.

– Я в полном порядке, Матильда.

– Моё настоящее имя Ольга.

Мои последние слова произвели сильное впечатление на Эрвина. Он побледнел, а в его серых глазах промелькнула боль. Губы барона приоткрылись, и он судорожно вздохнул. Испугавшись, что у бывшего пленника разразится очередной приступ, я схватила его за руки и крепко их сжала. Не знаю, зачем я так поступила. Видимо, чисто интуитивно, пытаясь отвлечь несчастного, переключить его внимание. Главное – не давать ему зацикливаться на какой-то одной мысли, а расшевелить его, заставить подумать о чём-нибудь другом. Я принялась болтать о чудесной погоде, которая, если честно, не радовала ни теплом, ни солнцем. Пасмурные осенние тучи, нависшие над замком, чернели, угрожая дождём. Сырой влажный воздух наполнил комнату, смешавшись с прелым запахом соломы, устилавшей пол. Слёзы на глазах Эрвина, его оцепенение не позволяли мне сосредоточиться. Непонятное волнение овладело мной, и я замолчала.

– Расскажи мне о себе, – попросил барон, и тёплые интонации его голоса согрели меня.

Он и сам не заметил, как перешёл на русский, но это казалось так естественно и правильно! Черты лица Эрвина разгладились, и напряжение спало. Он с интересом разглядывал меня, будто видел впервые. Всё, что происходило сейчас, не поддавалось объяснениям. Настало время распутать клубок удивительной истории, приключившейся со мной. Я начала издалека, но видела, как с каждым моим словом оживлялся Эрвин. С нежной улыбкой он старался дотронуться до моей руки, но, едва коснувшись, тут же отдёргивал пальцы, будто обжигался. Наконец, я закончила говорить и выжидательно посмотрела на барона. Он полностью преобразился, больше не скрывая радостного волнения. От былой отрешённости не осталось и следа. Покачав головой, будто не веря в происходящее, Эрвин сказал:

– Я так боялся, что потерял тебя навсегда. Моя жизнь стала пустой, лишилась смысла. Чтобы увидеть тебя опять, мне пришлось проделать сложный путь.

– Что ты такое говоришь?

– Ольчёнок, родная моя. Я здесь, с тобой, но в чужом теле. В чёртовом прошлом!

Моё сердце подпрыгнуло от неожиданности, потому что Ольчёнком называл меня лишь Виталя. Одиночество, давившее на меня столько времени, отступило, и слёзы облегчения покатились по лицу. Я стояла напротив бывшего безумного пленника, в темницу к которому меня тянуло, как магнитом. Перед мужчиной, чья внешность резко отличалась от облика моего любимого. Но я знала, что моя изоляция в этом мире закончена. Тайна, что я носила в себе, раскрыта перед тем, кому можно полностью доверять. Но как же не похож он был на Виталия! Глядя на удлинённое лицо барона, его заострённый тонкий нос, я думала о ранимости и мягкости его натуры. Серые выразительные глаза, прячущиеся под тёмными бровями, словно выдавали впечатлительность и болезненную восприимчивость мужчины. Что касается моего друга, он всегда казался мне сильным, мужественным и уверенным в себе человеком. Несмотря на внешнюю холодность, на самом деле он был страстным и чувственным. Мне нравился открытый взгляд карих глаз Виталия, его высокие скулы и чётко очерченный подбородок.

Но чуть припухшие губы и светлые волосы смягчали образ, делали его притягательным. Я смотрела на барона Эрвина и видела, как сквозь его черты пробивается характер Виталия, его темперамент, мимика. В его голосе слышались знакомые мне интонации. Это странное сочетание двух абсолютно разных людей удивляло и пугало одновременно. Видимо, глядя на меня, мой друг испытывал те же смешанные чувства. Ведь то, что случилось с нами обоими, невозможно постичь, осознать. Но, тем не менее, вопреки смерти и несмотря на путешествие во времени, мы по-прежнему были вместе. Вытерев слёзы, я обняла Виталия, и он крепко прижал меня к себе. Мы стояли посреди большого зала, увешанного охотничьими трофеями. Мимо сновали слуги, выполняя рутинную повседневную работу. Они, недоумевая, косились на нас, не понимая, что происходит. Нужно было уйти из людного зала, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Вскоре мы оказались в комнате барона Эрвина, обстановка которой состояла лишь из кровати и сундука. Раздвинув шторы, я впустила свет и воздух в сумрачное помещение. Волнение всё ещё не отпускало меня, заставляя усиленно биться сердце.

– Ты стала совсем другой, – улыбнулся Вит. – Косы, длинное платье…

– Ну да, как полагается. А больше тебя ничего не смущает?

– Есть ещё кое-что. Марк отправился писать письмо о твоей предстоящей свадьбе с каким-то Патриком. Кто это?

– Твой сын, вернее, сын барона Эрвина.

– Понятно… вряд ли ему что-то светит, по крайней мере, пока я рядом.

– Да о чём ты вообще говоришь? Мы находимся в далёком прошлом. Я к тому же в теле ребёнка, а ты тут разборки затеять собираешься?

– А что ты предлагаешь? Чтобы я стоял и смотрел, как ты выходишь замуж за другого?

В дверь постучали, и я не успела ответить на вопрос. На пороге появился Марк с сообщением о том, что отправил письмо Генри Кендалу. Это известие сразу же всё изменило. Моя судьба вновь перестала мне принадлежать, но мириться с таким положением дел я не собиралась. Первой мыслью было покинуть замок, но я тут же её отвергла. Побег мог причинить страдания ни в чём не повинным людям – семье Марка и Патрику. А жить дальше с такой ношей стало бы для меня невыносимым. Оставалось ждать решения барона Кендала, считавшего Хогартов своими злейшими врагами. Как он поступит в данной ситуации – вот в чём вопрос. Я обречённо посмотрела на Виталия и, не сказав ни слова, вышла из комнаты. Мне хотелось побыть одной, переварить случившиеся события, выбившие меня из колеи. Встреча с любимым человеком всё перевернула в душе. Это казалось непостижимым, недоступным для моего понимания. Я не знала, как привыкнуть к чужому обличью моего друга. Как научиться воспринимать его? Будущая свадьба с Патриком отступила на второй план, и все мои мысли вращались только вокруг Виталия. Я отрешённо смотрела на людей, занятых работой во внутреннем дворе. Гул их голосов долетал до меня словно издалека. Я полностью погрузилась в себя, вспоминая чудесные мгновения, проведённые вместе с возлюбленным. Время, наполненное любовью, нежностью, счастьем, осталось где-то в далеком прошлом. И вернуться туда не представлялось возможным. Утеряно ли оно безвозвратно или же переродится в нечто новое, но такое же волшебное и захватывающее, как раньше? Ведь Виталя здесь, рядом со мной. Моё внимание вдруг привлёк лысый человек, улыбавшийся тонкими губами. Он неотступно следил за мной, рождая неприятные ощущения в сердце. Его прищуренный взгляд из-под густых бровей показался мне знакомым. Я в задумчивости остановилась.

Где же я могла с ним встречаться? И тут же вспомнила: это же бывший охранник Эрвина. Откуда он тут взялся?

Что он делает в замке Хогартов, что задумал? Тот, видимо, понял, что я узнала его, но не подошёл, наверное, побоялся. Я его в этом и не винила, ведь наша последняя встреча плохо для него закончилась. Пригладив сивую бороду, охранник повернулся ко мне спиной и быстро скрылся в одной из хозяйственных пристроек. Позже Марк объяснил мне, что тот спасался от гнева Генри Кендала, и я со спокойной совестью забыла о его существовании. Два следующих дня прошли для меня, как в чудесном сне. Я провела их с Виталием, и это были поистине незабываемые часы, наполненные теплом и светлой радостью. Мы вспоминали прошлую жизнь и болтали без умолку, перебивая друг друга. Веселились от души, смеясь над своим дурацким положением. Как заговорщики, связанные общей тайной, делали многозначительные лица, если рядом находился кто-то ещё. Наша любовь осветила собой всё вокруг. Вновь обретённое счастье отодвинуло на задний план все проблемы: болезненное восприятие собственного тела, окружающую нас действительность и, разумеется, ожидание ответа от Генри Кендала. Мы с Виталием погрузились в собственный мир, принадлежащий лишь нам двоим. Как жаль, что ничто на свете не длится вечно! На рассвете, когда всё живое только пробуждалось, в замке Хогартов начался невообразимый переполох. Люди бегали, как заполошенные, что-то кричали. Перепуганная, я вскочила с постели и принялась одеваться. В моей комнате не было окна, и я не знала, что творится вокруг, поэтому, наскоро нацепив платье, выбежала наружу. В коридоре столкнулась с Виталием, который, по всей видимости, спешил ко мне.

– Что случилось? – прижалась я к нему.

– Папаша твой объявился. Думаю, ему не понравилась идея породниться с врагом.