Я видел город на заре

Наконец, Даша решила, что утро вечера мудренее и все (кроме дворовой ведьмы, которая осталась ухаживать за больной) разъехались по домам спать. А наутро девушка явилась ни свет не заря в квартирку к Кондратьевне, ведя на поводке Хэма. У обратного оборотня как раз был выходной, и он вызвался помочь, используя свой собачий нюх. Вот уже два часа он бегал по квартире и вынюхивал. А ключом и не пахло! Наконец, устав от напрасных поисков, Хэм встряхнулся, потянулся и преобразился. Даша едва успела достать из пакета и набросить на него футболку.

– Постеснялся бы, – ворчливо сказала Марья Михайловна, – тут две старые женщины, а ты голый, как Аполлон! Не в музее, чай.

Кондратьевна хихикнула в ладошку: по правде сказать, если уж вспоминать античные статуи, голый Хэм напоминал скорее дискобола, только с бородой. Оборотень от обидных слов покраснел и бочком-бочком перебрался в коридор, где уже надел и трусы, и шорты, и… – ну, все, что положено носить в такую жаркую погоду. Оттуда же он и объяснил всем, что ключа в квартире точно нет.

– Выкинула, наверное! – фыркнула Марья Михайловна на Кондратьевну. – Ты, небось, все выкидываешь, ничего не бережешь. Вон вещичек как мало в квартире!

Добрая старушка оглядела свою по-спартански просто обставленную комнату и неожиданно сказала:

– Значит, нет тут ключа. Да и откуда ж ему тут быть, если он ключ с собой унес?

– Кто он? – хором спросили присутствующие.

– Юноша. Сероглазый такой. Обещал вернуться, да вот не вернулся. А я молодая была, разозлилась на него, да и решила: раз он так, то я лучше совсем забуду про него. Вот и забыла.

– Да что за юноша-то? – не утерпела мадам Петухова.

– Не помню, – отрезала Кондратьевна. – Сказала же: забыла.

Стало тесно в маленькой квартирке

– А от забывчивости, – внезапно раздался услужливый голос, – весьма хорошо помогает ромашковый чай с мятой. Очень рекомендую, – и посреди коридора заискрился золотыми искрами голубой портал, откуда, дружелюбно помахивая рукой, вышел Кощей. – Ах, как приятно снова вас всех видеть! Дамы, – он улыбнулся так, словно улыбался каждой даме в отдельности. – Мадемуазель! – он подмигнул Даше. – Мой добрый друг! – он протянул руку Хэму.

– Я вижу, вы опять занялись какой-то загадкой?

– Да вот, хотим замочек открыть, а ключа нет.

– А замочек волшебный?

– Кто знает. Ломать очень не хочется, все-таки вещь.

– Тогда поищите взломщика. Если надо, могу посоветовать. Крайне щепетильный субъект. Можно сказать, Робин Гуд нашего времени. Изымает излишки у богатых и передает беднейшим слоям населения. Кристально честен во всем, что не касается взлома.

Кондратьевна подозрительно посмотрела на Кощея:

– Зачем пожаловал-то? Чай, понадобились зачем-то? – и еле слышно, но довольно внятно добавила. – Ходят тут, ходят, помереть спокойно не дают.

Последнюю реплику, как человек воспитанный, Кощей решил пропустить мимо ушей.

– Да, – сказал он просто, – есть у меня к вам, молодой человек, дельце. Просто никого более подходящего у меня в вашем городе нету. А вам как раз будет интересно. Но разговор, так сказать, секретный, – и увлек Хэма на кухню.

Пока бессмертный маг вкратце посвящал оборотня в требующую разрешения проблему, пока Хэм отнекивался и говорил, что он с незнакомками, тем более, с прекрасными незнакомками, говорить не обучен (тем более, что скажет Даша!), пока Кощей, пожимая плечами, уверял Хэма, что Даша ничего и не узнает, и, более того, что этого ей знать и не надо совсем… В общем, пока все это происходило на кухне, в комнате мадам Петухова решительно взялась за тетрадь. Достав из сумочки какой-то хитрый инструмент, каким пользуются художники, и какие она с тех пор, как увлеклась живописью, постоянно носила с собой (кажется, он называется мастихин), она попыталась сломать замок. Замок не поддался. Дужка, перекрывающая доступ к тетради даже ничуточки не согнулась. Более того, на ее мягком, казалось бы, металле не появилось ни одной царапины.

– Так и есть, заколдована! – обреченно вздохнула мадам Петухова

Кондратьевна слабо кивнула головой.

– Ну, так расколдуй ты ее! – скомандовала Марья Михайловна

– А вот фигушки вам, – сурово ответила старушка. – Сами докопались до тетрадки, сами с ней и разбирайтесь. А мне помирать пора! – решительно откинулась на подушки и закрыла глаза.

Ох, какими же упрямым бывают эти добрые волшебницы на старости лет, ну просто зло берет!

Несколько слов в защиту Кощея

«Фу! – скажет добросердечный читатель. – Фу таким быть, как Кощей! Ему, магу вне категорий, что стоило бы и тетрадку открыть и Кондратьевну излечить? Нет, все-таки не зря говорят, что Кощей – злодей!». И тут я решительно заступлюсь за моего героя. Кощей – не злодей (несколько театрально звучит, не так ли), он просто слишком принципиальный. Во-первых, как я уже говорила, великий колдун не любит давать в долг, и, следовательно, одолжений всяких он делать не любит. Во-вторых, он четко проводит границы между своей историей и историями других сказочных персонажей. И если иногда сказки переплетаются, тщательно следит, чтобы все не запуталось окончательно. Ведь понятно же, что Кондратьевна и тетрадка – это не его квест! А значит, нечего ему и лезть в эти дела. В-третьих, честно говоря, Кощею за долгие годы жизни колдовство несколько поднадоело. Так что уже давненько он старается к чарам прибегать как можно реже, и только в самых экстренных случаях. А этот случай, как вы сами понимаете, экстренным для Кощея не является.

И ведь, в конце концов, он же предложил им познакомиться со Взломщиком! А те пропустили предложение мимо ушей. Впрочем, может, и правильно сделали. Когда старый колдун пытается вас свести со взломщиком, из этого может выйти история, и не просто история, а история с продолжением. На полторы тысячи страниц. А ни мне, ни вам, уважаемый читатель, этого не надо. Особенно мне.

Хотя надо сказать, что с Хэмом он все-таки поступил нехорошо. Вот сидит сейчас мой оборотень и думает: где мне взять эту прекрасную незнакомку? Ну, допустим, я ее найду, и как тогда приступить к делу? Ну, как я спрошу совершенно незнакомую мне женщину, не украла ли она лицо у брата? А она мне возьмет и ответит, что не мое это дело, например. Или просто фыркнет и рассмеется в лицо. И Василия Петухова, известного специалиста по прекрасным незнакомкам, рядом нет. И с Дашей не поговоришь о таком деликатном деле.

Придется действовать самому.

И Кощей еще этот… на прямой вопрос, как ему найти необходимую особу, он подмигнул и ответил: «А вы сразу ее узнаете. Такую, как она, пропустить невозможно. Вы покрутитесь по людным местам, рядом с дорогими заведениями покрутитесь. Она там где-нибудь непременно поблизости будет. И не сомневайтесь!»

Семен Семеныч мается

Котам очень скучно сидеть запертыми в квартире. Даже если эта квартира трехкомнатная. Даже если это не обычные коты, а коты о семи жизнях. Тем более, если это коты о семи жизнях! К тому же в квартире душно. Мадам Петухова боится грозы и все окна позакрывала. Мадам Петухова боится пожара и отключила кондиционер. Мадам Петухова опять с утра насыпала корма и налила воды и убежала к Кондратьевне. А что делать молодому коту? Неужели опять спать?

Так он и вчера спал, и позавчера, и поза-позавчера. А не обернуться ли ему для начала шимпанзе и не открыть ли окно? А не вывернуть ли ему все ящики на кухне? А не обшарить ли ему полочки, не найти ли пакетик семечек, не вскрыть ли его острыми обезьяньими клыками и не высыпать ли все аккуратной кучкой на пол?

А не стать ли ему ненадолго – буквально на десять минут – клестом и не склевать ли все семечки, густо устлав кафель шелухой?

А не превратится ли опять в шимпанзе, не залезть ли на туалетный столик мамы Петуховой, не найти ли чудесные золотистые тени известной французской марки и не выкрасить ли ими лохматые брови и уши? Обнаружив же, что теней больше нет, не потянуться ли к соблазнительной малиновой помаде и не намалевать ли себе рот? Остатками помады не обвести ли контур прелестной обезьяны, что отражается в зеркале?

А не достать ли из шкафа тщательно упакованный выходной костюм папы Петухова, не насыпать ли ему в карманы шелухи от семечек (то-то он обрадуется, когда обнаружит их однажды утром, собираясь на важное совещание) и не повесить ли костюм аккуратненько обратно, стараясь, чтобы никто ничего не заметил?

А не открутить ли все краны на кухне и в ванной, не пустить ли толстой струей воду, не обратиться ли в тигра и не залезть ли в полную ванну, залив водой пол? И, когда раздастся шум поворачиваемых ключей из прихожей, не кинуться ли всей своей тигриной тушей туда, к милой сердцу мадам Петуховой, не поставить ли ей огромные мокрые лапы на плечи и не лизнуть ли розовым языком в лицо (и как раз вовремя, а не то мадам Петухова, обнаружив разор в квартире, немедленно упала бы в обморок).

И вот после всего этого можно уже снова обернуться серым симпатичным котиком и, пожалуй, прилечь поспать.

Я видел город на заре

– Вот, – сказала мадам Петухова, указывая на переноску, в которой смирно сидел Семен Семеныч. – Взяла с собой. Одного его оставлять совершенно невозможно! И как мы соседей не залили, просто чудо! Полночи прибиралась.

Кондратьевна слабо пошевелила рукой и сказала тихим голосом:

– Выпусти кота-то, пусть на воле побудет. Ишь, взяли манеру вольных животин запирать!

В квартире опять было не протолкнуться. Грустный Хэм, который вчера весь день носился по городу в поисках прекрасных незнакомок, и видел немало женщин и девушек прекрасных, видел еще больше женщин и девушек незнакомых, но ни одна из них той самой не оказалась, примостился в углу на шаткой табуретке, принесенной из кухни. Ни разу во время поисков сердце его не ёкнуло, ни разу взгляд его не насторожился, ни разу душа не воспарила. Вернувшись домой поздно вечером, он попробовал было навешать Даше лапши на уши по поводу срочной халтуры на работе, но быстро потерялся, стал мямлить какие-то глупости, вконец потерялся и сознался во всем. Даша выслушала его хладнокровно, так же хладнокровно сказала в ответ «Я так и знала» и наутро отвела его к Кондратьевне и Марье Михайловне, которые уже пили чай (ромашковый с мятой по настоянию дворовой ведьмы), одна сидя за столом, а вторая – сидя в постели с двумя подушками за спиной. Кстати сказать, между этими подушками была припрятана тетрадь в синей бархатной обложке, замок которой сломать не удавалось, а открыть было нельзя за неимением ключа.

Мадам Петухову быстро посвятили в проблему Хэма, и мадам Петухова тут же сказала, что, на ее взгляд, искать прекрасную незнакомку надо где-нибудь на Крестовском острове. В крайнем случае, на Васильевском. В общем, на островах. Обосновать свои предложения она ничем не могла, говорила только, что ей так кажется. И некоторое время все громко спорили. Марья Михайловна, у которой в школе по литературе была пятерка, едко сказала, что незнакомку надо искать в ресторане, расположенном рядом с озером и дачами, и громко и звучно – хоть никто ее не просил – прочитала наизусть все стихотворение Блока. Когда она читала, Семен Семенович, принявший для разнообразия облик гиббона, подкрался к Кондратьевне, всем своим видом показывая, что хочет обнять добрую старушку. И пока та гладила шерстку озорника и приговаривала: «Ты мой малыш!», одним махом вырвал синий альбом из-под подушки и взлетел на старый платяной шкаф. А потом – никто не понял как – раздался «крак», неприступный замок открылся и хитрый Семен Семеныч, довольно скаля мордочку, уже протягивал Хэму вскрытую тетрадь.

Тетрадь, собственно говоря, была пуста. Около ста пожелтевших девственно чистых страниц, и только на самой первой был рисунок пером. Черной тушью нарисован был уголок двора. Старая парадная, густое дерево – то ли липа, то ли ольха, чугунные ворота, и внизу, аккуратным чертежным почерком написано: «Я видел город на заре…»

Кондратьевна вспоминает

– Ох! – вдруг застонала больная старушка, – ох, мамочки!