На своем месте, или Новые приключения следователя Железманова

– А почему? – не удержался от любопытства следователь.

– Если бы я был немножко больной на голову, то я бы подумал, а таки я ему не верю. Если мне сильно жмут карманы, то я бы нашел лучшее применение деньгам, – пояснил молодой человек.

Нашел Железманов и Федорова, с которого ловкий мошенник получил чужие деньги. Василий Федоров действительно производил впечатление недалекого человека. Замученный нуждой, житейским неурядицами (несколько детей при весьма невысоком доходе), он постоянно брал взаймы то у одного, то у другого. Отдавать получалось не всегда, кредиторы стучались в окна постоянно. Кому-то он отдавал быстро, а кого-то начинал водить за нос, постоянно вымаливая новые отсрочки. Во многом это зависело от личности кредитора: более решительным или обаятельным Василий отдавал быстрее, если сам кредитор оказывался недостаточно решительным, то ему свои деньги приходилось ждать дольше. Многие, если не могли сами повысить голос на незадачливого заемщика, то просили знакомых найти подход к Федорову. Поэтому визит обаятельного, но в тоже время решительного Кокунина, потребовавшего чужой долг, был воспринят как должное.

– Разве я знал, что это мошенник? – удивлялся на допросе Федоров.

– Не мешало бы самому было прийти к Каплану и отдать деньги, – резонно заметил Петр.

Железманов был уверен, что быстро найти ему этого талантливого мошенника не удастся. Он побывал в доме, где прохиндей снимал комнату, поговорил с соседями, сам лично съездил в Покровское, поговорил там с людьми, но найти каких-либо зацепок, где искать преступника, ему не удалось. Пока он размышлял, где и как ему можно поискать подозреваемого, на него свалилось еще одно дело.

Следующее утро служебного дня началось опять с вызова на место происшествия. В кабинет стремительно влетел унтер-офицер Рыбников, даже не приложил руку к козырьку, тут же объявил:

– Страшное преступление, ваше благородие! Надо срочно ехать.

– Что случилось?

– Нападение на почтовую карету. Ямщик и сотрудник почты убиты, мешки с корреспонденцией похищены.

– Где это произошло?

– Их на дороге нашли, недалеко от деревни Синец. Убили, возможно, ночью, но дорога ночью пустая, только утром проезжий один на них натолкнулся и сообщил в полицию.

Следователю пришлось срочно покинуть кабинет, заехать за Кауфманом (при осмотре трупов присутствие врача обязательно) и отправиться в дорогу. Конечно, это был не первый его выезд на труп, но все же… Убийства всегда порождали в нем не только злость, но в то же время чувство некоторой растерянности. Не потому, что не знал, как найти убийцу, а потому, что как бы он тщательно ни выполнил свою работу, это не изменит главное – отнятую жизнь уже нельзя вернуть. Если происходит кража, то можно найти украденное имущество или спросить его стоимость с виновного, если происходит драка и нанесены увечья, то с преступника можно стребовать деньги на лечение. А если человек убит, то это исправить нельзя. Даже если они найдут убийцу, даже если его вина получит подтверждение в суде, то для родственников погибшего изменить ничего нельзя.

Картину происшествия удалось сохранить почти без изменения. Только легкий снежок немного внес свои коррективы, а так убитые находились в той же позе, как их обнаружил случайный проезжий. Железманов приступил к осмотру. Тело ямщика свесилось с саней, шапка упала на землю. Мужчина упал на спину, его руки тянулись к земле, а широко открытые глаза смотрели в зимнее небо. На лице застыл испуг.

Молодой следователь по-особенному чувствовал свою ответственность. Он должен найти виновного, это его долг – и служебный, да и просто человеческий. Если он пошел на эту службу, получает за это жалование, то он обязан привлечь к ответственности душегубов. А вот получится ли у него это? Насколько хватит его знаний, профессиональных умений, таланта? Если он не справится, то на своем ли он месте вообще находится? Может, он ошибочно выбрал профессию? Может, ему надо было заниматься чем-то другим? – такие мысли у Петра появлялись время от времени, но это было не столько проявление профессиональной беспомощности, сколько отражение высокого уровня осознания значимости своей профессии для людей.

Работа следователя нужна не государству, а прежде всего – людям. Далеко не каждый, кто выбирал эту профессию в начале двадцатого века, осознавал это. Многих интересовала неплохо оплачиваемая служба по судебному ведомству, а должность судебного следователя рассматривалась как обязательная, пусть не очень приятная ступенька лестницы служебной карьеры, после которой можно будет выхлопотать местечко в окружном суде или в Петербурге в министерстве. Железманов стремился служить именно Закону и обществу, а не просто отрабатывать жалование, дожидаясь возможности перейти на другую, менее хлопотную должность.

Петр Андреевич постарался отключиться от философских мыслей и настроиться на работу. Он подозвал врача:

– Осип Сидорович, насколько я понимаю, ямщик умер от удара по голове чем-то тяжелым, вон на голове запеклась кровь?

– Не спешите, молодой человек, устанавливать причину смерти – моя работа. А ваша – найти того, кто это сделал, – несколько ревниво заметил врач. Однако после осмотра его выводы были аналогичны:

– Били тяжелым острым предметом. Скорее всего, небольшой топорик, удар нанесен с большой силой.

– Спасибо, – поблагодарил следователь и задал вопрос уже всем присутствующим: – Вот только где сотрудник почты?

– А он недалеко лежит, ваше благородие, – пояснил унтер-офицер. – Идемте, я покажу.

В сорока пяти саженях[15 - Сажень – старорусская единица измерения расстояния (приблизительно 2,1 м). «В сорока пяти саженях» – примерно в ста метрах.] от повозки обнаружился труп почтового служащего Беляева. Он упал лицом вниз, на спине на тулупе виднелись два темных пятна – следы от выстрелов.

– Входные отверстия большие. Почти с пятнадцатикопеечную монету, – пояснил подошедший врач.

– Что это значит? – смиренно поинтересовался Железманов, хотя кое-какие догадки у него уже были. Просто не стал лишний раз затрагивать самолюбие Кауфмана. Все же его прямой обязанностью является принимать больных, а не мотаться по трупам. Надо ценить желание помогать следствию почти бескорыстно: казенное вознаграждение за такие исследования нельзя назвать большим.

– Стреляли с большого расстояния. На одежде нет типичных для выстрела в упор следов, можно выстроить предположения о типе оружия. Калибр большой.

– Охотничье ружье?

– Правильно, молодой человек. Самый распространенный вариант, – снисходительно одобрил врач.

Петр Андреевич стал осматривать следы на снегу, стараясь восстановить картину происшествия.

«Преступников опять было двое, только на этот раз они были вооружены: у одного был топорик, у второго ружье. Наверное, вначале погиб извозчик: повозку остановили, ударили ямщика топором по голове, а Беляев кинулся бежать, и тогда в него выстрелили. Хорошо стреляет этот тип, попасть в бегущую мишень в темноте – это надо уметь. Возможно, он занимается охотой. А отпечатки на снегу напоминают те, которые были в случае с Уваровым. Тоже оставлены двумя рослыми людьми. Хотя это не доказательство. Рослых людей не мало», – рассуждал Петр.

И вдруг у него возникло ощущение дежавю: вдоль дороги, буквально рядом, лежало небольшое поваленное деревцо. «Скорее всего, его бросили поперек дороги, чтобы остановить путников, как и в случае с Уваровым», – подумал Петр. Потом он стал осматривать окрестности. Недалеко у дороги, у поваленного дерева, он нашел несколько окурков. Они были очень похожи на те, которые были найдены на месте нападения на Уварова.

«Вот теперь четко ясно, что действовали одни и те же. Где-то, небось, и лошадка была привязана с плохо прибитой подковой», – мелькнуло в мозгу у Петра. Он подозвал унтер-офицера и дал указание:

– Осмотрите все окрестности, может, еще что-то найдете. Особое внимание на следы лошади. Как найдете, зовите.

Сам же следователь приступил к составлению протокола. Через несколько минут раздал радостный возглас унтер-офицера:

– Нашел, я следы нашел!

Следователь бросился на возглас. Около сосны также обнаружились нужные улики: утоптанный снег, на сучке дерева характерные полоски от привязанных поводьев. И опять же Петр Андреевич отметил след косо прибитой подковы.

– Ваше благородие, а почему они привязывают лошадь в одном месте, а сами ждут в другом? – спросил Рыбников.

– Лошадь привязывают дальше, чтобы ее ржанье не выдало засаду на дороге, а сами они занимают пост поближе к дороге. Как знать, может, они не каждую повозку останавливают. Бедные крестьянские сани пропускают. Ждут, когда кто-нибудь на тройке или четверке лошадей поедет[16 - В царской России количество запряженных лошадей обозначало не только состоятельность, но и должностное положение: чиновник мог передвигаться по стране не на своих лошадях, а на тех, которые по специальной бумаге выдавали на почтовой станции. Чем выше был статус чиновника, тем больше лошадей ему было положено.], – пояснил Железманов.

Не было обнаружено самого главного: мешков с корреспонденцией. Но найти их никто и не рассчитывал. Было очевидно, что нападение и убийство двух человек совершено из корыстных мотивов.

– Интересно, а много денег в этих мешках было? – задал еще один вопрос любопытный унтер-офицер.

– Это я в почтовом управлении узнаю. Сколько бы ни было, это не стоит жизни двух человек, – вздохнул Петр Андреевич.

Когда осмотр был вроде бы закончен, обнаружилась еще одна находка. На дороге Петр Андреевич неожиданно чуть не упал: каблук его сапога поскользнулся, увлекая своего хозяина на землю. Восстановив равновесие Железманов нагнулся посмотреть, на чем он поскользнулся. Из снега выглядывала желтая точка. Молодой человек взял веточку, чуть копнул и извлек из снега небольшой желтый шарик. Шарик был из стекла со сквозной дырочкой. Петр Андреевич и все присутствующие с удивлением уставились на необычный предмет, стараясь понять, какое это может иметь отношение к почте или к процессу грабежа. И только через некоторое время до всех дошло, что держат в руках самую обычную бусину.

Носить украшения женщины начали в глубокой древности, на них возлагалась роль оберегов: бусы, серьги, колты, браслеты, подвески должны были не просто украшать свою владелицу, но и защищать от злых духов. И даже когда вера в духов ослабла, украшать себя все равно осталось потребностью женщин, трудно представить представительницу женского пола любого исторического периода, которая была бы абсолютно равнодушна к украшениям. Женщин начала двадцатого века это тоже касалось. У кого хватало денег, те носили украшения из золота и серебра, да еще с драгоценными камнями. Дамы с более скромным доходом довольствовались украшениями из дерева и стекла. Их обязательно не забывали положить к себе в короб коробейники, ходившие по деревням и предлагавшие свой товар. Можно было не сомневаться, что этот товар будет распродан обязательно: украшений, как и масла в каше, много не бывает. Обязательно деревенские модницы все разберут.

Вот только что бусина делала здесь – посредине сельской дороги? Среди грабителей была женщина? В принципе, можно допустить и такое. Хотя следы на месте происшествия были широкие и оставлены явно рослыми людьми. А что, не бывает рослых женщин с большой ступней? «Есть женщины в русских селеньях», – вспомнилось Петру Андреевичу. В конце концов, может, поэтому грабители не разговаривали: голос выдал бы женщину обязательно! А может, это случайная находка? Дорога не такая уж пустынная. Рядом деревня Синец, может, кто ехал и потерял. Только как так получилось, что посредине сельской дороги валяется одна-единственная бусинка? У сельской модницы нитка в бусах лопнула? С чего это вдруг? Ну ладно, это проверить можно. Следователь позвал Рыбникова:

– Бери бусину, езжай в Синец и поспрашивай местных баб: может, кто и опознает свою потерю. Вези владелицу тогда ко мне.

Рыбников кивнул головой и поехал выполнять указание, а сам следователь отправился в почтовое управление, где его встретили взволнованно:

– Как же так, господин следователь? Отродясь у нас такого не было! – сокрушался начальник почтового управления Кириллов.

Железманов понимал эмоции начальника, но ему нужны были факты:

– Что собой представляли почтовые отправления, которые были у вашего сотрудника? Кстати, как его фамилия? – начал он допрос.

– Кузнецов. Павел Кузнецов. А был у него мешок обычной корреспонденции, ну писем обычных. А кроме того, двадцать семь билетов государственного казначейства, посланных из Пронского уездного казначейства, на сумму одна тысяча триста семьдесят девять рублей, денежных документов на сорок девять тысяч триста семьдесят один рубль, посылок на сорок рублей.