На своем месте, или Новые приключения следователя Железманова

– Ничего я не врал! – опять начал петушиться Федор.

– Как не врали, когда вы пришли в дом Каплана и сказали Циле Каплан, что ее старший сын Абрам купил у вас дрова на сорок рублей? Она вам поверила и отдала эти сорок рублей, а когда сын пришел домой, то выяснилось, что никаких дров вы не продавали, а просто обманули бедную женщину. Вот показания и самой Цили Каплан, и ее мужа, и его сына Абрама, – опять перед подозреваемым ложатся несколько исписанных листочков бумаги.

– Да вы кому верите, господи следователь? Этим жидам? Они наговаривают на меня! – опять пошел фонтан эмоций.

– Во-первых, надо говорить не жиды, а евреи. Во-вторых, они также являются поданными Российской империи и могут рассчитывать на защиту законов нашего государства. Наши законы распространяются на всех. На вас, между прочим, тоже, в том числе и Уложение об уголовных наказаниях. А в нем не сказано, что можно людей какой-либо национальности обманывать, – в голосе следователя послышался металл.

Допрашиваемый немного остыл, поняв, что антисемитскую карту разыграть не получится, и даже опять частично признался:

– Да я хотел им дрова привезти. Потом, через два дня. Помочь же людям надо, приехали из теплых краев, к нашим зимам не привыкшие, вот и хотел заботу проявить.

– Кокунин, неужели вы серьезно думаете, что я в это поверю? – недоумение следователя уже было несколько наигранным, поскольку он успел привыкнуть к небывалой и нелогичной наглости молодого человека.

– А что же не поверить, господин следователь? Неужели два образованных человека не смогут найти общий язык?

– Так ведь не верится. Вы же не привезли эти дрова ни через два дня, ни через неделю. А долг от имени Каплана с Федорова тоже из-за любви к ближнему получили?

– Тоже. Он, Федоров то есть, деньги возьмет и не отдает. Кто голос на него может повысить, тем и отдает. А кто не повысит, тот за ним ходит.

– А Каплан просил вас об этой услуге? В смысле, просил получить долг с Федорова? Только учтите, что очную ставку с ним провести несложно, поэтому говорите правду.

– Нет, не просил, – был вынужден признать Кокунин. – Я по своей воле помочь хотел.

– В это можно было бы поверить, если бы вы в этот же день отдали деньги Каплану. А вы это не сделали. Поэтому здесь также речь идет о мошенничестве. Получается, что за короткий срок вы совершили тройное мошенничество. Доказательства против вас имеются, – следователь кивнул на стопку протоколов допросов.

– Это что же, меня в тюрьму посадят? – недоуменно приоткрыл рот Федор. До последнего он не понимал серьезности своего положения. А тут реально замаячила долгая дорога по знаменитому Владимирскому тракту в северном направлении. Допрашиваемый испугался не на шутку, но, как ни странно, помощь пришла со стороны того, которого меньше всего молодой человек ценил и уважал, – закона, который был озвучен устами Железманова.

– По закону к обвиняемым в мошенничестве обычно до суда применяются меры неуклонения от следствия, не связанные с лишением свободы, а именно: отобрание вида на жительство и подписка об обязательстве являться по вызову следователя, поручительство или залог.

Подозреваемый радостно встрепенулся, правда, следователь несколько охладил его порыв:

– Хотя я бы запер вас в камеру, чтобы новых бед не натворили, – честно признался он.

– Не надо в тюрьму, ваше благородие, – взмолился молодой человек. – Я не сбегу, честное слово.

Неожиданно у подследственного появился защитник. Савельев не сдержался, чтобы не подслушивать за дверью, и когда речь пошла о выборе меры пресечения, то неожиданно появился на пороге:

– Господин следователь, а можно его не отправлять в тюрьму?

– А вам какой интерес в этом? – не понял Петр Андреевич.

– А работать кто будет? Мне что, нового работника искать? Дурак, – последнее было обращено к Кокунину, – обещай следователю, что, если у меня работать будешь, с жалования отдашь деньги потерпевшим хотя бы частично. Господин следователь, какой от него толк, если он в камере казенный хлеб жрать будет! Да тюрьма для него – отдых! А так работать будет, частично убытки покроет.

Логика в словах Савельева была. В деле о мошенничестве желательно компенсировать обманутым имущественный ущерб, а как он его компенсирует, если будет в камере сидеть? Поэтому Петр Андреевич объявил подозреваемому, что берет с него обязательство не отлучаться от места жительства и являться по вызову следователя.

– Спасибо, господин следователь, спасибо, ваше благородие! Дай Бог вам здоровья! – кинулся благодарить Кокунин, а потом неожиданно вылез с просьбой: – Можно, я только на пару дней домой в деревню съезжу? Там в доме отца кое-какие вещи остались. Я их продам и немного денег Каплану верну и Михайлову тоже.

– Ну ты и шустрый малый! – не удержался следователь. – Ты и так у хозяина своего неделю прогулял, а теперь опять на два дня уехать хочешь.

– Да, на два дня можно. Пусть людям деньги вернет, – неожиданно опять проявил либерализм Савельев. В его «доброте» своя логика была: мошенничество работника осложняло отношения с деловым партнером – Михайловым, а если часть денег будет возвращена, то восстанавливать эти отношения будет легче. Да сам Железманов хотел, чтобы хотя бы частично потерпевшим были возмещены их убытки. Правда, он не особо верил в благородные намерения мошенника, но и подозревать его в желании «сделать ноги», как сказал бы облапошенный дважды одесский портной, оснований не было. Лучше понести небольшое наказание за мошенничество, даже с тремя эпизодами, чем оказаться в имперском розыске, скрываться и жить по подложным документам всю жизнь. Поэтому поездка на два дня в отчий дом была разрешена с обязательством явиться к следователю по возвращении в Касимов.

– Только ты особо не задерживайся, два дня и все! И сейчас мне подмогни товар принять, вот-вот привезти должны! – напоследок приказал Савельев своему работнику, поглядывая на часы, которые опять благородно блестели на солнце.

Если с делами о мошенничестве уже становилось что-то ясным, то дело о разбоях на дороге заставляло поломать голову. Железманов начал заниматься проверкой почтовых служащих. Это первое, что мог сделать следователь в данной ситуации. Второе направление розыска – это кредитные бумаги. Следовательно, надо разослать информацию о похищенных финансовых документах. Может, где всплывут. Естественно, о таком тяжком преступлении следователь был обязан сообщить прокурору Рязанского окружного суда.

Реакция прокурора была простая: он поручил следователю по особо важным делам Ивану Васильеву Зазнаеву подключиться к расследованию. Телеграмма об этом вызвала у Петра Андреевича противоречивые чувства. С одной стороны, как и каждый молодой сотрудник, Железманов ревниво относился к возможности отличиться на профессиональной почве. К тому же это опять порождало неприятное копание в душе, а на месте ли он находится? А точное – соответствует ли он, Петр Андреевич Железманов, той высокой миссии, которая на него (с его же согласия) возложена обществом? Может, он зря от государства получает жалование и ничего путного он за эти деньги сделать не может? Может быть, ему надо было выбрать другую профессию?

С другой стороны, этот назначенный следователь никто другой как его хороший друг Зазнаев. Петру всегда нравилось работать в паре со своим старшим и более опытным другом. Тот умел наставлять без лишнего зазнайства (не смотря на фамилию). В тоже время в глубине души Железманов понимал, что дело очень сложное и его личного опыта явно маловато для такого случая. Помощь опытного друга будет не лишней. И Петр Андреевич с энтузиазмом стал готовиться к приезду друга. Была приготовлена раскладная кровать, Прасковья получила распоряжения о праздничном столе.

Встреча друзей была теплой и радостной.

– Я же говорил, что мы обязательно встретимся, даже поработаем вместе! – воскликнул Иван Васильевич, обнимая Петра.

– Ты знаешь, а я даже рад, что дело тебе передается. Все же я ранее с таким не сталкивался, – искренне признался Петр. За пару дней ожидания он более трезво оценил свой опыт и сейчас был рад подмоге.

– Ну, тебе я отсиживаться не дам. Будем опять действовать вместе, – напомнил Зазнаев другу про то время, когда они вместе работали в Рязани.

Пришли на квартиру. Там Прасковья уже хлопотала на кухне, гостя встретила редким для нее подарком – улыбкой.

– Проходите, ваше благородие, мы гостям всегда рады, – закивала она головой. Тимофей встретил гостя с интересом. Он потерся об ноги, внимательно обнюхал саквояж, и даже поздоровался, произнеся во всеуслышание «мяу».

– У, какой зверь у тебя живет! – с восхищением произнес Иван Васильевич, взял животное на руки и начал поглаживать рыжую шерстку. Кот на такую фамильярность не обиделся, наоборот, даже заурчал.

– Его Тимофеем зовут, жуткий прохиндей, между прочим. Не помню случая, чтобы ему не удалось добиться своего, – представил любимца Петр.

– По-моему, ты в нем души не чаешь, – не обманулся такой характеристикой гость.

Как только Иван присел на диван, кот точным прыжком запрыгнул к нему на колени, стал утаптываться и укладываться, высказывая намерение получить максимальное удовольствие. Гость намек понял, стал поглаживать животное по спинке и голове. По комнате поплыло громкое урчание.

– Слушай, там у него внутри никакого мотора нет? – спросил Зазнаев Петра. – Урчит как двигатель внутреннего сгорания.

– Может, и есть. Он иногда так носится, что там, может, у него и два мотора спрятано.

Прасковья позвала к столу. Сегодня она особо расстаралась. Запах борща сводил с ума. Под маслицем соблазнительно поблескивала селедочка, аппетитной горкой возвышались румяные пирожки, на одной тарелочке стройными солдатиками выстроились маринованные огурцы, на другой уютно устроились нежные ломтики ермолаевской ветчины и колбасы: специально для гостя Петр распорядился купить гастрономию в самом шикарном касимовском магазине – купца Ермолова. Рядом в соуснике блестела горчица. Равнодушным к такому столу не остался бы даже самый убежденный аскет. За обедом обсудили разные проблемы, в том числе обсудили закон 1908 года о создании сыскных отделений. Этот закон предусматривал создание специальных подразделений – сыскных отделений, которые будут помогать следователям разыскивать преступников, вести оперативно-разыскную деятельность.

– Конечно, идея создать специализированные подразделения, которые будут помогать нам, следователям, очень актуальна. Нам чаще всего приходится все делать самим, потому что обыкновенно чины полиции страшно загружены указаниями от своего начальства и на наши поручения чаще всего внимания не обращают, – рассуждал Зазнаев. – Такие специализированные подразделения уже давно действуют в Петербурге, Москве, Одессе. Теперь будут практически в каждом крупном городе.

– Да вот только кто в них работать будет? Проблемы ведь не только в том, чтобы выделить специальных чинов полиции, работающих только по поручениям судебных следователей. Вопрос в образовании этих чинов. Мало будет толку, если по образованию сотрудники сыскных отделений мало будут отличаться от всех полицейских чинов.

– Да, это вопрос. Сейчас пытаются создать единую справочную службу о лицах, когда-то судимых, чтобы туда присылали на задержанных и осужденных словесный портрет, дактилоскопическую карту. Так с мест иногда такое приходит! Как тебе нравится такое словесное описание: «слегка беременная» или «глаза у нее курчавые». А вот еще: «волосы темно-белокурые с выдающимся животом»[18 - Данные «перлы» не выдуманы автором, а взяты из одного номеров журнала «Вестник полиции».].

Потом перешли к насущным проблемам – делу о призраках.

– По правде, говоря, я с такими наглецами еще не сталкивался, – признался Железманов. – На моем участке два эпизода и в соседнем уезде было что-то подобное. Грабят с выдумкой: облачаются в белые балахоны. Одну жертву на моем участке оставили в живых, а вот почтовых служащих убили.

– Да, всего на территории губернии четыре эпизода: два в твоем уезде, два в соседнем. Работают по одной схеме: на дорогу бросают небольшое бревно, оно заставляет путника остановиться, чтобы это бревно отбросить, в этот момент появляются две фигуры в белом. Путники замирают от страха, их грабят. Все пострадавшие люди небедные. Среди похищенного деньги, драгоценности, товары. У твоего Уварова забрали шкурки, у соседей купец лишился масла. У него маслобойня. Но среди прочего есть и приметная вещь.

– Да? – оживился Петр.